Руслан Шабельник - Пути Господни (СИ)
Страшное место.
Осторожно выкрутив очередной болт, Хорунди положил его в рот – чтобы не упал.
А если его застанут здесь?
«Раб, что ты делаешь?»
Он страха и усердия придумать ответ, Хорунди прекратил выкручивать…
Сбывающимся кошмаром, за спиной раздалось тихое шуршание, закончившееся грохотом. Хорунди он показался гласом богов, совсем как на родине, когда боги гневались, пуская на землю огненные стрелы.
Сердце замерло на полустуке, дрожащие пальцы выронили отвертку – так вот как он называется – и инструмент, грохоча рассерженным божеством, запрыгал по полу. Болты – на счастье – застряли в горле. Глотни их, хоть один, Хорунди умрет. Или лучше умереть?..
Осторожно, дрожа всем телом, Хорунди обернулся.
Кажется, он придумал – он скажет – вытирал пыль. Да, пыль. Проклятую, саморазмножающуюся, всепроникающую пыль…
Позади никого не было.
Что же тогда?..
Метла, его собственная, на длинной палке метла, прислоненная к стене, сейчас мирно лежала на полу.
Хорунди мучительно, страшно, нестерпимо захотелось уйти.
Совсем как получасом раньше мучительно, страшно, нестерпимо не хотелось идти сюда.
Совсем как мучительно, страшно, нестерпимо не хотелось принимать это задание.
Хорунди был согласен слушать, о чем говорят в покоях Хозяина Гопко и повторять услышанное другим, хорошим Хозяевам.
Хотя и Хозяин Гопко не плох…
Свобода рабам!
Хорунди был раб и он хотел свободы. Пусть не всем, но себе – хотел.
Равенство с Хозяевами!
О-о-о, Хорунди был не прочь поменяться с Хозяином местами. Целый день есть, спать, развлекаться с самками, не видеть проклятой пыли… пусть ее убирают рабы!
«Пойдешь в северный сектор и снимешь решетку с вентиляционной шахты!»
А вот этого Хорунди не хотел.
То есть он, конечно, за свободу, за равенство, но не против решеток.
Если решетки висят, они должны остаться на своих местах. Хорунди так и сказал.
А если его застанут за этим занятием?
Тогда Хозяин Брайен – кажется так звали их главного – сказал: «У тебя нет выбора».
Так и сказал: «Нет выбора».
Хорунди снова задрожал, вспомнив слова Хозяина Брайена.
Он сказал, если Хорунди не поможет, его ждет смерть от рук других рабов, и если расскажет Хозяину Гопко, его тоже ждет смерть.
«У тебя нет выбора!»
А как же свобода, равенство? Хотел спросить Хорунди, но от страха растерял все слова.
Наконец, последний болт был отправлен в рот. Вцепившись в решетку, Хорунди потянул ее на себя.
На удивление легко она поддалась.
Вот только пыль. Проклятущая пыль. В носу зачесалось, захотелось чихнуть, да так, что желание на мгновение пересилило страх. В ужасе Хорунди зажал нос пальцами, вторая рука едва не выронила решетку.
Свобода – хорошо.
Черная дыра вентиляции напоминала Хорунди нору тампанга, там, на родине.
Тампанга – толстые, неповоротливые, но очень сильные, с длинными когтями тампанга рыли свои норы в податливой глине оврагов.
Найти такую – считалось редкой удачей. Рыли норы только самки, и только перед родами.
Залезший в нору смельчак, мог найти с пол дюжины пушистых, безобидных, на редкость вкусных и жирных детенышей тампанга.
А мог наткнуться на разъяренную самку.
Внутри дыры что-то зашуршало, отвлекая Хорунди от воспоминаний.
Первой двигалась пыль – проклятая, вредная, ненавистная пыль. Хорунди снова едва не чихнул, и снова прикрыл нос ладонями.
Когда он поднял глаза – в облаке пыли проступило лицо.
- Хозяин Брайен!
Подтянувшись, Хозяин ловко спрыгнул на пол.
- Хорунди сделал свое дело. Хорунди может идти?
Словно неторопливая шеша, которая за раз откладывает два раза по две руки яиц, дыра рожала чужаков. Одного за одним.
Любопытный Хорунди принялся было загибать пальцы, но скоро забросил бесполезное занятие.
Кроме Хозяина Гайдуковского – все рабы.
Все большие, сильные с горящими глазами и оскаленными лицами.
Борцы свободы.
Страшно.
- Что за?..
Хорунди вздрогнул и обернулся. Обернулись и борцы.
В бездверном проеме, соединяющим тупик с коридором, стоял техник.
Хорунди достаточно прожил с Хозяевами. Он научился определять не только возраст, но и эмоции… Этот Хозяин был совсем молод. Над синим, застегнутым на последнюю пуговицу воротником поднималось худое перепуганное лицо.
