Руслан Шабельник - Пути Господни (СИ)
Марта в пол уха слушала, о чем выкрикивали свои строки конкуренты.
Кажется, бородатый воздавал хвалу Матери Церкви, на все лады неплохо подвешенного языка превознося ее первых лиц, под руководством которых Ковчег движется к светлому будущему.
Хлопки зрителей были жидки, но улыбки судей, в числе которых преобладали первосвященники, благосклонны.
Женщина читала о любви, к сожалению, к детям, точнее, к одному ребенку – дочке. Кажется, стихи были неплохие, во всяком случае, зрители рукоплескали долго и от души. Наверное, если бы не Юра, они понравились бы Марте. Но Юрий – о, это все меняло.
Он – лучший. Он должен победить!
Под замирающий шепот юноша выдвинулся на авансцену.
Поклонился зрителям, жюри.
Громкий юношеский голос в окружающей тишине продекламировал:
В тени веков,
В потоке лет,
Пою, о чем мечтает лира.
И кто-то крикнет вслед: «Проныра!»
А кто-то скажет – Человек!
Зрители молчали, не сразу сообразив, что это все, а когда сообразили… Марте казалось, она оглохнет от аплодисментов. Возможно, ей это только казалось. Женщине хлопали – больше и дольше. Девушку подобные тонкости мало волновали. Она кричала, топала и улюлюкала, пытаясь переорать окружающий вой.
Юра, ее Юра! Какой талант! Какие стихи!.. лира, человек…
Он первый!
Он, безусловно, первый!
Еще одно радовало девушку – мымра из святош куда-то запропастилась.
Хорошо бы – навечно.
Как она могла пропустить такое! Его триумф! Как после этого он может не только разговаривать, думать о ней!
То ли дело она – Марта!
Девушка продолжала кричать даже, когда поднялся Великий Пастырь для объявления победителя.
Она продолжала орать, пока не поняла, что кричит… в тишине.
В тот же миг, Марта заткнулась.
- Единогласно, победителем конкурса поэтов, признан…
Что же он тянет, ну же! Марта чувствовала – еще чуть-чуть и бешенное от волнения сердце вырвется из груди.
- … участник под номером… один! Член цеха обслуги Виктор…
- У-у-у! – дружный недовольный гул, выразил общее мнение.
- Опять жополиза выбрали! – сплюнул под ноги один из соседей девушки.
Марта на некоторое время потеряла связь с окружающим.
Нет, этого не может быть! Ошибка! Они ошиблись. Юра! Ее Юра! Он лучший!
- Следовало ожидать.
Общее недовольство не укрылось и от Великого Пастыря. Маленькая рука поднялась.
- Специальные поощрительные призы, вручаются двум остальным финалистам…
- Засунь себе эти призы!
Сказали не громко, но отчетливо.
Великий Пастырь побелел.
Не дожидаясь приказа, к предполагаемому местоположению смутьяна потянулись воины Армии Веры.
Тихо, но этот тихий голос внезапно заглушил прочие звуки, с помоста зазвучали стихи.
Говорил Юрий Гопко. Ее Юра!
Ты невинна,
А я грешен.
Ты – серьезна,
Я – потешен.
Я хочу,
Ты – пресекаешь.
Больно мне,
Ты – понукаешь.
Ты – всезнайка,
Я глупец.
Ты – скромняга,
Я – гордец.
Голос твой,
То голос мира!
Речи клира,
Как секира.
Называюсь я –
Народ.
Ты же окликаешь –
Сброд!
Открывайся Люк
Бегом.
Поиграем в бой
С врагом.
Пусть схоронятся
Напасти.
Жизнь и смерть,
В твоей лишь власти.
На любой вопрос
Ответ –
Люк!
И спроса больше нет!
Великий Пастырь побелел, словно его вываляли в муке.
После непродолжительной тишины, зрители взорвались аплодисментами.
***
Свершилось обещанное.
Сбылось пророчество.
Пришло время разделения.
Опустилась длань карающая.
Как и было речено: «Богохульники, святотатцы, отступники падут, сраженные гневом Моим! Истинно же верующих, не трону!»
Летопись Исхода
Глава 3. часть 2.
Линкольн Черчь лез на трибуну - несколько скрученных меж собой пластмассовых табуретов. Кряхтя и отдуваясь, словно после пьянки.
Взгромоздившись и широко расставив крепкие свои ноги, обутые в пластиковые сандалии, он начал речь.
- Братья и сестры! Единодумцы! Проклятые Александрийцы, Махонцы и прочие богочеловеки не позволяют нам вдохнуть ни вдоха! Они притесняют идеи, оставленные Учителем и дают нам по роже!
