Александр Зорич - Звездопроходцы
Через минуту стало жарко и у нас.
Слизни расшвыряли уличные скамейки баррикады как соломенные тюфячки.
Не остановило их и жаркое пламя, когда скамейки вспыхнули — в качестве реальных барьеров Быховский их, разумеется, не рассматривал с самого начала. Для него скамьи были лишь хорошими дровами для огневого заграждения, особенно в сочетании с гидролеумом.
Органоиды проломились сквозь огонь как муравьи через смоляное кольцо, опоясывающее ствол на пути к родному муравейнику. Первые стали мостиками для вторых, а по трупам вторых пошли третьи. Превосходство в числе и массе — неплохие козыри в любых боях.
А тут еще слизни в свою очередь принялись метать пирофоры, и огонь обратился против нас.
Я своими глазами видел как языки пламени поднялись вокруг высящейся над полем боя фигуры оператора в экзодоспехах, и она, покачнувшись, перестала поливать монстров из многоствола.
Положение становилось критическим…
Внезапно два пирофора ударили в тонкую стальную стену КУНГа. Языки выплеснувшегося пламени сквозь бойницы пыхнули прямо мне в лицо!
— Получи, зар-раза! — Азартно выкрикнул Смагин, выпустив длинную очередь вслепую — наблюдать что-либо сквозь прорезь в борту стало невозможно.
Я, признаюсь, растерялся. Что делать? Надеяться, что грузовик не загорится? Как стрелять? Куда стрелять? Похоже, мы становились совершенно бесполезными в качестве боевых единиц и в то же время рисковали зажариться!
Тут дверь КУНГа распахнулась и какой-то осназовец с автоматом выкрикнул:
— Все на выход!
Пока мы спускались на землю, он прикрывал нас огнем — оказывается, твари были уже повсюду!
— Что дальше?! — Спросил я.
— Отходим! У меня приказ вывести вас в безопасное место!
— Я останусь! — Героически заартачился Борис из космодромного обслуживания.
— Насчет тебя нет указаний, — пожал плечами осназовец.
Мы бочком-бочком принялись отходить в тыл.
Эр явно почувствовал вкус крови, потому что на наших глазах прошил огнем из своей лапищи сразу двух слизняков.
Я тоже постреливал. Но, честно говоря, лишь для острастки.
Видимо, отчаявшись поразить хотя бы одну из церебр, управлявших охотничьей армадой, инопланетянин теперь разил органоидов в упор, куда придется.
Правда, теперь ему все чаще и дольше пришлось делать остановки в своей войне, чтобы, видимо, подкачать биохимию мезоподы.
— Эр… Да Эр же! — Прошипел я, неуклюже примериваясь, за что бы потянуть его назад и возвратить в лоно нашей компании. — Кончай воевать. Надо рвать когти!
Последние слова я выпалил буквально ему в физиономию, бесцеремонно вытащив его из орущей и рычащей свалки, в которой явно одерживали верх два «ежа», утыканные иглами особенно устрашающей длины.
Не хватало еще, чтобы они принялись метать их в разные стороны, как свернувшиеся клубками разозленные дикобразы!
— Кость Я! — Выпалил «король», яростно вращая абсолютно безумными глазами.
При этом он взмахнул мезоподой, нацеливаясь в катящегося мимо нас органоида. Но вместо того чтобы разразиться очередной шипящей струей огня, она лишь жалко засипела и… и ничего не произошло. Судя по всему, в химическом огнемете «короля» вконец иссякла горючка.
Но Эра была не остановить! Совершенно нечеловеческой силы ударом «Алтая», который он использовал как дубину, он все-таки прикончил «ежа», внутри которого что-то тошнотворно хрустнуло. Ну или не прикончил, а оглушил — по крайней мере, ощетинившийся полуметровыми иглами черный шар (да, этот органоид имел какой-то особенный, антрацитовый цвет) тут же обмяк, осел и съежился, словно из него выпустили воздух, а с ним и всю жизненную силу.
Ну надо же — Эр впервые назвал меня по имени! Прогресс, однако.
— Я делать правильно. Я и есть рвать когти. Не говорить — делать! — Торжественно изрек «король». После чего, примерившись, ухватил за бок валявшийся рядом и все еще тяжело вздымавшийся здоровенный шар «ежа» и выдернул из него целую горсть игл.
— Эр, мы уходим, — глядя в глаза инопланетянину, быстро проговорил Федор.
— Уходить — нет. Надо воевать, — «король» и демонстративно поменял магазин в «Алтае». При этом несчастный автомат, который только что использовали как ударное холодное оружие, еле-еле принял боепитание — вбивать магазин в гнездо рефлексору пришлось со всего маху. В любом случае Эр проигнорировал некоторый комизм сцены и пафосно воздел человеческое оружие над головой. «Да кто так, блин, вообще делает? — Подумал я. — Актеры в мюзикле про Че Гевару?»
