Андрей Лазарчук - За право летать
Почему она так странно подумала в первый момент: «в гардемаринской форме»? Почему не просто – «гардемарины»?..
Они свернули по Защитников в сторону Пушкарской, и Юлька свернула туда же. Дом на углу, сколько Юлька себя помнила, все ремонтировался, перестраивался, реставрировался… зеленая сетка, черная пленка, а теперь вот – сплошная, чуть-чуть шероховатая стена розовато-песочного цвета, мягкая наощупь…
Походка у них была не гардемаринская, вот что. Какая-то тягучая, вязкая.
Медленно и почти беззвучно перетек через Большой проспект трамвай. Старые коробки, поставленные на новые шасси. Не колеса, а что-то вроде полозьев – скользят над рельсами в долях миллиметра. На борту реклама пишущих машинок «Небесная механика» с шестью функциями…
Сколько она не видела этих? Секунд тридцать? Но когда Юлька свернула за угол, вслед трамваю, там никого не было. То есть – ни одной живой души. Внезапно заторопившись, она чуть не пробежала мимо приоткрытой двери парадной как раз в тот момент, когда там вдруг кто-то хрипло матюгнулся, и кто-то ахнул, и раздалось два или три быстрых глухих удара.
В парадной было полутемно, над лестницей косо висел широкий пыльно-световой брус, а на площадке перед лестницей невнятно возились спинами к Юльке все те же трое, и один обернулся и злобно крикнул:
– А ну пошла на хер, блядь!
И снова принялся месить кого-то ногами, уверенный, что Юлька его испугалась. Козел драный, доносились скомканные обрывки брани, ты на кого пасть раскрыл, падаль…
– Смирно! – крикнула Юлька. – Чья группа?
Они разом перестали бить того, кого били, и развернулись к ней.
– Ну ты и марфуша, – сказал один, гололобый. Кажется, тот, который обругал её. Или другой.
Конечно, никакие это были не гардемарины. Она не знала, чего именно не хватает в этих потных мордах, но чего-то самого главного – не хватало.
И ещё она ясно поняла, что сейчас эти трое бросятся на неё и она кого-то из них убьет. И наплевать, что будет потом.
– Пошла… вон… – сказал ещё один, с огромными острыми ушами. – Чего вытаращилась? Наш город. Че хочем, то и прем.
– Не ваш, – сказала Юлька. – А наш. Наш. Понятно?
За их спинами зашевелился тот, кого они били. Приподнялся, встал на четвереньки. И – блеванул со стоном.
– Нажрался, пидор, – пояснил остроухий. – Оскорбление мундира допустил, поняла?
– Заткнись, – сказала Юлька. Она уже вычислила, кто здесь самый опасный – вот этот, справа, который молчит, – а самый слабый и трусливый – как раз остроухий. А тот, который назвал её марфой, хочет все замять. Но он тоже опасный.
– А ты, значит, из гардьев? – прищурился гололобый. – А чего форма не такая?
– Прикалываюсь, – сказала Юлька.
– Вот и мы прикалываемся, – хихикнул остроухий. – Ну, так мы пойдем? Или – хочешь с нами?
– Нет, – сказала Юлька. – Никто никуда не пойдет. Эй, вы, там! Идите, вызовите патруль!
Избитый попятился вверх по лестнице.
– Стоять! – шикнул на него тот третий, который до сих пор молчал. У него были холодные, необыкновенно светлые глаза.
Избитый застыл.
Это был мужчина за пятьдесят. По лицу его обильно текла кровь, глаза стремительно заплывали.
– Он никуда не пойдет, – сказал светлоглазый. – И ты, сучка, никуда не пойдешь. Пока мы тебя не отпустим. Давай-ка, Кишка, сделай её. А мы тебе подлапим, если она вдруг возбухнет…
Было странно: посылать разведчика, вместо того чтобы просто в шесть рук и шесть ног смахнуть её и раздавить… против троих ей не выстоять, она это знала. А остроухому не хотелось играть роль пробного шара, и это она тоже знала. Она уже многое знала вокруг себя, это было почти как на дежурстве – знать, что происходит вокруг планеты…
Остроухий сунулся. Он ничего не умел, а она не стала раскрываться: отмахнулась подчеркнуто неловко. Но сильно.
И вот тогда они бросились все трое.
А её вдруг скрутило невыносимой болью. Сама того не желая, она только что перепрыгнула в дежурный режим… а на орбите что-то происходило, что-то большое, масштабное, и колокольчики гибли десятками…
Потом все стало ослепительным и черным. Потом она встала. Ее держали за плечи, и чья-то рука осторожно вытирала её лицо. Чужие пальцы словно вдруг сняли с глаз радужную пленку, и она стала видеть только черное и белое, но зато очень четко.
