Евгения Федорова - Вселенская пьеса. Дилогия (СИ)
— Уснуть и не проснуться, наверное, куда как лучше, — проворчал я.
— Мечта, — Денис закатил глаза, глядя в потолок.
— Рано тебе пока о таком мечтать, молод еще, — одернул я навигатора.
— Ладно, ладно, — усмехнулся Денис. — Вот слушай, и мотай мою лапшу на свои уши. На подлодках очень жесткая дисциплина, нерушимые правила. Потому что один облажается и погибнут все. Человеческий фактор никто не отменял и большинство смертей в мире обусловлено именно им. Так вот, за неповиновение тебя не отправляют в карцер, на подлодках его просто нет. Вся подводная лодка — как большой изолятор и деться из него некуда. Каждый выполняет свое собственное дело, и отстранение одного увеличит объем работы другому. Капитан не может позволить себе прощение, иначе лодка может не всплыть, но наказать провинившегося тоже не может. Приходится приглядывать, стоять над душой. Я всегда считал, что на борту космического корабля должно быть то же самое. Но тут ошибочка вышла. Космический корабль штука еще более серьезная, чем подлодка. Потому что этому кораблику плевать на самом деле, живы мы или нет. Эта посудина великолепно вернется на Землю и без нас, если с нами что-то случится, и это очень обидно. Держи всех в ежовых рукавицах, Антон, тогда никто не пострадает от своей глупости. В случае чего, помни, у нас есть пустующие отсеки, они послужат хорошей гауптвахтой. Любые попытки перечить тебе пресекай. Здесь нет и не может быть равноправия. И, если ты погубишь всех нас, это будет только твоя вина, — Денис усмехнулся. — Суровость, Антон, и в нужных случаях отсутствие справедливости — вот залог настоящего успеха. Подумай над моими словами и слушайся врача, он плохого не посоветует.
— Куда уж больше? — проворчал я тихо, чтобы не слышал Денис. Он и не услышал, встал и покинул рубку.
— Ворон, вербальное обращение… Отменяю вид формального обращения.
— Есть отменить вид формального обращения.
— Ворон.
— Слушаю, капитан.
— Если мы все погибнем, куда ты направишься?
— Я служу планете Земля.
— Если прилетят андеанцы и потребуют сдать экипаж, ты согласишься?
— Я буду следовать приказу капитана.
— То есть, ты будешь драться?
— Если прикажет капитан.
— А я думал, ты боишься.
Корабль промолчал и я попросил:
— Разверни внешний экран, передавай семьдесят процентов излучения.
— Психотропное действие не определено.
— Выполняй.
Перед моим лицом развернулся, наполнившись вязкими текучими цветами, экран.
Это те скорости, которых нет для человека, это те реальности, в которые немногим довелось заглянуть. Наверное, нас практически не существует сейчас для привычного всем мира Вселенной; мы, движущиеся вне времени и пространства, по самым кратчайшим его путям, оставляем лишь едва различимый след.
Хитрая вещь — подпространство. Согласно теории прыжка есть три слоя коридоров, пронизывающих материю мироздания и позволяющих перемещаться с небывалыми скоростями. Первый уровень, через который мы всегда летали, считался практически безопасным для путешественников, хотя были зафиксированы временные сбои, когда корабль, ушедший в прыжок, выходил из него через несколько десятков лет. При этом для экипажа полет проходил нормально. Такое, судя по нашим данным, случалось всего дважды и в обоих случаях являлось результатом внутренних неполадок.
Вторым уровнем подпространства пользовались лишь в самых крайних случаях и лишь корабли, специально оснащенные усиленными установками контроля времени и реальности. Второй уровень подпространства чем-то походил на пограничное измерение, в котором якобы попадались смертельно опасные для корабля и его пассажиров сгустки энергии неизвестной природы. Что и говорить, не нашлось умников, осмелившихся исследовать их. Сталкиваясь с этими сгустками, экипаж описывал их как шары из белого огня. Шаровые молнии. Прикосновением они сжигали живых существ дотла, а приборы расплавляли до жидкого состояния. Впрочем, насколько я понимаю, такие сгустки возникали только в том случае, если мощности элемента стабилизации не хватало, чтобы удержать второй уровнем.
Третьим уровнем подпространства не пользовался никто. Считалось, это канал чистой энергии и, попади предмет в него, он распадется на электроны, сметенные этим потоком.
Но уже даже второй уровень подпространства помогал сократить путь вдвое. Можно бы и рискнуть на следующем прыжке, положившись на наш извечный русский авось. Вдруг пронесет? С другой стороны, если мы там погибнем, то Земля потеряет последние жалкие крохи надежды на спасение.
