Пол Андерсон - Миры Пола Андерсона. Том 19
Коффин взял себя в руки. Закон потерял бы силу, если бы, например, в нас ударил большой метеорит. А послание с Земли гораздо опаснее. Поэтому не волнуйся о том, кто что подумает.
Карамчанд вернулся, отдал честь и, запыхавшись, отрапортовал:
— Мисс Зелены примет вас, капитан. Сюда, пожалуйста.
— Благодарю.
Коффин Проследовал к главному люку. Ключи от него были только у женщин, но сейчас дверь стояла нараспашку. Коффин с такой силой протиснулся в нее, что пролетел до противоположной стены и отскочил рикошетом.
Тереза засмеялась. Закрыла дверь, заперла ее на ключ.
— Исключительно ради спокойствия экипажа, — сказала она. — Бедняжки мужчины с их благими намерениями! Добро пожаловать, капитан.
Он с опаской обернулся к ней. Мешковатый балахон, слава Богу, по-прежнему скрывал фигуру, но маску она сняла. Красавицей ее не назовешь, подумал Коффин: курносая, с квадратной челюстью, почти уже старая дева. Но улыбка приятная.
— Я… — он не находил слов.
— Идите за мной. — Она повела его по короткому коридору, хватаясь руками за скобы. — Я предупредила девушек, чтобы не высовывались, так что не бойтесь.
В конце коридора был отгороженный переборкой отсек. Взять с собой на корабль можно было не так уж много вещей, но Терезе удалось придать отсеку индивидуальность с помощью картин, микроплейера, томиков Шекспира и Анкера. У нее были записи Баха, Бетховена и Рихарда Штрауса — музыки, в которой вечно открываешь что-то новое. Тереза, придерживаясь за опору, кивнула, внезапно посерьезнев:
— Зачем вы хотели меня видеть, капитан?
Коффин обнял опору согнутой рукой и уставился на свои ладони. Пальцы напряженно прижались друг к другу.
— Хотел бы я дать вам четкий ответ, — сказал он вполголоса, с трудом выговаривая слова. — Я никогда не сталкивался с подобной проблемой. Если бы дело касалось только мужчин, думаю, я бы справился. Но с нами женщины… и дети.
— И вы хотите услышать женскую точку зрения. Вы мудрее, чем я думала. Но почему вы выбрали меня?
Он заставил себя посмотреть ей в глаза.
— Вы показались мне самой разумной из всех бодрствующих женщин.
— Серьезно? — Она засмеялась. — Благодарю за комплимент, но неужели обязательно преподносить его таким суровым торжественным тоном да еще буравить меня глазами насквозь? Расслабьтесь, капитан. — Она вскинула голову, разглядывая его. — У меня тоже есть к вам вопрос. Некоторые девушки никак не могут понять этот фокус с критической точкой. Я пыталась объяснить, но я всего лишь дипломированная медицинская сестра и не сильна в математике, так что, боюсь, я только окончательно задурила им головы. Вы в состоянии объяснить суть вопроса в двух словах?
— Вы имеете в виду точку равновременья?
— Точку невозвращенья, как у нас ее называют.
— Ерунда! Это просто… Ну хорошо, слушайте. В общем, мы стартовали от Солнца с ускорением в одну силу тяжести. Быстрее разогнаться мы не осмелились, хотя и могли, потому что многие детали оборудования на корабле сделаны из легких сплавов в целях уменьшения массы. Морозильные камеры, например, развалились бы и люди, спящие в них, погибли, стоило нам только увеличить ускорение до полутора g. Ну вот, значит. Максимальной скорости мы достигли через 180 дней и за это время преодолели расстояние чуть меньше полутора световых месяцев. Теперь мы проведем почти сорок лет в свободном падении. (Сорок лет по космическому времени. Благодаря парадоксу временной относительности на корабле пройдет тридцать пять лет. Но это неважно.) В конце путешествия мы будем сбрасывать ускорение по одному g в течение 180 дней и пролетим последние полтора световых месяца до эпсилона Эридана, а затем войдем в пределы Солнечной системы на относительно низкой скорости. Наша межзвездная орбита была тщательно рассчитана, но неизбежные ошибки могут достигнуть многих астрономических единиц. К тому же нам придется маневрировать, выводить корабли на орбиту вокруг Рустама, посылать туда и обратно челночные ракеты. Поэтому мы везем с собой запас реактивной массы, который позволит нам изменить скорость приблизительно до 1000 километров в секунду.
