Йэнна Кристиана - Эмигрант с Анзоры
В общем, Геррин – великий физик. Я это понял, когда приехал на праздник в дом Энгиро. Потому что туда собрался, наверное, весь Институт Физики Подпространства и еще представители всех других физических институтов, лабораторий и отделов. И еще там был Марк Энгиро и четверо его детей. Старшего мальчика я видел впервые, ему было двенадцать. Трехлетняя Лиль была на этот раз наряжена в очень пышное блестящее розовое платьице до колен и огромный белый с розовыми блестками бант, и в этом виде напоминала дивный тропический цветок. Не было только жены Марка – она по-прежнему находилась в экспедиции.
Геррин, очень изящный и подтянутый, в каком-то фраке, с цветком в петлице, стоял у одного из столов с бокалом в руке и разговаривал со всеми подряд. К нему подходили все новые и новые люди. Геррин сиял. Рука с бокалом, кажется, никогда не опускалась.
Ирна была очень занята. Тем не менее, увидев меня, она ко мне бросилась с радостной улыбкой: «О, Ланс, здравствуй, здравствуй, пойдем, я тебя покормлю». Она мне еще в первую встречу сказала, что я слишком худой. Хотя по-моему, я очень растолстел за последнее время. Ирна провела меня в Летний Зал... я даже не думал, что в этом маленьком доме могут быть такие огромные помещения. В Зале были по периметру расставлены столы с разной едой. Ирна подала мне огромную тарелку из розового стекла и стала накладывать на нее по ложечке разнообразных салатов и закусок. Очень скоро я начал протестовать, но Ирна никакого внимания не обращала на мои протесты. Наконец с наполненной тарелкой она проводила меня в угол, усадила в кресло и притащила еще бокал с какой-то темной жидкостью.
– Сначала поешь, – сказала она, – а потом все остальное.
В это время кто-то позвал.
– Сэни Энгиро! Там ваша внучка, кажется, залезла в фонтан.
Ирна охнула, бросила на меня извиняющийся взгляд и убежала.
Что было делать? Вокруг толпились ученые... нда, никогда бы не подумал, что это ученые. Нормальные люди. Старички, вроде Геррина, еще похожи на ученых. Но вот – молодая девчонка, моего возраста наверное, вся в рыжих кудряшках, очень смешливая. Она что – тоже физик? Все, конечно, бывает... Парни, вполне нормально одетые. Правда, вот разговоры... Слева от меня обсуждали какую-то локальную трансформацию при гиперпереносе. Справа двое парней вообще изъяснялись исключительно короткими и странными словами. Один говорил что-то вроде: пи... четыре эс... перенос... си... двенадцать в восьмой степени... А другой кричал, что не в восьмой, а в девятой, и если он думает, что там есть си, то он сам коллапсар кренделеобразный. Правда, рядом с ними несколько физиков говорили о вполне понятных вещах – о том, когда наконец откроют Лунный Павильон в Бетрисанде.
Делать нечего, я стал есть. Действительно, было очень вкусно. По крайней мере, некоторые из закусок мне сильно понравились. Я увлекся едой. Вскоре ко мне подошел какой-то физик и сел на подлокотник моего кресла. От неожиданности я перестал есть. Физик наклонился ко мне.
– Ты и есть Ландзо?
– Я? Да.
– Ара, – он небрежно протянул мне руку, – Я Марк.
– А... – я только сообразил, кто это такой... и глаза. Точно, как у Таро. Это у них семейное.
– Пошли? – спросил Марк. Я отставил тарелку в сторону и с трудом выбрался из кресла.
Вдали Ирна вела переодеваться дочку Марка в совершенно мокром, облепленном вокруг тела розовом платьице.
– Разберутся, – Марк легкомысленно махнул рукой. Мы вышли в сад. Здесь народу было поменьше. В основном, дети физиков. Они с визгом гонялись вокруг фонтана – того самого, в который упала (или влезла) дочь Марка.
Я не знал, о чем можно говорить с квиринцем, да еще и с физиком. Но Марк взял инициативу на себя.
– Кварковый бульон хочешь? – я раскрыл широко глаза, потому что слова «кварковый суп» ассоциировались у меня с чем-то другим и явно несъедобным. Но Марк махнул рукой, исчез на несколько секунд и появился с двумя высокими бокалами, в каждом бокале было три разноцветных слоя непрозрачной жидкости, из которой торчала соломинка.
– Это коктейль такой, – пояснил Марк. Я попробовал. Нижний слой явно состоял из пива.
Мне не хотелось пить. Я всю эту неделю даже не прикасался к алкоголю. Вообще странный у меня запой какой-то был... Я думал, что так не бывает. После посещения семьи Энгиро я как-то успокоился, жизнь моя более-менее вошла в норму, и пить расхотелось. Совсем.
Но из вежливости я тянул коктейль. Закусывали мы оливками и солеными орешками. Пошло довольно неплохо.
