Попаданец в Рой. Том Ⅵ (СИ) - Кита Никита

Фёдор так часто слышал эту фразу, что начал отчётливо различать звучание всех пяти слов необходимых для её произнесения. И человек решил записать их транскрипцию людскими буквами, чтобы потом дать задание Халиме и разузнать полный перевод данного предложения. Значение слова «дэй» парень уже понимал. А вот четыре остальных вызывали интерес. Из них отчасти знакомым было лишь «хагра». Статуэтка мужчины с вилами, сделанная Миару, носила на себе стикер с транскрипцией «хаграта». Кроме того, Фёдор помнил, как пленный жуколов добавлял звук «зи», к слову «мита», когда однажды благодарил насекомых. «Мита» согласно догадке исследователя означает «спасибо» или «благодарю». А вот перевод «зи» ещё предстояло выяснить.

Вскоре по топоту ног и гомону голосов стало ясно, что вокруг покойника собралась большая куча народу. А шествие, меж тем, не прекращалось и труп всё несли и несли, куда-то в северном направлении. Появившийся в один момент лай собак вынудил королеву запереживать — а вдруг наёмники ушедшие в поход забрали из города не всех ищеек и сейчас тайный убийца будет внезапно раскрыт тренированным нюхачём? К счастью для большой мамочки, такого не произошло.

Но вот скрип деревянных колёс удалился, гулкий барабанный гром разразился в седьмой раз, тело развернули влево, пронесли ещё десять метров, крутанули на сто восемьдесят градусов и опустили на устойчивую поверхность. Фразы «люки хагра…» и галдёж толпы притихли, остались где-то позади. Стопы бокатов вокруг теперь шагали не по мощёной камнем улице, а по земле. При этом память королевы подсказывала, что усопшего ещё не успели вынести за пределы поселения. Здесь было что-то другое… В конце концов не каждый сантиметр западного района был устлан твёрдым покрытием. Встречались и земляные прорехи.

Дальше около трупа началась какая-то суматоха: задвигалась мебель, заскрипели дверные створки. Так Фёдор понял, что слуга и его разлагающийся домик находятся в каком-то помещении. Голоса множества сочувствующих оставались поблизости, хоть и на определённом удалении. Послышался непонятный шелест не то свежей листвы, не то травы. Гуманоиды находящиеся возле мертвеца общались шёпотом, катали небольшие тележки, переставляли вёдра. Несколько раз прозвенела металлическая посуда, на которую выгружали что-то твёрдое и тяжёлое. Дохлого дэя опять подняли и переложили. Прошло какое-то время и раздалсь звуки ударов кресала о кремень. Зажёгся огонь, затрещали сгорающие дрова.

«Ну всё, теперь меня сожгут к хренам, вместе с трупом.» — подумал Фёдор — «Ладно, пускай так, не худший вариант. Только бы косточки глинотела не заметили, когда уже вся плоть истлеет.»

Ходьба, переставление мебели и посуды продолжались. Кто-то подошёл и принялся трогать покойника за голову. Затем взял и передвинул его конечности — сперва верхние, потом нижние. Дальнейшее наблюдение показало, что труп никто не сжигал, а на самом деле происходило нечто иное.

Помимо шептунов в помещение вошла группа бокатов, в числе которых был хныкающий ребёнок. Пришлые гуманоиды почти хором произнесли «люки хагра зи шандо дэй». После них с перерывом на икоту и слезливое шмыганье пролепетал детский голос:

— Люки хагро… Круки бока…

Где-то поблизости концентрация плакальщиц (горестно рыдающих женщин) резко возросла. Затем в помещении появилось ещё больше гуманоидов. Сразу несколько голосов одновременно заговорило с особой, молитвенной интонацией. Зашипело, захлопало пламя, будто на него бросили что-то влажное и вязкое. Один из чтецов молитвы встал прямо над головой мертвеца. Когда остальные его коллеги уже умолкли, этот продолжал молвить. Плавно речь молельщика становилась более громкой, глубокой и певучей. На фоне слов появился аккомпанемент из тонкого свиста свирелей. Вместо формирования постоянной мелодии, духовые инструменты то играли, то затихали, с определённой периодичностью. Молитва же которую они сопровождали напоминала зацикленный стих, в котором каждая новая строка начиналась одинаково — с обращения к мирх-маку. Именно в момент повторения заветных слов и загоралась музыка.

