Григорий Неделько - Неомифы (сборник)
Кирсти толкнула незапертую дверь и ворвалась в холл, а может, гостиную, совершив третью ошибку: с первого же взгляда стало понятно – здесь давно никто не живет. Однако возвращаться поздно, и, в глубине души понимая, что это далеко не лучшее решение, Кирсти побежала вверх по лестнице.
На середине второго пролета каблук застрял в рассохшейся деревянной ступеньке: тщетно пытаясь вытащить шпильку из щели, перепуганная девушка прислушивалась к тому, что творится на улице. Ей чудился пьяный хохот преследователей.
«Господи, – промелькнуло в голове, – если ты существуешь, пожалуйста, сделай так, чтобы это кончилось! Я буду очень-очень хорошей, только пусть все окажется в прошлом!»
Что-то звонко щелкнуло, вокруг потемнело.
Кирсти открыла глаза: она лежала в собственной постели. Последним, что девушка помнила, был неяркий голубоватый свет в странном пустом доме. Кажется, за ней гнались какие-то хулиганы… она вбежала в здание… А вот что потом? И как Кирсти попала к себе? В памяти образовался солидный провал.
Зазвонил телефон.
– Малышка, – раздался в трубке голос Дона, – ты в порядке?
– Я… да, в порядке. А в чем дело?
– Ты не пришла на занятия.
– А который час?
– Уже половина двенадцатого.
– Ой, кажется, проспала! Дон, послушай, мне приснился такой кошмар!..
– Это немыслимо. – Теперь уже процессоры Первого кипели так, будто вот-вот взорвутся. – Почему вы позволяете себе вмешиваться в ход эксперимента?
– Девушка была напугана.
– Она недостаточно четко сформулировала ментальный запрос. Тем не менее, вы самостоятельно активировали две ступени и отправили ее на двенадцать часов в будущее.
– Но подопытная думала, что ее преследуют.
– Ее никто не преследовал, и вам это прекрасно известно. Ничего бы с молодой особой не случилось: как показывают системы наблюдения, следовавшие за ней мужчины не стали входить в дом. Вам нудно стоило бы внести изменения в программу проекта, а вместо этого вы занимаетесь ненужной благотворительностью по отношению к низшей расе.
– Но в данном случае представителем этой расы выступало слабое существо женского пола – не оказать ей помощь негуманно.
– Вы, бесспорно, талантливый инженер, и я ценю ваш вклад в разработку проекта, но ваши понятия о гуманизме в настоящем случае нарушают чистоту эксперимента. Поэтому я перевожу вас с уровня доступа двадцать на трёхсотый. Проведение эксперимента отныне находится под моим личным контролем.
Если бы экс-Двадцатый мог испытывать чувства, доступные низшей, человеческой, расе, он бы разозлился, закричал или даже швырнул в Первого чем-нибудь тяжелым. Однако эмоциональные способности существ вроде него ограниченны, и экс-Двадцатого не посетила мысль совершить действие, которое повлекло бы за собой разрушение функционала Первого.
– Слушай, Джек, а ты когда-нибудь бывал в заброшенном доме?
– Не-эт.
– А хотел бы побывать? Тут неподалеку есть один: ма и па говорили, там давно никто не живет.
– Но, Тим, ты же знаешь, если нас предки засекут, нам влетит… ой, как нам влетит!
– А откуда они узнают? Если только ты проболтаешься.
– Я-а-а?! Да ни за что!
– Тогда пошли!..
Мальчишки побродили по пустынному, заросшему травой дворику, залезли на крышу сарайчика в глубине двора, а потом решили исследовать дом. Страшно не было: во всякую чертовщину, нежить и нечисть они не верили, а бездомные (которых в городе насчитывалось немного) вряд ли оставались в доме днем – если они и приходили сюда, то лишь ночевать.
Полазив по всем трем этажам, Джек и Тим вернулись в большую гостиную (или холл), чтобы поиграть в мяч. Места в комнате хватало, мальчишки разрезвились и начали швырять друг другу два мяча одновременно. Если делать это с умом, велик шанс, что соперник, бросающий в тот же самый момент свой мячик, не сумеет поймать твой и, следовательно, проиграет. Именно в такой миг мяч Джека, который проворонил Тим, отскочил от пола и провалился в щель у основания центральной лестницы.
– Всё ты, криворукий, виноват! – вспылил Джек. Понятное дело, мячик не радиоуправляемая машинка, но этот был любимым: его подарил обожаемый старший брат перед отъездом в университет.
Даже если в глубине души Тим и считал себя «криворуким», вслух не признавался. Потому приятели поругались, чуть ли не подрались, после чего помирились и отправились искать вход в подвал, куда угодил мяч.
Дверь, ведущая вниз (логично предположить, что именно в подвал), обнаружилась в самом дальнем углу кладовки. Открыв ее и увидев, что за порогом темным-темно, мальчишки напугались. А из глубины к тому же тянуло сыростью и плесенью.
– У тебя фонарик есть? – дрожащим голосом поинтересовался Джек.
– Не-а. А у тебя?
– И у меня нет. Что будем делать?
