Андрей Ливадный: - Опоздавшие к старту
«Я увидела, как образовалась одна из пустошей».
Мысли перескакивали с одного на другое, она слишком много пережила за истекшие сутки, наверное такого количества ранящих психику впечатлений Инга не получала в течение всей прожитой ранее жизни, от голоса, вновь зазвучавшего в наступившей после гула вертолетных лопастей тишине сознание очнулось, сбросило горестное оцепенение, и в нем один за другим возникали десятки вопросов.
— Ты серв? — Наконец спросила она.
— Извини, я не понимаю формулировки вопроса.
Инга задумалась, не спеша покидать свое укрытие.
— Хорошо, попробуем по-другому. Для чего ты создан? Я знаю ты — прототип, но прототип чего?
— Меня конструировали для использования на Новой Земле. На другой планете, куда отправилась часть Человечества.
— А что ты должен был делать? — Продолжала допытываться Инга. — В чем твои преимущества?
— Я машина. У меня есть много функций.
— Ты разговариваешь со мной. Это заранее предустановленные словари, варианты фраз или…
— Словари, варианты фраз и модули искусственного интеллекта. Я прошел курс распознавания зрительных образов и вербальных конструкций языка. Потом со мной перестали общаться, оставив тут.
— «Ланцет» — это имя собственное или название модели?
— Название модели. — Наступила секундная пауза, а затем голос добавил: — Учитывая, что я прототип, и других машин не существует, мое название можно расценивать как имя собственное.
В их общении наступила пауза. Инга боялась. Страшные события истекших суток довлели над ней, но и они же заставляли по-новому оценить реальность, задуматься хотя бы о ближайшем будущем.
— Пожалуйста, не бросай меня. — Вновь раздался через некоторое время голос Ланцета. Инга все еще не решила как действовать дальше, события прошлого, с которыми она соприкоснулась в кошмарном сне, не находили осмысления, она слишком мало знала о периоде, который предшествовал образованию пустошей, реальность пугала ее до дрожи, будущее вообще виделось столь зыбким и непредсказуемым, что думать о нем не хватало моральных сил.
Фраза, произнесенная Ланцетом, как показалось Инге, несла интонации, но они еще больше встревожили ее.
Где гарантия, что под бетонным навесом не скрывается еще одна, только более изощренная версия враждебного к людям сервомеханизма? Они тоже умеют говорить и вежливо, и по-всякому…
— Ты видел, что происходило пол часа назад?
— Да. — Пришел немедленный ответ.
— Ответь, как ты расцениваешь это?
— Я не могу это расценивать. Меня создавали, чтобы я оберегал жизни тех людей, которые станут передвигаться в условиях чуждой планеты. Мои конструктора считали, что я должен накапливать опыт, общаться с людьми, помогать им выжить в условиях чуждой биосферы. Обратная связь предполагает, что люди станут лучше относиться ко мне, а значит, будет меньше поломок. К тому же человек быстрее реагирует на голосовое предупреждение, так заложено в вас природой…
— Ты не ответил на мой вопрос. Видел, как механизмы убивали людей?
— Да. Я видел, как механизмы убивают людей, видел, как люди убивают людей, видел, как люди разрушают механизмы. Я стоял под навесом, прячась от всех. Иногда заводил двигатель, чтобы уехать, но никогда не знал, куда и зачем? Люди, которые жили на свалке, пытались меня поломать. Те механизмы, что приходили и убивали людей, подлежат утилизации, как сбойные образцы техники. — Опять наступила пауза, а затем снова раздался голос:
— Инга, я знаю, что я есть. Только не понимаю — зачем?
Она вздрогнула от прозвучавших слов.
Как созвучны, оказались они ее собственным мыслям. Она то же ощущала себя живой, вернее выжившей в череде диких, совершенно непонятных, неприемлемых для души и разума обстоятельств, и что дальше? Она дышит, чувствует, мыслит, только зачем? Где теперь ее цель? Где смысл жизни?
Ей вдруг стало жаль Ланцета. Наверное, в сложившейся ситуации он оказался ближе и понятнее, чем все окружающее вместе взятое.
— Ланцет у тебя есть средства спутниковой связи?
— Конечно.
— Тогда последний вопрос: почему ты пустил меня внутрь?
— Я снял маскировку во время грозы. Ты сама увидела меня и пришла. Ты нуждалась в отдыхе, твоя одежда промокла, как я мог не открыть двери?
— А потом когда я спала, ты подключил мне имплант. — Напомнила Инга. — Зачем?
— Это стандартная процедура. Иначе наше общение было бы невозможно.
— А то, что мне снилось? Про Аргуса?
— Это правда. Он привел меня сюда.
— Ты и ему клеил имплант?
— Нет. Он сделал это сам.