Но Смагин лицедейством «короля» не проникся. Неожиданно для всех он рявкнул:
— А-атставить воевать!
Инопланетный воин вздрогнул и быстро-быстро заморгал, приходя в себя.
— Там, позади — космодром. Там обязательно найдется хоть какая-нибудь летучая железяка, — яростно зашипел я. — Мы должны отсюда улетать.
Для наглядности я пару раз махнул кистями рук как крылышками, чувствуя себя последним идиотом. И оттого вконец рассвирепел:
— Улетать! Понимаешь, Эр, твою мать?!
— Понимать… Свою мать, — растерянно пробормотал «король». — Но ведь… она уже давно… умирать!
— Если ты сейчас же не пойдешь — тьфу, побежишь… — ледяным тоном предупредила его Тайна.
И — о чудо! — «король», даже не дослушав, без дальнейших вопросов согнул ноги как долговязый механический кузнечик и рванул вперед.
Что нам оставалось? Только броситься следом.
— Стой! — Послышался негромкий, но уверенный окрик.
Мы переглянулись и — тотчас прибавили ходу.
— Стой, стрелять буду! — Сочувственно предупредил осназовец.
Ага, щаз.
Внезапно, сопровождаемый реактивным ревом и клубами взметенного ввысь снега, осназовец вырос перед нами! Его скафандр, оказывается, был оснащен реактивным ранцем!
Что ж, удивляться у меня уже не было сил.
Осназовец статуарно замер, деловито ловя на мушку самого высокого из нас Известно Кого.
— Сначала должен… предупре… дительный… выстрел… аххх… — задыхаясь, выдавил из себя Смагин. И наконец-то остановился, едва не налетев грудью на нашего тюремщика.
— Без тебя знаю, — огрызнулся осназовец.
В следующую секунду он пустил автоматную очередь впритирку к нашим головам. У них это называется «пощекотал уши». Впрочем, деликатно обойдя при этом траекторией огня инопланетянина.
Кому же охота просто так, за здорово живешь, вляпаться в межзвездный конфликт галактического масштаба? Хлопот потом не оберешься.
Однако бил осназовец, оказалось, прицельно. В десятке метров за нашими спинами в воздух взметнулось круглое игольчатое тело, явно намереваясь обрушиться прямо на нас, но десантник молодец, не сплоховал. Мы обернулись — и замерли.
Следом за незадачливым колобком-органоидом с бульканьем катила орда его собратьев.
Несмотря на отсутствие у всей честной компании глаз или, скажем, ртов в привычном человеку понимании, а не в виде периодически прорезающих поверхность органоида корявых трещин псевдо-пасти, каждый из нас явственно ощутил исходящую от охотников ярость и ауру голода — говорят, такая есть у волков и акул.
Очутиться между двух огней нам вовсе не улыбалось.
К тому же, коль скоро орда сумела прорвать оборону оперативников, наши автоматы погоды не сделают.
Но все-таки я для очистки совести опустился на колено и выпустил в них остатки магазина. После чего демонстративно отшвырнул автомат.
Поняв меня без слов, Федор с Тайной сделали то же самое. «Король» попробовал выстрелить, но, как я и думал, свой «Алтай» он угробил. Осечка, осечка, осечка…
— Карлик тебя задери, — произнес он на своем родном наречии («Сигурд» перевел), но оружие оставил при себе. Видимо, в роли дубины «Алтай» ему понравился.
А потом мы, не сговариваясь, двинулись прямо на осназовца.
— Эй, куда? Стоять, — нервно пробормотал он, взяв на мушку Смагина как самого центрового в нашей причудливой шеренге — два чумазых мужика, смазливая девица и трехглазая трехрукая образина в два сорок высотой.
— Сам стой, — буркнул я в тот самый момент, когда мы поравнялись с бойцом. Ситуация была критическая, но мы лишь прибавили шагу.
Позади раздалось отчетливое клацанье — наш сторож, кажется, сменил магазин.
— Стреляю! — Заорал боец тоже на грани истерики.
Нервы мои не выдержали, и я обернулся.
Осназовец и впрямь целил прямо мне в лоб. Именно мне, вы подумайте!
Больше ему сейчас стрелять было не в кого. Я — наибольшее зло, которое только можно сыскать сейчас в этом гребаном Периметре Рубрука. Небось, насчет «короля» у них уже пришел строжайший приказ: убирать только в крайнем случае, как наиболее ценный экземпляр в нашем паноптикуме.
— Послушайте! — Как-то совсем не мужественно воззвал я к его здравому смыслу.
