Олег Авраменко - Звёзды в ладонях
Альв Шелестов покачал головой:
– К сожалению, я мало что знаю из докосмической истории Земли, поэтому не могу судить, говоришь ты чистую правду или опять искажаешь её. Но в отношении людей с другими расами не было ничего подобного. Да, вы жили лучше, чем мы, гораздо лучше. Человеческая цивилизация была самой богатой, самой могущественной в Галактике. Однако и в космос вы вышли раньше всех! Вышли – и привели туда остальных. Если даже ты и прав, если даже люди наживались за счёт других рас, то вы просто восполняли те затраты, которые понесли, помогая нам достигнуть звёзд. Мы, альвы, и все другие расы перед вами в неоплатном долгу.
– А как насчёт уничтожения вашей самобытной культуры? – продолжал стоять на своём Ахмад. – Вот твой родной язык русский. Это земной язык. И имя у тебя русское. И веришь ты в человеческого Бога. А где же делось всё ваше исконное, альвовское? Где ваши языки, традиции, верования? Я скажу, где: люди уничтожили их!
Альв поднялся с кресла, в котором сидел, и пристально вгляделся в своего собеседника.
– А вот по поводу Господа ты не богохульствуй! – произнёс он сурово. – Истинный Бог для всех один – и для людей, и для альвов, и для дварков, и даже для безбожников габбаров. Что касается исконно альвовских языков, то да, это наша большая беда. Именно наша – потому что люди тут ни при чём. Ни русские, ни бразильцы, ни американцы, ни японцы не принуждали нас говорить на своих языках, даже наоборот: ваши учёные-филологи создали для всех наших языков алфавиты, унормировали их, дополнили специальной терминологией – короче, сделали из них полноценные языки, пригодные для высокоразвитой космической цивилизации. Но наши предки не оценили этих усилий. Они решили, что станут умнее и сильнее, если заговорят на земных языках… И кстати, ты разговариваешь по-английски. Но ведь ты, кажется, индус. Как же так вышло?
– Вот, получай! – вполголоса прокомментировал Агаттияр.
Однако Ахмад ничуть не растерялся:
– Тут мы с тобой товарищи по несчастью, друг мой альв. Колониальная политика британцев привела к тому, что многие индусы, как и представители других народностей Индии, стали общаться на английском языке.
– Однако же вы не объявили из-за этого войну Великобритании?
– Ну… нет.
– Вот то-то же! Что случилось, то случилось, и с этим нужно смириться. Я согласен, что мы, альвы, могли бы создать свою особую культуру, и это было бы замечательно. Но мы не сумели – и это наша вина, а не ваша.
– Нет, наша! Мы не должны были вмешиваться в вашу жизнь, мы должны были предоставить вам возможность следовать по естественному историческому пути. Вы бы и сами, без нашей помощи, достигли звёзд.
– На это потребовалось бы как минимум три тысячи лет, – возразил Григорий Шелестов. – Три тысячи лет кровопролитных войн, голода, болезней, страданий. Сотни поколений альвов, живущих в беспросветном мраке невежества… Неужели вы смогли бы спокойно наблюдать за этим? Нет! Вы, люди, слишком добрая и гуманная раса. Вам больно было смотреть даже на этих злобных габбаров, которые без устали лупили друг друга дубинками по головах. Мы вас предупреждали, просили: оставьте их в покое, эти существа никогда не станут цивилизованным народом, они просто поменяют дубинки на лазерные ружья, а внутри останутся такими же дикарями. Но вы не послушались нас, вы принесли им цивилизацию, которой они не заслуживали… И я уверен: это габбары с оборотнями-пятидесятниками виноваты во всём, что случилось. Им чуждо чувство признательности, они не ведают, что такое благодарность. Но я не представляю, как могли мои братья-альвы пойти у них на поводу. Это выше моего понимания. Это… это какое-то безумие! Мы попали в ужасное время – время, когда попраны все божеские законы…
С этими словами альв вразвалку прошёл в свободный угол каюты, опустился на колени и что-то забормотал на незнакомом мне языке. Компьютер услужливо перевёл:
– Отче наш, сущий на Небесах…
Агаттияр отключил интерком и повернулся ко мне:
– Ну, что Вы об этом думаете?
Я растерянно пожал плечами:
– Даже не знаю. Кто из них прав?
– Каждый по-своему. У каждого своя правда, и в этом весь трагизм нынешней ситуации. Беда случается не тогда, когда правда сталкивается с неправдой; обычно правда, как это ни патетично звучит, побеждает. Но если в конфликт вступают две разные правды, то победивший как правило становится неправым. Он просто нивелирует свою правду своей же собственной победой, надругательством над другой правдой.
