Шервуд Смит - Крепче цепей
– И все-таки он не выжил, – мягко сказал Аркад.
* * *Ивард ахнул.
Когда пенистое вино вырвалось из бутылки, Данденус по закону противодействия слетел с площадки и понесся по воздуху, как комета, оставляя за собой желтый винный хвост, прямо к водяному шару. Режущий ухо визг эйя достиг высших нот. Ему вторили испуганные вопли молодежи, которая бросалась с платформы келли куда попало. Этот звук резал Иварда как ножом. Эми закрыла голову руками и завопила.
Послышались громкие взрывы, сопровождаемые градом искр, – ультразвук повредил деликатную электронику Садов. Водяной шар искривился, а когда Данденус плюхнулся в его середину, все еще сжимая в руке опустевшую бутылку, шар разлетелся, как новая звезда, на крошечные, бешено крутящиеся бриллианты.
Внизу темными дырами разверзлись рты ничего не понимающих Дулу. В хаос вклинился вой сирены, и включилась спасательная система: из стен ударили красные лучи, подхватывая барахтающихся в пространстве людей и водворяя их в безопасное место. Ивард увидел, как Данденус едет вниз головой, с обезумевшими глазами.
Но спасательная система не могла управиться со всем сразу. Бесчисленные водяные шарики ужасающе медленно, извиваясь, как взбесившиеся слизняки, летели к далекому полу. Похожие на муравьев фигурки внизу начали разбегаться во все стороны, но было поздно. Тысячи галлонов воды затопили павильон, переворачивая столы и сгоняя в мокрые груды Дулу в элегантных нарядах.
Эйя наконец умолкли и стояли совершенно неподвижно, взъерошив свой белый мех.
Ивард оторвался от катастрофы внизу и посмотрел на Эми. Она тоже смотрела на него, широко раскрыв глаза. Потом ее рот искривился, Ивард фыркнул, и обоих одолел припадок истерического смеха. Когда же он прошел, на них накатило совсем другое, к обоюдному их удовлетворению.
* * *«И все-таки он не выжил».
Гнев Вийи разгорелся еще сильнее.
Аркад отвел глаза на миг до того, как она приготовилась ударить, размозжить это лицо, чтобы хрустнули кости и брызнула серая жижа, чтобы эти глаза закрылись навеки.
– Вийя. – Она не сразу узнала голос Жаима. – Вийя. Пойдем-ка отсюда. Какой-то придурок повредил зону невесомости. Люди в панике, а эйя ведут себя странно. Ты сама-то в порядке?
Желчь обжигала язык, но Вийя проглотила ее, подавив тошноту.
– Иду, – сказала она. Ушла от пытливого взгляда Жаима, почувствовала, как он вздрогнул. Поток усиливался. Эйя не понимали, что происходит, их мысли резонировали страхом. Иварда обуревала головокружительная смесь эмоций: торжество, желание, сожаление, что он рассердил Вийю. Келли сочувственно маячили на заднем плане со своим невысказанным вопросом.
Ей отчаянно хотелось уйти, побыть одной. Но она не сможет быть одна, пока не покинет Арес – или не умрет.
– Иду, – повторила она. – Все в порядке.
* * *Ванн следовал за Жаимом, опытным глазом засекая то, что впереди. Эренарх, по всей видимости, был один с должарианкой, хотя эти двое даже отдаленно не напоминали любовников. Голубые глаза Брендона смотрели рассеянно, и он выглядел доброжелательным, но настороженным. Женщина вся подобралась, как кошка, и Ванн перехватил взгляд ее черных глаз, холодный и твердый, как вулканическая порода.
– Вот, выпил лишнего и заблудился, – жалобно сказал Эренарх.
Десантник вскипел. Значит, ему стало скучной он пошел прогуляться, да? Не понимает он, что ли, чем это грозит? Совсем дурак?
– Бургесс тоже любил это дело, – послышался голос сверху. Ванн круто повернулся, схватившись за бластер, но тут же расслабился, увидев Тате Кагу в его пузыре. Нуллер подплыл к голове Брендона вверх ногами, вынудив того запрокинуть голову. – О нем много чего болтали в период его регентства, – добавил профет.
– Мы всегда славились своей печенью, – ответил Эренарх.
– На Утерянной Земле некоторые считали печень вместилищем души. А твоя где помещается?
– Что – душа? – Эренарх улыбался вполне непринужденно. – Моя печенка успешно справляется с обеими функциями: фильтрует и выводит наружу отравляющие вещества.
Ванн не переставал наблюдать за окружающими, но эта беседа все больше поглощала его внимание.
– Еще немного такой деятельности – и она окаменеет, – сказал старик. Теперь он висел прямо перед Брендоном. – Кем ты тогда будешь – человеком или памятником?
– Аванзал Палаты Феникса уставлен моими предками. Все они мраморные и вряд ли двинутся с места.