– Пойдем, мичман, – сказал тот, кто её держал, глубоким голосом. – Без нас разберутся.
– Там, наверху… – вспомнила вдруг Юлька. – Там много…
– Мы уже знаем. – Ее плечо легко пожала мощная теплая рука. – Идет армада.
Юлька подняла взгляд. Это был марцал.
– Пойдем, – повторил он.
– Да… – Она продолжала смотреть. Было тесно. Из пистолетного дула тянулся светящийся дымок. Кто-то стоял плечом к плечу, кто-то прошел мимо. Настоящие гардемарины, хоть и незнакомые. Два тела уже лежали под стеной. Остроухий вопил и хватал стоящих за колени. Его молча пытались оттащить, но не могли. Избитый мужик вцепился в перила на верхней площадке, густой нечистый свет обтекал его, превращая в неживое.
Опорный пункт был развернут неподалеку, в проходном дворе – скорее всего в каком-то складе, специально освобожденном на эти дни от обычного содержимого. Сейчас стены затягивала золотисто-коричневая с неуловимой прозеленью ткань или пленка, стояли непривычной формы, но очень удобные кресла и диваны. Потолок был низок и почти черен. Светильники висели на уровне коленей и сами казались темными – просто под ними разливались мелочно-белые пятна. Комнат было по крайней мере больше трех; мягкие перегородки слегка колыхались, но совершенно не пропускали звуков.
Барс – так звали марцала, и это было не прозвище, а просто такое созвучное имя – вошел, поставил на столик-подлокотник два высоких запотевших бокала. Сел, скрестив ноги, на бесформенный бежевый тюк, который тут же где надо подпрыгнул, где надо прогнулся – и превратился в удобное седалище.
– В досрочном выходе из отпуска вам отказано, мичман, – сказал он и грустно улыбнулся. – Нужда в симпатах отпала. Имперцы нашли способ вымести из ближнего космоса практически все, что не прибито гвоздями. Можно сказать, прошлись пылесосом. Мы ослеплены. И надолго.
– Чего же нам теперь ждать? – Юлька взяла бокал, отхлебнула. Золотистая жидкость, в которой плавают искры. На вкус – молочно-фруктовый коктейль… – Высадки?
– Скорее – очередного ультиматума. Впрочем, не знаю. Вообще-то имперцы очень медлительны, но иногда совершают что-то совершенно невероятное.
Напиток холодил, как мята. И в голове от него становилось чище и яснее. И ушибы не так болели…
– Значит, мы все погибнем, – сказала Юлька.
– Ну, зачем же так мрачно, – пожал плечами Барс. – Вас всего лишь освободят от нашего ига. И снова будут пользоваться… как прежде. Почти незаметно.
– А вы?
– Мы не представляем такой ценности, как земляне… Но я не думаю, что нас уничтожат. В худшем случае – засунут планету в кокон. Лет на сто. А скорее всего просто поставят оккупационную администрацию… будем толстеть и лениться. Так уже было. Можно сказать, что уже все было.
– Мы не сдадимся, – твердо сказала Юлька. Барс посмотрел на неё и вздохнул.
– У вас есть выражение: «Ломиться в открытую дверь»… Вам будут предоставлены все мыслимые возможности для организации сопротивления. Обильная литература по приемам конспирации, памятки для юных подрывников, курсы саботажа. Партизанским отрядам будут сбрасывать патроны, еду и выпивку. Кроме того, восстановят глобальные системы связи, которые были до начала вторжения, там будет реклама героев сопротивления, всяческие конференции по методологии…
– Нас выставят полными идиотами, – поняла Юлька.
– Да.
– Но что же делать?
– Не знаю. Они – Империя. У них – опыт. Богатейший опыт… Наверное, мы все же дадим последний бой. Почти вслепую.
– Чтобы эти сволочи хотя бы запомнили нас хорошенько…
– Да. Они нас запомнят. Но нужно, чтобы и вы нас запомнили. Не сейчас, но через поколение, через два – будет новое восстание, и может быть – более успешное. Сейчас просто не хватило сил для наступления, а в результате мы истощили в обороне и те силы, что у нас были. Никогда нам не хотелось признавать это, но мы были обречены сразу… ни малейшего шанса на успех. Разве что – пригрозить тотальной гибелью планеты… – Он усмехнулся. – Но в такие игры нужно играть всерьез, чтобы те поверили, а мы – не готовы. Нам они не поверят. И будут правы.
– А нам? Если имперцы так давно с нами знакомы, они должны знать, что мы-то как раз способны на такое… Я думаю, они не зря в первые же секунды вторжения вывели из строя ядерные боеголовки. Чтобы мы не застрелились всей планетой.