- Вы зачем?.. Кто?..
Хорунди начал передвигаться за спины.
Вдруг не заметит.
Или… на него напали… да, Хорунди пришел на шум, а здесь – чужаки, Хорунди хотел поднять тревогу, но его ударили. Шишки, правда, нет, но это дело поправимое.
Словно прочитав мысли Хорунди, во всяком случае те, что касались нападения, к технику метнулся один из рабов. Широкоплечий, с огненной гривой, начинающейся с середины голой спины.
Мелькнули желтые когти.
Схватившись за горло, техник осел на пол.
Из широкой раны толчками хлынула кровь.
- Получи! – гривастый сплюнул на труп техника.
Внезапно, Хорунди расхотелось сражаться за свободу. Ему даже расхотелось самой свободы.
- Где арсенал? – к Хорунди подступил Хозяин Гайдуковский.
- Туда.
Лужа крови под трупом стремительно расширялась.
- Веди!
- Н-н-н, - Хорунди усиленно замотал головой – сил на слова не осталось.
- Веди! – гривастый приблизил к самому лицу Хорунди окровавленные когти.
Хорунди сделалось плохо.
Он вырвал.
Отрыжка свободы.
***
Дал Учитель церковникам много, а хочется и побольше.
Из сборника «Устное народное творчество»
Густая струя кровавой жидкости, журча, наполняла прозрачные пластиковые бокалы.
Великий Пастырь отставил графин, поднял бокал, любуясь красками жидкости, взболтал, принюхался, сделал осторожный глоток.
- Божественно! Попробуй.
Алексей Стеценко без ухищрений взял предложенный сосуд и несколькими жадными глотками осушил наполовину.
- Ничего.
- Ничего? Ты называешь это ничего! Нектар растений, соль земли, экстракт света… - Великий Пастырь щелкнул пальцами, не находя слов, и неожиданно, во всяком случае, для Стеценко, продекламировал:
Вино не только друг – вино мудрец.
С ним разнотолкам, ересям конец.
Вино – алхимик: превращает разом
В пыль золотую жизненный свинец.
*(О. Хайям, пер. И. Тхоржевского)
- Стихи? – неожиданность вылилась в удивление, а удивление в слово.
- Стихи, - согласился Великий Пастырь. – Плебс пусть хлещет свое пиво, на все лады превознося достоинства пенных помоев. Вино – напиток избранных, хозяев этого мира!
- Не думал, что ты знаешь стихи, - Великий Пастырь первым назвал его на «ты», что означало некоторую степень редкой дружеской беседы. Как в старые времена, когда не было Великого Пастыря и члена Совета Церкви, а было два молодых священника: Авраам и Алексей. В семинарии их так и называли: «два А», молодых и амбициозных…
- С виноградников Восточного Сектора, прошлогоднее, - Великий Пастырь продолжал пить напиток маленькими глотками, смакуя каждый. – Наиболее удачное. Знаешь, на вкус вина влияет буквально все: интенсивность полива, длина светового дня, прикормка… даже сейчас не выяснили всех факторов. У меня мечта… отвести под виноградники целый сектор, более того, самих виноградарей можно выделить в отдельный цех, да цех! Пусть изучают! И через несколько лет, мы получим такое вино… - Великий Пастырь смежил веки и сделал очередной глоток.
Стеценко же залпом допил оставшееся и, пользуясь витанием друга в эмпиреях, хозяйски потянулся к графину.
- Стишки-то, небось, того парня, рифмоплета, из техников?
Великий Пастырь поморщился, словно превозносимый напиток начал отдавать уксусом.
- Одного древнего автора, земного. Сейчас так не пишут.
- Во, во, не пишут. Никак не возьму в толк, дался тебе этот сопляк. Зачем вообще было его арестовывать, мало того – доводить дело до Трибунала. Что с того, что он – техник. Мелкая сошка, ученик. Мы же не с учениками боремся. Ну сожжем его, да хоть десяток ему подобных. А толку? Только разозлим верхушку цеха. Уже сейчас у Донадье разве что слюна из рта не капает.
- Алексей, ты не глупый человек, однако мыслить масштабно, в пределах Ковчега, не способен. Именно поэтому, я сижу в кресле Великого Пастыря, а ты – напротив.
- Ну да, обиженный Стеценко потянулся за очередной порцией пьянящего напитка.
- «Просите – дано будет, молитесь – и услышаны будете, ищите – и найдете». Когда этот парень, этот, как ты говоришь, сопляк, прочитал свой опус… Я не поверил, нет, не ушам – такому везению. Воистину, мои мольбы достигли ушей Учителя. Мы искали повод, разрабатывали, как спровоцировать, создать ситуацию, а тут этот парень, не иначе ведомый напутствием Всеслышащего, сам, лично давал его нам, мне в руки. Да я был готов расцеловать его прямо на Майдане!
