Филипп Палмер - Ничейный космос
Роб замолкает. Мы были классным дуэтом: рэпер и блюз-мен. Но теперь… теперь… Больше музыки не будет, как не будет с нами Роба. Я рыдаю.
— Вот я дурень, — говорит голограмма Роба. — Нагнал на вас тоску, простите, ребята. Флэнаган, ты как, не обмочился еще?
— Уже! — говорю я, обнаружив, что Роб угадал.
— Думаю зачитать вам напоследок список своих электронных адресов, всех восьмидесяти двух миллионов. — Голограмма ухмыляется (глупо и с какой-то болезненной непринужденностью). — Или, раз уж я мертв, может, кто-то сделает мне виртуальный минет?
Роб начинает расстегивать штаны, потом говорит:
— Черт, что за ерунду я болтаю?! Я еще вас переживу. У меня дела остались.
Голограмма исчезает.
По щекам Аллии катятся слезы.
У меня встает. Я хочу ее — я так сильно хочу эту женщину, а теперь, когда Роб мертв…
Дьявол! О чем я думаю?! Хватит, Флэнаган, немедленно
прекрати!
Аллия подходит ко мне. Обнимаю ее, прижимаю к себе так, чтобы она почувствовала мою эрекцию. В мыслях я беру эту женщину, хотя в реальности сохраняю каменное лицо, запираю сердце в клетку.
Команда затягивает другую похоронную песнь — на этот раз о звездном воине, восставшем против хозяев и ведущем армию в бой за свободу родной планеты. Сердце мое разрывается. В песне воин погибает ужасною смертью. Однако ребята поют замечательно, с душой.
Мне будет не хватать тебя, Роб.
ЛЕНА
Я освобождена от состояния полукомы. Напротив сидит капитан Флэнаган, его команда — поблизости, готова вновь обездвижить меня, если понадобится.
— Как нос? Флэнаган морщится.
— Сломан в одиннадцати местах. Челюсть была разбита вдребезги, — медленно произносит он. — Пока кости не заживут, мне будут дважды в день делать уколы.
Тогда я ударяю его по лицу — да так быстро, что никто ничего не успевает заметить, пока…
— Твою бога душу мать! — орет Флэнаган.
Я улыбаюсь.
Флэнаган краснеет.
— У меня к тебе вопросы, — рычит он.
— Я вколю вам болеутоляющее, кэп, — говорит сухопарая носатая женщина.
— Со мной все хорошо. Лена, мы профессионалы и не собираемся причинять тебе боль. Только хотим получить за тебя выкуп.
Я делаю обманное движение, будто снова хочу ударить Флэнагана, и тот вздрагивает.
— Вы хоть знаете, кто я такая? — говорю я.
— Знаем.
— А знаете, кто вы такие?
— Мы вольнонаемная группа капиталистов.
— Вы отбросы общества. Вы даже не люди.
— Занятно слышать это от тебя.
— Вы даже не животные. Вы — вирус. И я рада, что один из вас погиб. Я напоминаю себе об этом перед сном, чтобы было негрустно засыпать.
— В обмен на твою жизнь мы требуем триллион галактических кредитов плюс флот боевых кораблей и собственный сектор обитаемого космоса.
Я теряю дар речи.
— Никто вам этого не даст, — произношу я наконец уже спокойным голосом.
— Гедир — состоятельный человек.
— Но платить он не станет
— Тогда ты умрешь.
— Умру, потому что Гедир не заплатит. У него правило: не вести переговоров с похитителями.
— В твоем случае он сделает исключение.
— Вы сильно удивитесь, но такого не будет. — Я добавляю к словам язвительную усмешку.
Лена, замолчи. Ты только даешь им повод убить тебя.
— А вы знаете, сколько лет Гедиру? — насмешливо спрашиваю я.
— Ему что-то около… ста?
— Ему двести десять лет. У него было восемнадцать жен, десятки наложниц и бесчисленные любовницы. Догадайтесь, сколько у него детей.
Флэнаган молча смотри на меня. Он смущен.
— Детьми Гедира можно населить целую страну. Он похотлив, плодовит и стар. Зачем ему рисковать всем ради меня — одного отпрыска среди тысяч других?
— По-вашему, нам лучше вас убить?
— По-моему, вам лучше меня отпустить. Гедир за меня не заплатит, но заплатят мои люди — миллион кредитов обещаю.
— Нет, нам заплатит Гедир.
— Его деньги ничем не отличаются от моих.
— Тут дело… в политике.
Я разражаюсь диким смехом. Затем спрашиваю недоуменно:
— Какая еще политика?
— Мы демократы и противостоим всему, что представляет Гедир.
— Это смешно.
— Нет, мы знаем, что у Гедира к вам слабость. Знаем, что он заплатит вдесятеро больше, чем мы за вас потребуем, потому что обязательно захочет вернуть вас. Мы знаем, кого захватили, Лена, знаем, насколько вы ценны.
Чтоб у тебя язык отвалился.