Профессор ненадолго задумался, потом снова заговорил:
– Вот вам такая аналогия. Не очень корректная, впрочем, но всё же… Представьте себе компанию мальчишек, которыми верховодит паренёк постарше. Мальчики смотрят на него снизу вверх, для них он непререкаемый авторитет, и каждое его слово – закон. Паренёк многое знает и умеет, он учит своих младших товарищей разным полезным вещам, он сильный и с ним не страшно даже ночью в лесу. Словом, идиллия. Пока что сплошная благодать, Вы согласны?
– Да, – кивнул я, уже начиная понимать, к чему ведёт Агаттияр.
– Но вот прошли годы, – продолжал он. – Мальчики стали подростками, а тот паренёк уже превратился во взрослого юношу. В какой-то момент ситуация изменилась, но юноша не заметил этого. Для него эти ребята по-прежнему оставались детьми, и обращался он с ними соответственно. Он уже не был настолько умнее, настолько сильнее и опытнее их, но всё ещё имел над ними огромную власть. Подросткам это не нравилось, они начинали исподволь роптать, однако не решались подойти к своему вожаку и прямо сказать: «Мы уже выросли, мы стали другими. Ты, безусловно, среди нас самый главный – и всё же давай пересмотрим наши отношения». Но ребята так не поступили. Вместо этого они собрались тайком в кружок – и ну вспоминать былые обиды:
«Он часто давал мне подзатыльники…»
«А надо мной он насмехался…»
«Он подавил мою личность, не позволил мне стать тем, кем бы я стал без него…»
«А у меня когда-то отнял карманные деньги…»
Ну и так далее в том же духе. В конце концов ребята так раззадорили себя, что некоторые из них отправились выяснять отношения со своим вожаком. Они вместе набросились на него – сначала не всерьёз, а скорее шутки ради, но вскоре убедились, что он совсем не такой сильный, как им казалось раньше. А тогда и те подростки, что стояли в стороне, присоединились к своим товарищам, им тоже захотелось поучаствовать в низвержении своего недавнего кумира. Вот так и закончилась вся идиллия.
Пару минут я размышлял над услышанным.
– Получается, что по-своему эти ребята были правы: они уже выросли, а их вожак по-прежнему обращался с ними как с малыми детьми. Но, когда они принялись избивать его, вся их правда сошла на нет. Потому-то они и вспомнили все мелкие обиды и недоразумения, которые всегда случаются даже между самыми близкими друзьями. Они убедили себя в том, что он всегда желал им зла, что их поступок вполне оправдан, что они фактически защищались, избавляя себя от жестокой тирании.
– Совершенно верно. А вот если бы тот юноша сумел дать отпор ребятам, хорошенько поколотил бы их в ответ, то виновным оказался бы он – ведь негоже взрослому человеку избивать детей. Когда Иные начали против нас войну, люди были в шоке. Мы долгое время поверить не могли, что это происходит всерьёз, долго не решались нанести в полную силу ответный удар и только защищались. А когда до нас наконец дошло, что наши младшие братья выросли, что они уже достаточно сильны и вполне могут одолеть нас, было слишком поздно. Мы потерпели поражение, а наши бывшие подопечные стали нашими тюремщиками.
– И что же будет теперь? – спросил я.
– Не знаю, мистер Матусевич. Для нынешней ситуации не годятся уже никакие аналогии. Всё слишком серьёзно, слишком трагично. До войны общая численность человечества превышала семьсот миллиардов, а сейчас, согласно разведданным Терры-Галлии, нас осталось едва ли более пятидесяти. И уже не имеет значения, что Иные не проводили против людей геноцида, что человечество просто стало вымирать, отказываясь размножаться в неволе. В любом случае, причиной тому были чужаки. Этого нельзя ни простить, ни забыть. Как бы ни разворачивались дальнейшие события, ясно одно: примирения не будет.
– Значит, война до победного конца? До полного истребления одной из воюющих сторон?
– Боюсь, что да.
Агаттияр на несколько секунд вывел на экран изображение из шестой каюты. Альв Григорий Шелестов, как и прежде, стоял в углу на коленях и бормотал слова молитвы.
– Несчастное существо, – грустно и почти что с сочувствием промолвил профессор. – Ребёнок, которого ветры времени занесли в эпоху жестоких и озлобленных подростков. Ему нет места ни по эту, ни по ту сторону баррикад. Ему вообще нет места в нашем мире…
