Валерий Мильгром - Пояс и шлем
— Да никто меня не «вырубал»… Так надо было… Я притворился.
Я насторожился. К тому времени мне уже было известно, что врать Грег попросту не умеет. Говорит, что притворился, значит, так и было. Но для чего?
Об этом я тихо спросил Голдина.
— Понимаешь, мне совсем не хотелось, чтобы кто-нибудь хозяйничал на «Северине», пока мы здесь будем сидеть.
— И ты…
— И я прорвался в рубку управления и настроил защитный экран на контакт с материалом последнего движущегося предмета. Поэтому мне и нужно было, чтобы меня выволокли из корабля последним и головой вперед. В этом случае тефисийцы уж никак не преодолеют защитное поле. Разве только догадаются отобрать у нас обувь.
— То есть экран настроен на материал наших ботинок?
— Естественно. Ведь меня тащили за руки. Значит, поле включилось, как только последний движущийся предмет покинул десятисантиметровую зону вокруг выходного люка. Этим последним предметом и были мои ботинки из этого… как его… термопластрона, что ли…
— Молодец! — От избытка чувств я попытался обнять умницу Грега, но совсем забыл, что руки у нас были связаны.
Подождав немного, я задал новый вопрос, с которого, собственно, и собирался начать:
— Ты не заметил, выходил ли Кантона из зала в течение ночи?
— Нет, не выходил. Он все время был рядом со мной. То есть подчеркнуто держался рядом.
— Спасибо…
Помолчав, я снова обратился к Голдину:
— Надо бы выяснить у Эрреры и Сергеева, подтверждают ли они алиби друг друга.
Грег сочувственно посмотрел на меня:
— Ты не тем занимаешься…
— Я думаю над тем, кто убил принца. Можно подумать, что тебя это не волнует! — разозлился я.
— Пожалуй, нет. Процентов на 99.
— А что же тебя волнует на эти проценты?
— Меня волнует, как он это сделал.
— А кто и зачем, ты, конечно, уже знаешь, — издевательски улыбнулся я.
Грег помолчал, почесал затылок и ответил:
— Пожалуй, могу сказать: да. Я знаю, кто это сделал и зачем. Но не могу понять, каким образом. Да еще тут привнесенные обстоятельства… Я совсем запутался, Дон, признаюсь тебе как на духу!
Ах так! Следовательно, этот красавчик уже вычислил, кто убийца! Ну а я еще нет, поэтому и пойду своим путем…
Ничего не ответив на последнюю реплику, я подполз к Эррере.
— Хорхе, у меня к тебе только один вопрос: разлучались вы с Олегом на дворцовой площади или были рядом все время?
Эррера внимательно посмотрел на меня:
— Мне кажется, сеньор Моррис, нам следует держаться сейчас как можно более сплоченно и не искать кошку в темной комнате. Впрочем, на ваш вопрос я могу ответить. Да, все время на площади мы гуляли вместе с сеньором Сергеевым. И вместе с несколькими другими рыцарями и дамами. И вернулись мы в Голубой зал тоже все вместе.
Я поблагодарил историка и вернулся в свой угол. Надо же, и этот обижается… Ну и пусть. Зато я исключил почти все возможности и оставил последнюю.
А теперь рассмотрим ее, эту последнюю возможность. Заключается она в том, что принц Андрэ все-таки ошибся и принял кого-то за Кантону. Но кого именно? Голос Рене с чужим не перепутаешь… И потом ведь принц видел космогеолога. Кого же он мог видеть и принять за Кантону при условии плохого освещения, да еще не слыша голоса?
И тут я понял кого! Таким же сухощавым, длинным и прямо держащимся был только один человек — сам первый министр двора, его сиятельство граф Вилан!
Правда, его серый бархатный камзол трудно принять за черный потрепанный комбинезон Кантоны… Но стрела принца была найдена у окна! У окна, вы понимаете, что это означает?! Это означает, что Вилан стоял именно там! И от тела Андрэ до стрелы было метров сорок. А уже рассвело, и, значит, пламя свечи на таком расстоянии не могло хорошо освещать первого министра. А на фоне бледного неба его камзол вполне мог показаться принцу черным!
Теперь я уже не сердился на Грега, поскольку своим умом дошел до разгадки. Правда, в отличие от Голдина я не понимал, зачем Вилану понадобилось убивать… Но в этом деле вообще было столько непонятного: знамения, обрубленная стрела… Кровь вчера утром, огненные письмена вечером…
А что об этом думает наш маэстро сыска?
Но выяснить этот вопрос я не успел. Заскрипела дверь, и в камеру в сопровождении стражников вошел Жоли. Следом появился слуга с подносом, накрытым черной тряпкой. Как у фокусника.
