Александр Зорич - Звездопроходцы
— Не ёрничай, — устало произнес Надежин. — Да, всё это я тебе говорил не далее как сорок часов тому назад. Но теперь ситуация кардинально изменилась.
— Поставить судьбу всей экспедиции под удар из-за одной-единственной картинки невесть от кого и к тому же не подлежащей однозначной трактовке? В одночасье менять свои приказы на прямо противоположные — это пристало тому, кто увенчан лаврами отца-командира?
— Я понимаю тебя, — вздохнул Надежин. — Но своего решения не изменю. Характер полученного послания — а оно в миллион крат информативнее, нежели любые другие сигналы и вроде бы сообщения, когда-либо полученные нами из глубин космоса, ты и сам уже мог в этом убедиться — дает мне основания совершить именно те действия, которые ты сейчас пытаешься опротестовать. Там, на Сильване… там истина, Гена. Или, во всяком случае, часть ее. Я в этом сейчас абсолютно уверен.
Он сделал паузу, наверное, ожидая ответных слов коллеги. Но их не последовало. Панкратов молчал.
— Что ж, Геннадий Андреевич, — голос Надежина был ровен и бесстрастен. — Коль скоро единодушия у нас с тобой пока нет, возвратимся на время в рамки сугубо уставных взаимоотношений. Идет?
— Я готов, Петр Алексеевич, — твердо сказал Панкратов. К счастью, его видеоканал был отключен, и Надежин не мог видеть, как он страшно побледнел в эту минуту. — Какие будут указания?
— В ближайший час ты получишь соответствующий информационный пакет, — ответил Надежин. — Он будет содержать схему основных действий и маршрута дальнейшего движения «Восхода». Разумеется, в общих чертах. Детали возлагаю на тебя, Геннадий Андреевич. Не сомневаюсь, что ты их оперативно проработаешь и реализуешь максимально эффективно. Следующий сеанс командирской спецсвязи — по расписанию, через двадцать четыре часа. Конец связи.
— Конец, — пробормотал Панкратов и устало откинулся в капитанском кресле.
Он сейчас чувствовал опустошение в душе и одновременно — странную легкость, даже облегчение. С этой минуты вся ответственность за дальнейший полет обоих кораблей лежала уже не на нем. Его удел — разве что мелкие детали, которые ему отныне следует прорабатывать и реализовать.
— Максимально эффективно, — процедил он сквозь зубы и вслед за тем жестко припечатал к столу большую сильную ладонь. — Всенепременно… Будь сде, царь-батюшка.
Он откинул кресло назад еще дальше. Перед глазами Панкратова был только подволок отсека, без единого изъяна и даже пылинки. Идеально чистый, стерильный и оттого кажущийся таким близким подволок.
— Что ж, отныне ты — надежа-государь, Петя, — прошептал он, почти физически представляя, как стальной лист начинает опускаться, вдавливая его голову в плечи, тело — в кресло, а кресло — в такую же стерильную, искусственно-безжизненную палубу, как и все здесь вокруг. — Теперь в твоих и только твоих руках истина, как ты выражаешься. Тогда в добрый час, Петя. Смотри только, не подавись этой своей истиной, дружок. Иногда, знаешь ли, для этого вполне достаточно и одного крохотного кусочка.
Глава 2. Надежин. Есть контакт!
Апрель, 2161 г.
Флагман Четвертой Межзвездной Экспедиции МКК-5 «Звезда»
Район планеты Сильвана, система звезды Вольф 359
В знаменитой застольной песне русских космонавтов «Когда не хочешь водки», авторство слов которой молва приписывает самому Басу — Генеральному Конструктору наших кораблей Леониду Владимировичу Басистову — есть такие строки:
— И пусть кипят пионы — не надо громких фраз.
Расплавленные дюзы пускай вывозят нас!
Мы с Генкой Панкратовым не раз певали ее за рюмкой чая, потому что это — честная песня, правильная и единственная в своем роде.
Вот так и «Звезда», одна-одинешенька, упрямо перла к Сильване со скоростью четыреста километров в секунду. По меркам межзвездного полета это, конечно, весьма скромно. Но внутри планетной системы, тем более такой маленькой как у Вольфа 359, мчаться с такой скоростью — и удаль, и серьезный риск. Но медленней было нельзя — с каждым часом Сильвана подходила к красной звезде всё ближе, и всё меньше времени оставалось у нас для исследований.
По заветам Эдика Изюмцева мы стравили спекуляр за борт.
