Майкл Флинн - Река Джима
Он умолк, поняв, что Мéарана не слушает. Тогда он попытался зайти с другой стороны.
— На Отважном Ходе небезопасно. Матриархи постоянно ищут свежей крови и известны тем, что похищают женщин-туристов и «удочеряют» их. Без станции Круга ты не сможешь позвать на помощь.
— Я могу о себе позаботиться, — сказала девушка, взяв арфу.
Мéарана принялась ходить по комнате, наигрывая.
— Вдаль, вдаль, на Ригель Ран, — запела она, — да к Калифорнии далекой…
— Что это ты поешь? — спросил Донован.
— Песня, над которой я работаю, о людях, собравших все самые ценные их сокровища…
Все, кто мы есть, и все, кем надеемся стать,
Вдаль мы идем, за надеждой, что не может умереть…
…и отправились искать убежище от угнетателей в далекую Калифорнию.
Наш зеленый родной мир тает во времени…
Ты говорил вчера нечто подобное. Время — это расстояние, или расстояние — это время. Пока это только фрагменты. Я еще не решила, будет ли это голтрэй, грустная песня об изгоях и расставании…
Далек от нас великий Флот Сокровищ,
Что чаянья наши прочь уносит.
Мы верны тебе, во веки веков…
— Флот Сокровищ, — произнес Фудир. — Ты создаешь песню по наводящему вопросу Хью?
— Калифорния, — прошептал Билли Чинс.
— Ты знаешь, что это значит? — спросил Донован. — Калифорния?
Но слуга лишь покачал головой.
— Нет, звучать красиво. Ка-ли-фор-ния. Что оно значить, слово?
Мéарана пожала плечами.
— Возможно, место надежды, что сделает песнь гянтрэем. А может, и то и другое. Грусть изгоя, за которой следует триумф надежды.
Донован бросил салфетку на стол.
— Ты живешь в мире глупцов, арфистка. Я знаю, на что ты надеешься, что означает эта твоя «Калифорния». Но надежда умирает! Она должна умереть. Потому что она слишком сильно болит, пока жива.
Он ушел в спальню, захлопнув за собой дверь.
Билли взял еще один бисквит и, жуя, принялся убирать со стола. По пути к кухоньке он сказал:
— Все бунгим ваинтим?
Он обратился к Мéаране:
— Ты упаковать их, вещи?
Девушка кивнула:
— Еще ночью.
— Я тоже. Я идти с тобой. Ты новая мемсаиб Билли.
— О, Билли, ты не поможешь мне на Отважном Ходе. Они не пускают на планету мужчин.
— Может, не помочь там. Но может, помочь… найти Калифорнию. Бродячий грузолет «Удача Реджинао» идти на этой неделе к матриархату. Большое табло говорить так. Они брать их, пассажиров, и Билли может купить два места.
Арфистка взглянула на закрытую дверь.
— Я не могу… просто уйти от него.
— Почему нет? — удивился Билли. — Он бы уйти.
Мéарана спрятала арфу в футляр, зашла в свою комнату и поспешно собрала сумки. Вернувшись, она увидела, что Билли уже ждет ее со своими скромными пожитками.
— Нужно прикупить тебе одежду, — сказала она. — Свора же не станет возражать?
Но коротышка угрюмо покачал головой.
— Билли вызывать много возражений.
Они ушли бесшумно, но той ночью, на борту «Удачи Ред-жинао», арфистка не пела песен.
Путешествуя на бродячем грузолете, человек попадает в компанию грубых мужчин и женщин, которые не привыкли нянчиться с пассажирами. Арфистка заплатила им, но они не знали, как с нею себя вести. Стюардов на борту не водилось.
Отсутствие сервиса восполнил Билли Чинс. Закуток Арфалуна сделал его характер куда более твердым, чем можно было судить по подобострастному поведению. Освободившись от власти Донована, он вновь стал самим собой. Терранин нашел общий язык с командой звездолета, а в его походке появилась развязность. Он все еще оставался «кхансамми госпожи арфистки» и хотя не общался с ней как с равной, но и не раскланивался и не сдувал с нее пылинки. Билли готовил для них на корабельной кухне и приносил еду в каюту Мéараны, неизменно убеждался, что она поела, и только тогда уплетал свою порцию.
Все время короткого перелета к Отважному Ходу Мéарана страдала от чувства вины за то, что бросила Фудира. Игра для команды звездолета немного разгоняла меланхолию и тоску, но она не могла обрести радость и задавалась вопросом, не утратила ли толику своего мастерства в отеле «Летняя луна».