Инге вдруг стало нехорошо. Она отчетливо вспомнила смутный силуэт на водительском сидении, за дымчатой поднятой Ланцетом перегородкой.
— Он там? — С дрожью в голосе спросила Инга.
— Да.
* * *Так началась ее новая жизнь.
Инга никогда никого не хоронила. Смерть родителей она восприняла абстрактно: они практически не виделись, да и катастрофа в далекой Антарктиде воспринималась как нечто происходящее не с ней.
С бабушкой все обстояло иначе, но и тут она лишь испытала горечь утраты близкого человека, сосущую пустоту вокруг, от которой в конечном итоге ускользнула в виртуалку…
Сейчас спускаясь по шатким корпусам старых машин, она испытывала совершенно иные чувства.
Что кривить душой, Инга не была готова ко всему случившемуся. Внутри что-то леденело, обрывалось, как при падении с большой высоты, моментально вернулся нервный озноб, хотя утро выдалось ясным, беспощадное солнце палило вовсю, жара стояла градусов тридцать, да еще масса металлолома добавляла свою лепту — от проржавевших кузовов исходил такой жар, что запросто можно было обжечься.
Оказавшись на ровной площадке, Инга растерялась. Метрах в десяти от нее там, где совершали посадку вертолеты, в лужах крови лежало несколько человек, но, пересилив себя и подойдя ближе, она с содроганием увидела, как неряшливо одеты, грязны и уродливы те, кого застрелили полицейские компы.
Она сразу догадалась, что перед ней мутанты, но страх и брезгливость недолго боролись с чувством сострадания, которое еще не выжгло из ее души.
Инга чувствовала, что вновь не знает, как поступить, ей было страшно подойти ближе, но тут на помощь пришел Ланцет.
— Я могу выкопать яму. — Раздался его голос. — Тела погибших следует закапывать в землю, верно?
Инга с трудом кивнула, едва сдерживая слезы.
Пред ней шаг за шагом открывался жуткий мир, о котором она как выясняется, ничего не знала.
— Спасибо Ланцет. — Выдавила она, зажимая ладонями рот, чтобы задушить тошнотный спазм, вызванный вонью, исходящей от мертвых тел. Это не было запахом разложения, Инга с содроганием поняла, — так эти люди пахли при жизни.
Тихо фыркнул водородный двигатель и Ланцет мягко сдал назад, впервые за многие годы выкатываясь из своего укрытия.
Таких машин Инга точно никогда не видела. Он оказался длинным, приземистым, с плавными обтекаемыми формами… впрочем, «приземистым» он казался только из-за свой длины, на самом деле Ланцет был выше любой известной Инге модели машин раза в полтора, его мощные ребристые колеса оставляли на влажной от ночного ливня почвы глубокие следы, свидетельствующие о нешуточной массе машины, кроме двух передних дверей в бронированном корпусе виднелись еще две одна в средней части кузова, другая там, где обычно расположено багажное отделение.
Развернувшись, Ланцет остановился в нескольких метрах от мертвых тел, под его днищем раздался сначала ноющий звук сервопривода, затем утробный вой, Инга ждала, что сейчас во все стороны полетит земля, но ошиблась, почву выталкивало плавно, образуя симметричный вал по периметру невидимого ей углубления.
Через минуту Ланцет снова взвизгнул сервомоторами и отъехал в сторону.
Инга поняла: теперь ее очередь.
Стараясь дышать ртом, она подошла к лежащим вповалку телам, схватила одного из изуродованных мутацией людей за заскорузлую одежду и, обливаясь потом, оттащила к краю вырытой ямы.
Тело скатилось вниз, мягко стукнувшись о дно.
Так пришлось повторить еще четыре раза.
Инга таскала мертвые тела, нечаянно касаясь обнаженных из-под одежды участков загорелой кожи, чувствовала ее прохладную резиновую упругость, вздрагивала, сжималась, но продолжала тащить, пока последнее из тел не оказалось в братской могиле.
Измученная морально и физически, опустошенная, уже не способная элементарно разрыдаться Инга, пошатываясь, отошла в сторону, бессильно присела на ржавый капот какой-то древней машины, тупо глядя на свои испачканные землей руки.
Еще что-то умерло, сгорело в душе, будто там оставалось чему умирать…
Она практически не воспринимала в эти минуты ничего, погрузившись в серую хмарь собственных мыслей, она думала о том, какой ничтожной, бессильной, слабой она оказалась, вырванная из уютненькой квартирки на семидесятом этаже городской высотки, как смехотворно-мало знала она о жизни, да и знала ли вообще, если все, что происходило в городе, подчинялось регламенту системы, — незримой и недоступной пониманию воле сообщества машин, окружающих людей заботой и вниманием, создающих все условия для жизни и с такой же легкостью отнимающих жизнь, стоило совершить одно-единственное незапланированное действие.