Ванн был там только раз, но перед ним сразу возникла картина этой длинной галереи в Малом Дворце Мандалы, где стояли бюсты прежних Панархов и Кириархей.
Пузырь перевернулся, и лицо Тате Каги стало трудно рассмотреть.
– На этот счет есть разные мнения.
– «Чума на все мнения, – произнес Эренарх. – Мнение можно носить налицо и наизнанку». – Ванн понял, что это цитата, но не узнал ее.
– Хо! Чума! Жизнь или смерть – скорее последнее, а?
Брендон вместо ответа низко поклонился.
Пузырь взвился вверх.
– Вашти! Хорошо. Будь осторожен, детеныш Аркадов, – проверяй каждый раз, что показываешь: лицо или изнанку. – Ветер всколыхнул одежду стоящих, и нуллер улетел так быстро, что не угнаться.
– Показывай дорогу, – сказал Брендон Ванну.
Ванн повиновался. Его гнев сменился озабоченностью. Он ничего не понял из разговора, который только что слышал, но чувствовал, что оба собеседника поняли друг друга, – видимо, они владели каким-то ключом, который ему не давался. Они даже как будто пришли к некоему решению, но он не знал к какому.
«Будем надеяться, что он решил убраться наконец из этого муравейника», – с мрачным юмором подумал Ванн, когда они двинулись по очередной извилистой лестнице.
* * *СЕКТОР «АЛЬФА», АНГАР ШАТТЛОВУбийца стоял в толпе людей, ожидающих, когда высадятся последние беженцы с Артелиона, и прислушивался к разговорам. Преобладала праздничная атмосфера, и многие обсуждали достопамятную аварию, произошедшую ночью в Садах Аши.
Многие здесь, судя по всему, встречали своих близких. Никто не обращал внимания на неприметного субъекта в форме техника.
Убийца ждал терпеливо. Он не заговаривал ни с кем, и к нему никто не обращался.
Сзади послышались новые голоса. Убийца, хотя и не стал оборачиваться, узнал один из них.
«Твоя мишень – ларгист Архетипа и Ритуала, – говорил ему этот самый голос не далее как вчера. – Высокий, худой, угловатый. Если не в мантии своего колледжа, то, возможно, в трауре. Он единственный ларгист на борту курьера – ты его ни с кем не спутаешь. Удар надо нанести быстро, чтобы тебя не заметили, и чем меньше насилия ты при этом проявишь, тем лучше. Тела не трогай. Он везет нечто нужное мне, и если этого при нем не окажется, ты не выйдешь из шлюза. Если же ты справишься с задачей успешно и я получу то, что мне нужно, будут и другие задания – а вскоре, я надеюсь, и пост в новом правительстве».
Убийца улыбнулся.
* * *Прозвенел вестник, и Фиэрин лит-Кендриан прервала свои приготовления, недоумевая, кто мог нанести ей визит в этот час. Корабль должен был вот-вот причалить.
Какая досада! Ей так важно выглядеть наилучшим образом, когда она высадится. «Если это снова пьяный Габундер, я, пожалуй, проявлю грубость».
Натянув на лицо отстраненно-вежливую маску, она открыла дверь и удивилась, увидев вместо Габундера как раз того человека, который помог ей избавиться от приставаний старого дурака.
– Ранор? – Ее удивление сменилось тревогой, когда он коснулся ее запястья с крайней серьезностью на худом лице.
– Я должен поговорить с вами. Прошу вас, эгиос.
– Я пока еще не посвящена, – ответила она машинально. Теперь она уже не добавляла: «Сначала нужно, чтобы мой брат нашелся».
Ранор тряхнул головой, как бы показывая, что это ничего не значит. Он впервые называл ее этим потенциальным титулом – впервые проявлял непочтение.
– Входите, – сказала она и заперла за ним дверь.
– Я пришел просить – вернее, умолять – вас о помощи.
– Не хотите ли присесть?
Он, будто не слыша ее, в несколько шагов дошел до стены и повернулся лицом. Одну руку он запустил в растрепанные волосы. Она заметила, как дрожат у него пальцы, и ей стало еще тревожнее.
– В чем, собственно, дело?
– Не знаю, с чего начать. Я оказался... в странном положении. – Он дышал часто и говорил невнятно, как будто слова тянули из него клещами.
– Вы ни разу не говорили, что у вас какие-то неприятности.
– Я... – Он снова прошелся по каюте, слишком быстро для такого маленького пространства. Он излучал напряжение, и Фиэрин почувствовала симптомы клаустрофобии.
– Ранор, мы сейчас причалим. Говорите, пожалуйста!
– Я думаю, вам можно довериться, – выпалил он. – Тут мои инстинкты меня еще не подводили.
Фиэрин усилием воли остановила приток крови к щекам: четырнадцать лет жизни с запятнанным именем, а потом еще и шумиха вокруг ее первого романа сделали ее чувствительной к намекам.