— О чем это вы?
Флэнаган смотрит на меня, безуспешно пытаясь скрыть тот факт, что его возбуждает мое молодое тело — упругие груди, роскошные черные волосы, безупречная фигура.
— А вы молодец, Лена. Молодец. Хорошо держитесь.
— Давайте закроем тему.
— Согласен, Гедир не станет платить выкуп за дочь. Мы прежде пытались — одиннадцать раз. И Гедир отказывал нам — мы убили одиннадцать его дочерей, а он даже бровью не повел.
— Убили одиннадцать его дочерей?
— Мы пираты, Лена: грабить, убивать — наше основное занятие. Да, у нас есть идеалы, нам ненавистен Гедир и его империя зла, но правде, мать ее так, нужно смотреть в лицо: мы плохие парни.
Лена, я ведь тебя предупреждал.
— Меня-то вы не убьете? Не убьете? Меня? — Я чувствую, как во мне вздымается волна паники. — Ведь нет?
Флэнаган смотрит на меня холодным немигающим взглядом.
Я прыгаю, но Флэнаган оказывается проворней — струя спрея застигает меня в полете, и я с треском падаю на пол. Кто-то поднимает меня и усаживает обратно на койку.
— В…ы…н…е… — Предложение закончить не удается, и меня наполняет отчаяние. Язык как свинцом налит, руки безвольно повисли вдоль тела. Каждый вздох — будто крушение самолета.
— Мы убьем вас, если потребуется. Если Гедир не заплатит, начнем вас пытать: сначала отрежем по одной все конечности, затем поместим вас в чан с кипящим маслом и будем варить, пока с вас не слезет кожа. Пытки продлятся пока от вас не останется только мозг. А если Гедир и тогда не заплатит, мы убьем и сам мозг.
— Я…
— Он заплатит, Лена. Мы много лет изучали характер Гедира и знаем: он сделает все, чтобы вернуть вас в целости и сохранности. Ни к одной из множества любовниц Гедир не испытывает ничего, кроме презрения. Четыре тысячи сыновей для него ничего не значат. Если у него на глазах попытаются изнасиловать или покалечить одну из его пяти тысяч дочек, он палец о палец не ударит. У Гедира нет друзей, ему не о ком заботиться, кроме вас, Лена. Вы для него особенная.
Ну разумеется, они все знают.
— Ведь вы не его дочь, Лена, так? Вы не такая молодая и наивная, какой пытаетесь казаться. Вы старше меня, старше самого Гедира. Вам около тысячи лет. Вы, Лена, нечто большее, чем просто человек — вы последний реликт давно минувших времен, старейшая из живущих ныне людей. Вы та, кого называют Забар, — основательница династии Гедира.
— Д…а… — отвечаю я.
— Забар, Гедир заплатит за вас выкуп — не потому, что вы его дочь, но потому, что вы его мать.
Я больше не пытаюсь выжать из себя хоть слово — просто позволяю глазам зажечься триумфом.
— Пэ-пэ-цэ, — выдыхает ребенок по имени Джейми. — А она о-ха-эр-е-эн-эн-о хорошо выглядит для своих лет.
И он прав!
ФЛЭНАГАН
— Давай говорить «ха-эн» и «пэ-эн», — предлагает Джейми. — Обозначим так «хорошие новости» и «плохие новости».
— А лучше так, шпендос: «Ты дэ-эр-о-че-и-эл-а», — отвечаю я, потирая кончик носа большим пальцем. В Галактике этот жест означает «Избавьте меня от этого психа!».
Джейми хихикает. Все бы ему в игры играть.
— Ха-эн, — говорю я, — заключается в том, что ситуация — хуже некуда. Мы вляпались в такое глубокое дерьмо, что глубже просто быть не может.
— А пэ-эн?
— Пох-ххоже, я влюбилссся-а.
— Отвали от заложницы, — кричу я на животное.
— Кэп, возможно, вам с-ссстоит на это вз-зззглянуть, — докладывает Алби.
— Выведи изображение на экран.
Экран у нас трехмерный, сенсюрраунд, полукруглый — огибает переднюю половину мостика. Мне кажется, что мостик — на самом деле кинотеатр.
Но оно себя оправдывает. Изображение полностью занимает поле моего зрения: военный корабль за военным кораблем, за военным кораблем… Боевой флот Корпорации. Они послали против нас целый, мать его так, боевой флот!
— Вот это я называю чрезмерной реакцией, — говорит Аллия.
— Мы же знали, что так случится.
Кэлен покинула напичканный компьютерами двигательный отсек и сейчас кружит по мостику с пугающей, похожей на кошачью, грацией и хладнокровием.
Что я сделал не так? Где просчитался?
— Кэлен, за нами выслали флот, — говорю я и слышу дрожь в собственном голосе, будто вот-вот заплачу. Дьявол, это Кэлен на меня так действует. Только что я был уверенным в себе капитаном, непробиваемым как скала, а сейчас похож на сопляка-шестилетку.