А теперь представьте, что мы решили повернуть назад сразу по достижении максимальной скорости. Сбрасывать ускорение мы все равно сможем только в пределах одного Значит, мы проторчим в космосе год и удалимся от Солнца почти на четверть светового года, пока достигнем относительного покоя и сможем тронуться в обратный путь. Чтобы пройти эти три световых месяца со скоростью 1000 километров в секунду, понадобится примерно 72 года. А на все путешествие до Рустама и обратно с годовой стоянкой на планете уйдет около 82 лет!
Ясно, что, когда критическая точка будет пройдена, вернуться домой можно будет быстрее, если придерживаться первоначального курса. Этот переломный момент наступит в нашем случае через восемь месяцев после начала свободного падения, или через четырнадцать месяцев после старта. Нам осталось до него два месяца. Если мы повернем назад прямо сейчас, нам все равно придется добираться до Земли лет этак 76. Каждый день ожидания прибавляет к обратному пути месяцы. Неудивительно, что людям не терпится!
— Понимаю, — сказала она. — Желающие вернуться боятся, что упустят время и их родная Земля ускользнет в небытие, изменится до неузнаваемости. Но неужели они не понимают, что это уже произошло?
— Наверное, они боятся понять, — сказал Коффин.
— Вы продолжаете удивлять меня, капитан, — сказала Тереза со своей привычной полуусмешкой. — Вы, оказывается, не лишены обыкновенного человеческого сострадания!
Ты и сама не лишена его, отстранений подумал Коффин каким-то уголком сознания. Ты специально заставила меня прочесть лекцию, наполненную сухими цифрами, чтобы помочь мне преодолеть неловкость. Но он ничего не имел против. Теперь он спокойно чувствовал себя с ней наедине и разговаривал как с другом.
— Меня поражает сам факт, — сказал он, — что вообще нашлись желающие повернуть назад, не говоря уже о том, как много их оказалось. Ведь мы сэкономим максимум семь лет, даже если повернем немедленно. Почему бы просто не долететь до Рустама и там уже решить, что делать?
— По-моему, это невозможно, — сказала Тереза. — Видите ли, ни один нормальный человек не жаждет быть пионером. Разведчиком — да; первопоселенцем в новой богатой стране с известными и ограниченными трудностями — да; но не безумным игроком, рискующим своими детьми и будущим всего своего рода. Проект колонизации был вынужденным результатом неразрешимого конфликта на Земле. Если конфликт исчерпан…
— Но… Вы и Локабер… Вы сами сказали, что он не исчерпан. Что в лучшем случае Земля дает вам передышку.
— И все же людям хочется верить в обратное, так ведь?
— Хорошо, — сказал Коффин. — Но некоторые из колонистов, пребывающих ныне в анабиозе, безусловно согласились бы с вами и проголосовали за продолжение полета. Почему бы не доставить их на Рустам? Это было бы только справедливо. А желающие вернуться смогут отправиться вместе с флотилией.
— Как бы не так! — Она покачала головой, и короткие пряди волос рассыпались легкимвьжшнами, а свет заиграл в них отблесками цвета красного дерева. — Я изучила ваши отчеты. Горсточка людей не выживет на Рустаме. Три тысячи — необходимый минимум. Решение должно быть единодушным, каким бы оно ни было.
— Я надеялся избежать подобного вывода, — проговорил он устало, — но, похоже, не вышло. О'кей. Почему они не хотят взглянуть на Рустам; а тогда уже голосовать? Трусы должны понимать, что за ними большинство. Они могут себе позволить честную игру.
— Нет. И я скажу вам почему, капитан. Я хорошо знаю Конрада де Смета и одного или двух других возвращенцев. Они хорошие люди. Зря вы называете их трусами. Просто они убеждены, и совершенно искренне, что нам лучше вернуться. Чисто интуитивно они наверняка понимают, что, если мы прилетим на Рустам, их шансы резко упадут. Я видела ваши фотографии, капитан. Как бы ни был Рустам опасен и суров, он настолько прекрасен, что мне не терпится увидеть его наяву. Там простор, свобода, чистый воздух. Мы вспомним все, что ненавидели на Земле; содрогнемся при мысли о погружении в анабиоз; более трезво, нежели теперь, когда мы сыты космосом по горло, взвесим перспективу долгого возвращения на Землю и обдумаем, насколько приемлемая ситуация может нас там ожидать. Не считая повышенной силы тяжести, а ее мы почувствуем в полной мере, лишь занявшись тяжелым ручным трудом, мы не успеем столкнуться на Рустаме ни с какими трудностями, тогда как трудности космического перелета и земные неприятности будут еще свежи в памяти. Многие колонисты передумают и проголосуют за колонию. Возможно, большинство. Де Смет это знает и не хочет рисковать. Ведь Рустам и его самого может покорить!