– Есть спички. Давай возьмем какую-нибудь доску и подожжем.
– А вдруг пожар устроим?
– Это из-за одной-то деревяшки? Да не смеши меня!
Нужная доска нашлась здесь же: мальчишки просто-напросто выломали ее из старого встроенного шкафа. Большая, длинная и подгнившая только с одного конца, она вполне годилась на роль факела. Джек с Тимом подожгли тот её конец, что пощадило время. Взявшись за руки, мальчики осторожно спускались в подвал. Пламя импровизированного факела отбрасывало на стены причудливые тени, ступеньки под ногами скрипели.
– Прикольно. Как в фильмах ужасов, – сказал Джек. Голос его на узкой лестнице прозвучал непривычно глухо. – Слушай, а вдруг внизу что-нибудь страшное?
– Что, например? – Приятель боялся не меньше, но старался этого не показывать, ведь был на целый месяц старше – недавно Тиму исполнилось семь.
– Ну… скелет, например, – предположил Джек.
– Ты еще скажи, свежий труп или маньяк с ножом. – Тим хихикнул, чтобы разрядить обстановку, но его смех отразился от стен таким странным, потусторонним подвыванием, что мальчишки на несколько секунд замерли.
– А если там привидение? – спросил Джек, когда они наконец двинулись дальше.
– Ты что! Привидений не бывает. А если бы и были, водиться они должны не в подвале, а в хозяйской спальне. Да и днем призраки не показываются.
– Точно, забыл… Слушай, Тим, как думаешь, только нам тут страшно? А мой брат или, к примеру, наши родители – они бы тоже напугались?
– Ну, твой брат крутой, он ничего не боится. Да и родители: они ж не верят в привидений и скелетов в подвале. Наверное, и мы бы не испугались, если б были большими.
– А ты бы хотел стать большим?
– Не-а… У взрослых проблем много: сначала учись до опупения, потом работай, как конь, потом детей рожай и воспитывай. Да и взрослым я все равно стану когда-нибудь. Мне вот хотелось бы посмотреть, что происходило в мире, когда я не родился. Ну, лет тридцать назад.
– Крутая идея! Вот бы нам сейчас попасть ровно на тридцать лет в прошлое, как в том фильме.
Что-то звонко щелкнуло, вокруг потемнело.
В пустом доме на лестнице, ведущей в подвал, остался лежать горящий «факел»: пламя с него потихоньку перебиралось на ступеньку, которая уже начинала потрескивать.
Умей сидящий за мониторами экс-Двадцатый испытывать злорадство, он бы его, несомненно, испытал. В программу изначально не была заложена опция корректировки матриц вероятных реальностей при переброске в прошлое, превышающее по срокам физический возраст объекта. Тщательное изучение психологии и менталитета низшей расы, проведенное перед началом эксперимента, показало, что люди в большинстве своем стремятся попасть или в ближайшее прошлое, чтобы изменить его, или в будущее – руководствуясь свойственным данной расе любопытством. Кроме того, психологию детей никто отдельно не изучал: не предвиделось ситуации, в которой они решатся проникнуть в чужой дом.
Итак, умей экс-Двадцатый испытывать злорадство, он бы его испытал. Однако сейчас одолевали более серьезные мысли. Не говоря уж о том, что Первому придется объясняться с Комиссией по Парадоксам и неким образом отыскивать попавших в слишком далекое прошлое малышей (причем абсолютно непонятно, возможно ли вообще их отыскать, и если «да», то в какой физической форме). Дальнейшее функционирование проекта оказалось под угрозой: пожар в незаселённом доме привлечет внимание аборигенов только тогда, когда пламя охватит всё здание и спасать технику будет поздно. Единственное, что экс-Двадцатому по силам предпринять в нынешней ситуации, – это нажать кнопку аварийной сигнализации, код пятьсот пятьдесят. Что он и сделал.
Его звали Симмонс. То есть для здешних жителей он был Симмонсом, хотя на самом деле носил другое имя. Вернее, не имя даже, а наименование. Набор цифр, который знали лишь те из его расы, кто обладал еще более высоким уровнем доступа к секретным сведениям, чем он сам. Секретность являлась смыслом и квинтэссенцией существования Симмонса: он оказывался по велению высших сил (не богов, но очень влиятельных индивидуумов) там, где необходимо, делал, что требовалось – быстро и четко, – и не менее стремительно исчезал, не оставляя после себя никаких улик. За свою карьеру, продолжительность которой также держалась в тайне, он не единожды спасал правительство родного мира из безвыходных положений. Даже разумным гусеницам из Туманности Андромеды не хватило бы конечностей, чтобы подсчитать число проведенных им операций. Симмонс никогда не допускал ошибок. Симмонс никогда не волновался. Симмонсу было неведомо слово «невозможно». Именно поэтому его избрали для выполнения сложнейшей и крайне важной задачи. Разобраться с возникшими трудностями агенту поручил экс-Двадцатый, ныне откликавшийся на числительное Трехсотый. Тот рассчитывал, что после удачной операции будет восстановлен на должности главного инженера. Симмонс же воспринял это просто как очередное задание.