Меж тем певец продолжал видоизменять стиль своего вокала. Тембр становился всё ниже, добавилось горловое вибрирующее пение, коверкающее слова до неузнаваемости. Звучание получалось всё более мрачным, мистическим, готичным.

Всего молельщик в изголовье мертвеца обратился к богу-медведю, наверное, раз шестьдесят. Фёдор догадывался, что вероятно, это число тождественно ровно шестидесяти четырём, то бишь бокатианской сотне.

В определённый момент молебен окончился и хор голосов произнёс одну фразу:

— Бокатоа мрака зен мирхоа.

Последующие звуки доносящиеся снаружи рассказали о том, что кого-то подняли и в горизонтальном положении занесли над трупом. Дальше этот «кто-то» чмокнул мертвеца губами в лоб.

Фёдор малость ошалел от такого поворота.

«Да-а, для знатного господина целую шоу-программу организовали.» — подумал перерожденец, вспоминая как по-простому захоронили рхановцев погибших у речной деревни.

До самой ночи тело больше никто не трогал, не двигал и не целовал. Зато вокруг него безостановочно происходило какое-то действо. Туда-сюда бродило много народу, шептались или переговаривались бокаты. Случались и громкие словесные перепалки, но очень редко, всего пару-тройку за весь день. В огонь, время от времени, подбрасывали дровишек или что-то шипящее, шкварчащее. Становилось понятно, что похороны правителя делают общественным достоянием. Всё это не давало глинотелу беспоследственно скрыться с места преступления и нервировало королеву.

Но вот наступило тёмное время суток, у табачной деревни стартовала схватка бронерога с ящерицей, а Фёдор понадеялся, что хотя бы теперь мёртвого вельможу оставят в тишине и покое.

«Тела убитых наёмников и офицера с знаменосцем наверняка уже нашли на дороге и доставили в столицу.» — подумал парень — «Интересно, как отреагируют на эту новость преемники власти, коим перейдёт влияние после смерти государя? Удастся ли нам отсрочить отправку подкрепления понёсшим потери гвардейцам или, быть может, вообще отменить поход на восток? Нужно продолжать слежку за столицей Щитти Хагрон, чтобы быть в курсе планов здешних властителей и воевод.»

С приходом темноты движухи вокруг усопшего и правда стало поменьше. Но периодически всё равно находились какие-то источники шума, дающие слуге понимание, что вылезать наружу ещё рано. То кто-то пройдётся, то прошепчет, то хлопнет дверью, то помолиться… Самый долгий период тишины продлился с одиннадцати ноль-ноль до одиннадцати двадцати. За это время Фёдор так и не решился показаться из трупа, а потом в помещение опять кто-то вошёл и окно возможностей закрылось.

Следующие три часа, аж до двух ночи, неподалёку от трупа разговаривал мужской голос. Ему, вроде как, даже никто не отвечал, но он всё равно не умолкал, словно какой-то сумасшедший. Пару раз он нескладно запевал весёлые песенки. Звучало это очень странно, на фоне того какая атмосфера царила здесь весь прошедший день.

Уже глубокою ночью бубнение неизвестного стало совсем слабым и едва различимым. Затем, вместо слов, раздался самый обычный храп. Минут пятнадцать он звучал в полной тишине, и тогда мыслительный центр наконец отыскал моральные силы решиться на рискованный шаг.

«Эх, будь что будет…» — подумал человек, отдавая приказ имитатору выползти из пищевода мертвеца в глотку, а оттуда в ротовую полость.

Двигаясь наружу, эластичное тельце насекомого раздвинуло челюсти покойной жертвы. Фёдор старался до последнего, насколько это возможно не выдавать присутствие лазутчика. Просунув голову между хладных губ, ассасин впервые за сутки увидел открытое пространство, а не стенки пищеварительного тракта. И тут же спрятался обратно, потому что засёк напротив трупа троих бокатов. Двое из них сидело за столами, а один лежал спиной на скамье. Две или три лампы освещали тёмное помещение, и в их свете шпион успел заметить, что гуманоиды облачены в расшитые узорами рясы, а на головах у них маски трёхрогих коз.