Взнузданные сандалиями толстые пальцы Черча с желтыми пластинами ногтей дергались норовистыми жеребцами. Данкан Левицкий еще помнил, кто такие жеребцы. Его дед служил на конюшне…
- Они убивают наших братьев. После этого досадного случая, они нам не братья!
- Точно!
- Точно!
Толпа гудела, а Данкан Левицкий, стоящий в первых рядах, никак не мог сосредоточиться на речи. Внимание отвлекали проклятые пальцы. Левицкий даже умудрился рассмотреть мозоль. На левом мизинце, почти у самого основания.
- Что за мода убивать живых людей, я вас спрашиваю?
- Точно!
- Ежели так пойдет дальше, никого не останется совсем. Тогда будем иметь полное безлюдье. То есть не с кем даже пива попить!
- О-о-о! – упоминание пива задело толпу за живое.
- А ежели мы кого убьем? Интересно, кому это понравиться?
Данкан как мог пытался сосредоточиться на речи. Хмурил лоб, вытягивал губы в трубочку… усилия привели к обнаружению второго мозоля, на этот раз на лодыжке, в аккурат под криво сидящей пряжкой.
- Поэтому будем бить морды проклятым ап… аппанентам. То есть, доводить до их сведения свою точку зрения.
- Доводить!
- Во имя заповедей Учителя и человеколюбия!
Шум за спиной слегка отвлек Левицкого, а ведь он почти разглядел третий мозоль. Так как Линкольн стоял лицом к шуму, он первым отреагировал на происходящее.
- Что за хрень?
Вслед за всеми, обернулся и Левицкий, широкий проход, ведущий в отсек, перегораживала ребристая металлическая стена. Откуда она взялась?
Данкан и не подозревал, что проход имеет дверь.
Не давая опомниться, раздался шипящий звук. Запахло чесноком и чем-то еще, чем-то цветочным.
- Что за хрень? – Линкольн не растерялся и в этот раз.
Левицкий сделал вдох, словно шило пронзило мозг. В голове помутилось, перед глазами поплыли разноцветные, на редкость красивые круги.
- Что за…
Родив неимоверный грохот, Черчь свалился с табуретов.
***
Списано:
Круп 1 т
Вода – 200 л
Мясо (в т.ч. птицы) – 100 кг
Естественная убыль 0,2% (в пределах нормы).
Хорунди было страшно.
Хорунди дрожал.
Еще и эта пыль.
Проклятая, всепроникающая пыль.
Вот где она пряталась.
За портьерой!
Когда Хорунди выберется, он даст ей бой!
Если выберется…
- Соглядатаи докладывают, последние месяцы в среде рабов ходят разговоры… волнения…
- Я помню, ты уже говорил.
- Причем это касается не только бараков, но и домашних слуг… особенно домашних. Я предупреждал – эти их, так называемые, собрания давно следовало разогнать. Тоже мне – все существа братья. Спалим парочку недовольных, и братские чувства мигом улетучатся.
Хорунди не было видно, но, кажется, Хозяин Гопко пожал плечами. Он всегда пожимал плечами. Хорунди нравилось.
Хорунди долго тренировался, пока не научился повторять жест Хозяина.
Хорунди гордился этим.
- Люди должны во что-то верить.
- Эта вера бессмысленна, глупа… нерациональна…
Собеседником Хозяина Гопко, был Хозяин Внутренней Службы. Маленький, с бегающими глазками, страшный Хозяин Каплан.
Дыхание, собственное дыхание Хорунди показалось слишком громким.
Еще и пыль…
В ужасе он зажал рот руками.
Сердце, проклятое, обычно неслышное сердце застучало, едва не заглушая голоса Хозяев. Если бы Хорунди мог зажать и его.
- Этой вере сотни лет. Эта вера наших предков. Слишком мало прошло времени. Дай срок и она выветрится из умов людей.
- Как бы не стало поздно.
- Ты не хуже меня понимаешь, если запретим – они уйдут в подполье, заброшенные сектора. Попробуй, выуди их оттуда. Так можем хоть как-то контролировать.
- Контролировать! Они разработали систему паролей, каждый раз меняют место собрания. Допускают только проверенных людей. Чует мой нос – что-то затевается.
- Твой нос должен не чувствовать, а – знать. Для этого ты сидишь на своем месте.
- Узнаю, узнаю, обязательно узнаю… как бы поздно не было.
Нет, Хорунди не подслушивал… то есть… подслушивал, но не собирался подслушивать.