Вглядываясь в яростное сплетение красок подпространственного коридора, я все думал о том, что Земля может быть уничтожена. В истории Вселенной было немало подобных событий. К примеру, из добытой нами на Ротосе-4 информации, за которую я отдал так много, мы узнали об уничтожении некой малоизвестной расы. Планета их, Купала Алиан, была уничтожена за чрезмерную агрессию жителей, за развитость технологий и нежелание ее обитателей вступить в Союз. Наверное, жители этой планеты обладали большими амбициями, данные намекали на то, что купалиане стремились захватить всю Вселенную. Я сомневался, что у них это получилось бы. Впрочем, они умудрилсь заселить семь планет своей галактики и сделать из них некое подобие военного анклава. Но в один прекрасный день случилось что-то… страшное, о чем, наверное, не говорят во вселенских сообществах. Наступил такой момент, когда внезапно купалиане перестали существовать, а через некоторое время пустая, выжженная и израненная система с изрытыми взрывами планетами была уничтожена массированным ударом. По некоторым другим данным планетарная система купалианцев столкнулась с галактикой МухрайОс, и была полностью уничтожена. Но всем же понятно, что столкновения планет и солнечных систем в космических масштабах не случаются внезапно, о пересечении траекторий известно за много сотен лет до катастрофы.
Некоторые корабли купалианцев успели убраться с планет. Их отслеживали в космических просторах по тем самым едва уловимым следам, проникающим из подпространственной изнанки; но кто их убивал — было неизвестно. Скорее всего, Союз разрабатывал новые системы фиксирования координат и выявления кораблей. Так были уничтожены почти все. Кто-то затерялся, смешался с другими расами, пытаясь спасти свою собственную жизнь, кто-то, кто был похрабрее, выступил открыто, примкнул к пиратам. Наверное, сейчас они все уже мертвы. Все те, кто научился прятать свой подпространственный след, кто обладал глупостью и мужеством, чтобы бессмысленно мстить, появляясь то тут, то там, уничтожая корабли Союза и исчезая вновь. Уничтожая и те корабли, которые не имели никакого отношения к кровной войне. Уничтожая корабли, которые были не виноваты в смерти купалианцев.
Коридоры вне пространства прекрасны. Цвета многолики и безбрежны. Они непредсказуемы и бескрайни, как искания разума. Наблюдать за течением цветов можно часами, целыми днями. Да, Ворон прав, это — психотропные картины. Они успокаивают головную боль и унимают сомнения.
«Ты все делаешь правильно, — говорят они. — И даже если тебе надо будет сейчас умереть… все правильно. Все так и должно быть».
Они отучают от мысли, что ты хозяин своей судьбы. Они, да еще законы Вселенной, наполненные странными событиями, меняющими направление твоего движения, уверяют: нами правят умело и расчетливо.
Вот и сейчас меня перенаправили. Они, те, кто стоит над нами, согласились с моим выбором, но посчитали нужным изменить пути выполнения поставленной передо мной цели. Они обезопасили Ворона, отвращая какую-то неизвестную, нависшую над нами беду.
Может быть, андеанцы ждали нас, и стоило нам стартовать в направлении планетарной системы Союза, как в нашу сторону отправился бы ядерный заряд, способный уничтожить целую планету. Может быть там, вдалеке от заселенных планет нас взяли бы на абордаж пираты. Но мы не пошли напрямик, и что-то выиграли… что-то потеряли.
— Разберемся, — проворчал я, расслабляясь в кресле, чувствуя, как тает головная боль. Зачем мне Змей с его обезболивающими? Достаточно просто лететь. Постоянно куда-нибудь лететь, уходя в эти завораживающе-красивые, движущиеся коридоры, где нет предопределенности и равновесия, где нет остановок, нет страхов и боли…
Я вру себе — я ищу наркотик. Я кричал дяде в лицо, что не наркоман, что могу обходиться без обезболивающих, но я завишу от покоя, от отсутствия пульса в висках…
Как же все-таки немного мне надо…
Мир вокруг взорвался ярчайшим белым светом. Через мгновение Ворон уже свернул экран, но свет этот, будто от ядерного взрыва, проник до самой дальней стенки моего черепа. Корабль на мгновение встал на дыбы, боль и этот толчок бросили меня на пол. Я полностью ослеп и оглох, хотя понимал, что по коридорам уже несется вой серены, предупреждающий о непонятном, небывалом нападении. Что-то случилось, кто-то вырвал нас из прыжка, и теперь только правящим нашей судьбой известно, жив ли кто-нибудь на корабле кроме меня, вернется ли ко мне когда-нибудь утерянное зрение.
