Руслан Шабельник - Пути Господни (СИ)
Хозяйка Рената в последнее время стала нервной… кричала на Рхата, на Лизу, даже на Хозяина Брайена, часто без повода. Потом плакала, просила прощения.
Даже у Рхата просила.
Он прощал.
Ради встреч с Боэтой он был готов снести все крики мира, и ругательства, и оскорбления, и даже побои…
- Это мой план, в общих чертах. Нам необходимо проработать детали. Кто войдет в нашу десантную команду. Какие позиции займут остальные сектора. Кто поведет фабричных рабов. Будет направлять. Их действия, основные и второстепенные задачи.
- Боэта, я люблю тебя!
- Да погоди, Рхат!
***
Но некоторые бывшие братья и сестры безвозвратно погрязли в грехах и скверне.
Глядя на них, сердце Великого Сонароллы обливалось кровью. И не переставал он молиться за заблудших…
Летопись Исхода
Глава 3. часть 3
- Отринь заблуждения, прими истину природы Учителя. Влейся в лоно братьев.
- Пошел ты!..
Склады были заполнены полками и стеллажами, стеллажи были заполнены вещами. Нужными, как воздух, неприметными, как тень.
Вещи вынесли, спешно рассовав по освободившемся каютам.
Склады и полки заполнили людьми.
- Выйди к братьям и сестрам, публично покайся, публично прими наши взгляды. Стань одним из нас.
- Пошел ты!..
Их вызывали по одному. Неулыбчивый Харлампов, сопровождаемый парой рослых аграриев, конвоировал… задержанного бесконечными коридорами Ковчега. И хмурые взгляды щедро рассыпали на пути процессии острые камни.
Всякий раз, вызывая очередного заблудшего, Харлампов краснел девицей на выданье и старательно прятал глаза.
- Касьянов! – кидалось в сумеречную темноту склада.
- Иду!
Беседовал Александр Сонаролла, лично, с каждым. Он не прятал глаза – худой текстильщик, имеющий титул Пастырь и окруженный сонмом единодумцев.
- Познай истинное учение, и все, ты – свободен. Выйдешь отсюда, вернешься к семье…
- Пошел ты!..
Они упорствовали, эти инакомыслящие, упорствовали в своих заблуждениях.
- Учитель, Отец наш небесный, - не раз и не два Сонаролла возносил молитву тому, кто мудрее его. – Вразуми непонятливых, наставь на путь истинный заблудших. И дай мне сил и терпения воплотить волю твою. Прибави мудрости понять ее и отыскать пути претворения. Слава.
- Слава! – эхом вторили присутствующие, возносящие схожие молитвы.
- Отринь… прими… покайся… войди…
- Пошел ты!..
Терпение в этот час было превыше мудрости.
Терпение есть добродетель. Добродетель присуща не всем.
Брат Рав Танг, раскрасневшийся от обращения инакомыслящих, подскочил к хмуро глядящему на высокую комиссию Знанскому.
- Ах, пошел я?.. Да пошел ты!
Худая рука свистнула плетью.
Знанский упал, не столько от удара, сколько от неожиданности.
Алая густая кровь текла по подбородку.
- Отринь…
- Пошел…
- На!!
Глухой звук удара и жизненная влага брызжет рубиновыми каплями.
- Прими…
- Пошел…
- Получай!
И руки убрались кровью.
Чужой кровью.
Энтони Левицкий, потирая костяшки пальцев, склонился над братом.
- Ты откажешься от своих взглядов!
Ответом служил кровавый сгусток, презрительно сплюнутый разбитым ртом.
***
Высокого Трибунала ярусами не обойдешь.
Из сборника «Устное народное творчество»
Авраам Никитченко – Великий Пастырь испытывал удовольствие. Удовольствие смотреть на врага сверху вниз.
Лакомство для гурманов.
Именно на врага.
Если таковые отсутствуют – их следует выдумать.
Авраам выдумал.
Вытащил первую попавшуюся занозу из задницы и воткнул на вакантное место недругов.
Первая ласточка.
Давняя заноза.
Ничего, за ней придет черед остальных.
Засиделась, застоялась Мать Церковь. Зажралась! Авраам Никитченко мог так говорить – кому, как не Великому Пастырю?
Скоро, очень скоро, он слегка разворошит это гнездо, добавит огня под вяло булькающим киселем.
Учитель говорит: «Мир не стоит на месте». Застоялся, заждался настоящей работы люк Утилизатора.