— Проведенным мною лично в присутствии его величества обыском ваших вещей злоумышленники против его высочества изобличены, — сообщил хранитель Главной печати. — Получены неопровержимые доказательства как преступных замыслов, так и их злодейского претворения в жизнь.
— Мессир Сергеев! — вызвал Жоли.
Олег встал.
— Вы обвиняетесь в убийстве его высочества наследника престола принца Андрэ! Не желая, чтобы принц назвал имя убийцы — ваше имя, — вы с помощью Демона и земной хитроумной техники ускорили его гибель! Вы сделали это, дабы овладеть магическим амулетом его высочества и, таким образом, усовершенствовать свое умение исцелять больных… Окровавленный амулет его высочества, отсутствовавший на теле, найден среди ваших вещей!
Тут Жоли жестом провинциального чародея запустил руку под черное покрывало и вытащил оттуда что-то блестящее.
Я вгляделся. Да, это, несомненно, был тот самый амулет, который нам позавчера показывал Андрэ.
Но как он попал к Сергееву? Я готов был поклясться, что видел его на груди у принца, когда тот лежал в «саркофаге»… Видимо, Вилан просто подбросил его Олегу!
— Мессир барон де Кантона! — продолжал выкликать Жоли.
Рене тяжело поднялся и встал рядом с Олегом. А у него-то что разыскали?
— Вы обвиняетесь в краже принадлежащего теперь его величеству подарка ваших собратьев-землян! А именно — редкого шлема земного воина, называемого легионером!
С этими словами Жоли сдернул наконец свое покрывало. На подносе и в самом деле лежал шлем древнеримского легионера из нашей коллекции!
— Этот шлем полностью изобличает вас. Наказание вам обоим и меру виновности других землян решит его величество герцог.
Жоли поклонился и, сжимая в руке амулет принца, вышел вместе со слугой и подносом.
Шлем остался лежать в камере.
Я посмотрел на Грега. Происшедшее стало неожиданностью и для него: Голдин глядел на захлопнувшуюся за тефисийцами дверь, приоткрыв рот. Потом он потряс головой, словно желая избавиться от наваждения, и глубоко задумался.
Если с амулетом все было более или менее ясно, то случай со шлемом меня озадачил. Наш шлем, несомненно, может быть только на «Северине». Никто не мог бы вытащить его с корабля, пока тот окружен силовым полем. Что из этого следует? А следует из этого дилемма. Либо Кантона выкрал наш шлем, либо имел свой собственный. И то и другое достаточно абсурдно…
Голдин пододвинулся ко мне и тихо сказал:
— Мне нужно с тобой посоветоваться. Эта история очень запутана. У меня есть одна гипотеза. Дурацкая. Или невероятная. Или верная… Но я могу случайно обидеть человека… Человека невиновного…
— Только обидеть? А если ты окажешься прав?
— Мне трудно представить себе даже сотую долю последствий… но выйти отсюда, думаю, мы сумеем.
— Тогда решай сам, что важнее. Спасти людей или никого не обижать и сидеть здесь до окончания веков.
— Но… Дон… Ты не понимаешь, о чем идет речь… Если я прав, мы, скорее всего, выйдем, но можно вызвать к жизни такие силы…
Я развел руками:
— Могу только повторить: решай сам.
Голдин немного помялся, потом тяжко вздохнул и заявил:
— Честно говоря, я уже решил… Но мне нужна поддержка… Ты бы не мог…
— Конечно, Грег. Что я должен делать?
— Идем со мной.
Он поднялся и подошел к Кантоне. Присел рядом. Я уселся напротив.
— Извините, — сказал Голдин. — Если можно, я бы хотел задать вам несколько вопросов.
Кантона пожал плечами и ничего не ответил.
— Я не собираюсь спрашивать вас о шлеме…
— Разумеется, это обычная провокация.
— Ну-у… не совсем уж и обычная, на мой взгляд. Но я сейчас не об этом. Я хотел спросить, как ваша рана?
Рене удивленно поднял брови:
— Вы об этой старой ране? — Он показал на свой шрам.
— Да, именно.
— Спасибо, пока не беспокоит. Назначения Олега помогли.
— А вы не могли бы подробнее рассказать, как ее получили?
Кантона остро взглянул на меня. И только теперь я впервые почувствовал то, о чем потом говорили и Олег, и Хорхе. В верхней части моего затылка мгновенно возникла острая боль, сопровождаемая чувством опустошения… Впрочем, через несколько секунд она утихла.
— Я не понимаю цели ваших расспросов… Эта рана была получена двенадцать лет назад при неудачной посадке… Простите, но мне не хочется вспоминать этот эпизод.