— Я поступила неправильно, — сказала она Билли в тот день, когда они добрались до платформы для грузовиков на высоких подъемниках Отважного Хода. — Я несколько лет искала его, а бросила за пару минут.
Но слуга ответил:
— Иногда поиск радует больше, чем находка.
Грузовые боты не спускались в систему с платформы, поэтому Мéарана и Билли прождали еще два дня, чтобы попасть на рейсовый челнок до пассажирского терминала. Прибыв туда, они обнаружили обычный транзитный отель, торговые пассажи и прочие заведения подобного рода. Отважный Ход был узлом Электрического авеню, который связывал Самдей, Гатмандер, Алабастер и Сигги О’Хару. За следующие несколько дней, пока они дожидались бота, пара лайнеров и небольших кораблей вошли на Отважные Дороги для отдыха, техобслуживания и разгрузки у терминалов, а другие проследовали мимо без остановок, сбрасывая пассажиров и грузы, струируя и принимая послания. Хотя и не такая крупная, как Иегова или Старый Сакен, развязка Отважного Хода была трофеем, достойным того, чтобы за него побороться. Прошло всего двадцать лет после войны с Гарпунным Тросом и меньше пяти после того, как наемники Ива Уайтфилда захватили транзитные точки. Без станции Уробороса матриархам Отважного Хода приходилось рассчитывать только на собственный Объединенный амазонский флот, который и отразил оба нападения.
Отважный Ход был не самым популярным миром, и бот обычно перевозил местных, отработавших смену на «Путевой станции». Они держались особняком, радостно о чем-то болтая между собой. Чужаки выделялись пестротой: две группы журналистов из новостных агентств, дама с Англетара в синем, с головы до пят, борке, алабастрианский бизнесмен в полосатой зелено-желто-красной рубашке свободного кроя и верхов-нотарянин в бахромчатом плаще и килте.
Пилот, коренастая женщина с короткими волосами, с неприкрытым презрением взглянула на пассажиров-чуже-странцев. Под ее неодобрительный взор попали длинные рыжие волосы Мéараны и синее борке. Но самое сильное отвращение у пилота вызвали Билли Чинс и другие мужчины на борту.
— Когда доберемся до Чарующей луны, — заявила она, — вы, бики, свалите с моего корабля! Самцам там самое место. Есть писсуары и такое прочее. Какие бы дела у вас ни были там, внизу, можете провести телепрезентацию. И без жалоб на временную задержку. Радуйтесь, что не заставляем проводить ее здесь, а то вам пришлось бы ждать пять часов, чтобы просто сказать «привет».
— Но, — заметила женщина в борке, — вам внизу тоже придется ждать. Задержка действует в обе стороны.
И она заработала еще один хмурый взгляд пилота.
В разговор вмешался алабастрианин:
— Но-о я хо-отел по-ого-оворить с о-официальными представителями «Баннерху-ук Индастриалз» насчет импо-орта…
— Если ты достаточно важен, на Чарующую кто-то прилетит. Может, даже лично возьмут с тебя пошлину.
Некоторые местные захихикали, но Мéарана не поняла шутки.
Быстрочелн был оснащен рамажскими альфвеновыми двигателями «Юдсон-253» для внутрисистемного использования. И хотя «Путевая станция» находилась почти на тридцать две единицы выше, ползанье заняло всего восемь дней. Хватаясь за струны космоса и таща себя по ним, челн мог «занять» часть местной скорости пространства и поддерживать постоянное ускорение в два стандартных до орбиты Геры, где соскакивал и замедлялся с такой же скоростью, «расплачиваясь» с тканью пространства. Внутри судна контррешетки поддерживали постоянную гравитацию чуть выше стандартной.
После старта челна пассажиры сбросили ремни и занялись своими делами. Некоторые отправились в кафе, другие остались сидеть и, надев виртшлемы, погрузились в разнообразные игры и представления. В кафе новостная команда с Самдея играла в ромбут на пятерых. Мéарана и Билли сели за один столик, игнорируя возмущенные взгляды ходовян. Смешивание полов за столом!
К ним присоединилась женщина в борке, представившись как «дама Теффна бинт Ховард». Мéарана послала Билли в бар, купить три «Блюза остролиста». Вскоре за столик подсела женщина из другой новостной команды — «Крупные роковые новости с Алабастера». С собой она принесла «Белый картезианский» с лимоном и маленькую порцию салата из латука и орехов.
— Не возражаете? — спросила женщина и, не дожидаясь ответа, присела.
Она определенно принадлежала к той породе людей, решила Мéарана, которые не допускали мысли, что им могут быть не рады.