Его пастыриат запомнят, ах как запомнят. Благодарные потомки будут вспоминать имя Авраама Никитченко, наравне с именами легендарных Великих Пастырей: Александра Сонароллы, Хоакина Морозова, Робура Линкольна. Доброжелатели будут превозносить его до звезд. Недоброжелатели… недоброжелателей не останется.
- … празднике… конкурса поэтов… ваши люди… арестовали юношу… техника…
Этьен Донадье произносил свою речь. Пламенно, с жаром. Сбиваясь с темы на тему и делая паузы в совершенно неожиданных, самое главное – неподходящих местах.
Великий Пастырь поморщился. Технарю, проводящему большую часть жизни среди безмолвных механизмов, никогда не освоить, не осознать многозначительность пауз, силу шепота, музыку крика, исчерпываемость недосказанного.
Этьен – милый враг, ты стоишь и краснеешь, ты так и не научился скрывать своих чувств. Теперь не научишься. И дело совсем не в возрасте или закостенелости характера. Просто – поздно. Слишком поздно. Время. Этьен, оно идет, оно движется, отсчитывая последние часы, дни, возможно – по самым оптимистическим прогнозам – недели. Оно идет, и оно работает на меня, на нас.
Мальчишка – это плацдарм, с которого начнется более чем широкомасштабное наступление.
И даже таких очевидных вещей, в своей ярости, в своем праведном гневе, Этьен, ты, увы, не видишь.
- Я не разделяю цеха и вековую принадлежность, - речь старшины техников начала утомлять – еще один минус в его актив, или пассив. Затянувшийся первый акт следовало заканчивать. – Перед законом все равны!
- Он ничего не совершил!
- Он оскорбил Мать Церковь! Публично! Это, по-вашему, не проступок! В старые времена и за меньшее отправляли в Утилизатор!
- Он молод, горяч, немного глуп…
- Он еретик! Слова его, поступки его – ересь! И он понесет заслуженное наказание! Как я уже говорил – перед законом все равны!
- Не хотите ли вы сказать…
Не без удовольствия Великий Пастырь наблюдал, как старшина техников белеет. А ведь до этого он был красный, как вишня.
- … Утилизатор…
- Я ничего не хочу сказать, более сказанного. Степень его вины и меру наказания установит Высокий Трибунал, заседание…
- Ваш Высокий Трибунал! – выплюнул техник.
- Да что вы себе!.. – а здесь можно и притворно возмутиться. Конечно его, чей же еще.
- Выпустите его! Сейчас же, сегодня!
- Аудиенция окончена!
- Выпустите, я прошу, пока прошу!
- Вы угрожаете? Мне угрожаете?
Вместо ответа, Донадье резко развернулся и, почти не шатаясь, зашагал к выходу.
Великий Пастырь смотрел на худую спину.
Да, не стать ему дипломатом.
***
Авария на фабрике.
Причина – выход из строя конвейера.
Потери – 0 (5 рабов).
Рекомендуемая квота на детей – 1.
- Осторожнее голову. Не смотри вперед!
Было поздно.
А успей предупреждение вовремя, Рхат все равно бы глянул, не удержался.
Да и как можно удержаться, когда перед самым носом такое…
Великая Мать!
Голова закружилась.
Колени подогнулись, сохраняя равновесие, Рхат Лун рухнул на четвереньки.
Рядом, в похожих позах, усиленно мотая головами, стояли остальные члены отряда.
- Не смотри!
Новенький, только появившийся из лаза рухнул позади Рхата.
Великая Мать, он почти забыл, как они выглядят. Привык, свыкся с вечно нависающим потолком.
Звезды. Тьма звезд.
Точки на недосягаемой чаше неба.
Летними ночами, когда всевидящее око Великой Матери разгоняло вечное покрывало облаков, проглядывали они – звезды.
Старики говорили – то души великих охотников и вождей, подвигами своими, заслужившие честь находиться рядом с Великой. Следить за племенами, пока богиня спит.
Когда-то и сам Рхат надеялся…
Столько звезд он не видел никогда.
- Толкай, толкай! А ты – выдохни. Ну же, поднатужимся!
Рхат Лун обернулся.
Обернулись многие.
Как они и боялись – Толстый Руи застрял в норе.
Половина складчатого, покрытого редким грубым ворсом, тела торчала снаружи. Вторая, наиболее объемная, намертво закупорила ход.
- Тянем, еще раз, все вместе. А ты не дыши, сожми мышцы!
Три больших глаза Руи виновато смотрели на Хозяина Брайена.
- А вы чего расселись, помогайте!
Рхат, вместе с другими, покорно обхватил мускулистую руку здоровяка.
- На счет три. Все вместе! Раз, два…