– Такого даже в «Синей вороне» не попробуешь, – объяснил Марк, – это наш, фирменный... у нас в институте делают. А ты в «Синей вороне»-то, кстати, был?
Я знал, что это такой ресторан, видел, конечно, снаружи. Там у входа такая старинная каменная птица сидит. Действительно, синяя. Но внутрь я не заходил. Поэтому помотал головой.
– Ну ты даешь... ты ведь уже здесь три месяца? И до сих пор даже в «Ворону» не зашел... Может, ты и в Бетрисанде не был?
В Бетрисанде я был, конечно. Хотя и не везде.
– Да мне неудобно... – сознался я, – одному как-то...
– В какой-то степени ты прав, – согласился Марк, – Действительно, идти и напиваться в одиночку... Ну ладно, сходим вместе. Вот Мира на той неделе прилетит, и сходим.
Он уже опустошил свой бокал и вертел в руках, с сожалением на него поглядывая. Я подумал, что надо что-нибудь вставить и сказал.
– Так много народу...
– Да, – Марк задумчиво оглядел зал, – Папа ведь... знаешь, вот я иной раз думаю. Мне уже сорок. Ну, конечно, что-то я делаю... вот монографию недавно закончил. В принципе, мне интересно работать. Но вот папа уже в тридцать лет открыл гетеротропный принцип. В тридцать четыре обосновал его экспериментально практике, в знаменитой экспедиции Ларгоса. В тридцать шесть уже решил проблему Соторна. Если все его конкретные – понимаешь, конкретные достижения перечислить, то получится, что он – целая эпоха в физике подпространства... А тут – ковыряешься, ковыряешься, а спросить себя – что ты в жизни сделал? Да ничего. Сказать-то нечего. А ведь я, в общем, на хорошем счету... А с другой стороны, – оборвал он себя, – подумаешь, зачем это надо? Мне интересно. Людям и такие работники, как я, нужны. А то, что мне такие темы и такие проблемы не попадаются, как папе... удачные... ну и что?
– Да, – сказал я, чтобы не молчать. Марк посмотрел на меня и покачал головой.
– Как тебя называть-то? Ландзо как-то длинно. Ланс? Слушай, пошли лучше на море, а? Кей! – окликнул он пробегавшего мимо мальчишку. Тот остановился. Подошел к нам.
Это был старший сын Марка. Очень серьезный веснушчатый мальчик двенадцати лет. На Анзоре я бы ему дал все четырнадцать – здешние дети крупнее.
Я вдруг подумал, что по возрасту ближе к этому мальчику, чем к его отцу... да так оно и есть – ведь Кей двоюродный брат Таро.
– Кей, пока ты окончательно не исчез из моего поля зрения... ты завтра что планируешь?
Мальчик поглядел на отца и серьезно ответил.
– Завтра с утра у меня занятия по музыке и пилотированию. Потом я пойду на тренировку, потом еще мне надо часа два позаниматься по программе... наверное, после обеда. А потом, вечером мы собирались с ребятами планер готовить.
– Ясно, – сказал Марк, – а послезавтра? Найдется у тебя время для родного отца?
– А что надо-то, пап? – деловито спросил мальчик.
– Да вот, хотел вам показать один эффект интересный...
– Тот самый? – глаза мальчика загорелись. Марк кивнул.
– Тот самый. Туннель.
– Так вы смоделировали? А можно я ребят тоже приведу? – обрадовался Кей.
– Приводи хоть всю группу, – сказал Марк, – кстати, мы с Лансом собираемся на море. А, вы же еще не знакомы. Ланс – Кей.
Мы пожали друг другу руки.
– Вы друг Таро? – серьезно спросил мальчик. Я кивнул.
– Я тоже хочу на море, – сказал Кей, – я вам не помешаю?
По-моему, мальчик был куда солиднее и серьезнее своего отца.
– Не только ты не помешаешь, но и шибагов неплохо бы взять с собой. Шиба-аги! – заорал Марк. Кей слегка поморщился.
– Я их найду, папа... а Лиль тоже брать?
– Как хочешь... ну что, пошли?
И мы двинулись к морю.
В Летнем Зале тем временем мельтешение прекратилось. Я только теперь заметил, что вдоль одной из стен тянется широкая черная панель, на которой золотом выведена гигантская и очень длинная математическая формула... вероятно, она имела какое-то отношение к принципу гетеротропности. Я не стал уточнять.
Физики – в основном, начиная от сорока лет, молодые уже перекочевали наружу – расселись вдоль столов и стен. В центре располагалось трио – женщина в облегающем серебристом платье за большим синтаром, другая женщина, в черном, со скрипкой, и мужчина с виолончелью. Они исполняли что-то очень красивое. Я люблю музыку и с удовольствием бы послушал, но Марк не проявил к концерту большого интереса, и я послушно пошел за ним. Тем временем нас нагнал Кей с «шибагами» – младшими братьями Ларсом и Лиссом, семи и шести лет, за ними семенила с угрюмо выпяченными губками Лилль – теперь она была переодета в голубое, тоже очень пышное платье, и голубой же бант.