Затем бригады по пять человек каждая, в три смены, то есть непрерывно, день за днем, ночь за ночью, занялись демонтажом насосов спекуляра. Оставляли только по одному на щит — чтобы было чем закачать абляционное рабочее тело в будущем.
Наш Рубикон мы пересекли буднично.
Мое решение гнаться за Сильваной само по себе еще не отсекало «Звезду» от возможности возвращения домой, на Землю.
Но когда куски двух первых спекуляр-насосов покинули воздушный шлюз и, кувыркаясь, полетели в радиант созвездия Льва — это и был наш Рубикон. Ведь отныне «Звезда» уже ни при каких условиях не могла на субсветовой скорости самостоятельно преодолеть расстояние между системами Вольф 359 и Солнечной.
Радиопередача с Сильваны повторилась еще дважды. Интервалы времени, разделявшие трансляции (примерно 28 часов), и дополнительные замеры, проведенные нашими спецами — Вадимом Полюшкиным и радиофизиком Димитром Пейчевым — позволили установить, что сигнал идет с некоего объекта, находящегося на высокой орбите Сильваны.
Причем объект этот ведет трансляцию только из одного, строго определенного сегмента орбиты. Каковой сегмент, заметим, будучи спроецирован на поверхность Сильваны, давал центр громадного океана побольше земного Тихого. (По этой причине наш геолог, Светлана Руцкая, в шутку назвала океан Тишайшим.)
Мы немедленно ориентировали ближайшую станцию «Феникс» (напомню, что еще два «Феникса» с борта «Восхода» тоже двигались к Сильване, но с существенным отставанием в миллионы километров) на слежение за Абонентом-1.
Увы, объект оказался неконтрастен. Как в оптическом, так и в радиолокационном диапазоне. Настолько неконтрастен, что сразу же возникали мысли о космическом камуфляже, радиопоглощающих покрытиях и прочих военных ухищрениях.
Поэтому на снимках, переданных «Фениксом», разглядеть удалось немногое.
Борис Багрий высказал предположение, что мы имеем дело с небольшим естественным спутником вроде Деймоса, поверхность которого покрыта чем-то вроде графитовой сажи.
Вершинин посчитал, что перед нами крупная орбитальная станция.
Димитр Пейчев предложил самое экономное решение загадки: по орбите летает заурядный беспилотный ретранслятор, а передача ведется из Тишайшего океана узким лучом с полностью подавленными боковыми лепестками направленности, из-за чего мы первоисточник передачи и не можем засечь.
Как бы там ни было, на следующие сутки наша станция «Феникс» вдруг перестала выходить на связь.
Внушительное расстояние не позволяло наблюдать ее удовлетворительно в оптические телескопы, так что Вершинин с Багрием разглядеть в расчетной точке попросту ничего не смогли…
После внезапной и загадочной потери «Феникса» ко мне пришел Камалов. Он был бесконечно серьезен.
— Петр Алексеевич, из сегодняшнего ЧП мы должны сделать самые спешные и самые серьезные выводы.
— Вы про «Феникс»?
— Именно так. Прошу вас немедленно провести мероприятия, предусмотренные Параграфом 17 Экстренного Протокола.
— Вы предлагаете мне считать, что против нас был произведен акт агрессии и ввести первую степень боевой готовности? На основании того, что произошел отказ оборудования на борту беспилотной межпланетной станции?
— Я предлагаю вам считать, что беспилотная межпланетная станция уничтожена. Предположительно сильванцами. Либо представителями некой третьей стороны. В любом случае, первая степень боевой готовности крайне желательна.
Я постучал пальцами по столешнице.
«Все они параноики… — Подумал я. — Там, в камаловской конторе… Но с другой стороны…»
— Согласен с вами, Давлат Наилевич. Заодно и ребята развлекутся.
В ответ Камалов дежурно улыбнулся.
* * *«Ребят» у нас было пятеро: ЗКК, ПП, ВП, АГ, ПО.
Или, выражаясь человеческим языком:
— заместитель командира корабля Сергей Чепцов;
— первый пилот Алексей Жиздрин;
— второй пилот Анастасия Крылатская;
— астрогатор (штурман) Павел Марков;
— пилот-оператор Ярослав Коробко.
Ну а шестым был я, но это как бы само собой разумеется.
Вшестером мы составляли ОЛС МКК — основной летный состав межзвездного космического корабля. Мы и только мы имели достаточный уровень летной и общей боевой подготовки для того, чтобы при необходимости вести маневренные бои в космосе.
По Параграфу 17 мы должны были привести в полную боевую готовность ракетопланы проекта «Барк-2», имевшиеся на борту корабля — «Лебедь» и «Альбатрос».
