Андрей Ливадный: - Опоздавшие к старту
Только Аргус не строил иллюзий. Его не могла обмануть военная форма, надетая на механические подобия людей. Он узнавал их издалека, навскидку, молниеносно определяя, кто перед ним — человек или серв — по угловатости движений последних.
Таранить бронемашины бесполезно, проскочить через лес — нереально, слишком близко друг к другу растут деревья, да еще этот бетонный забор…
А таймер, встроенный в экипировку, неумолимо гонит к нулю показания оставшихся до серии взрывов минут.
Одной рукой схватив ИПК, Аргус резко вывернул руль, заставив прототип затормозить, разворачиваясь юзом, и тут же через щель опускающегося бронестекла водительской двери резанул двумя короткими прицельными очередями, отшвырнув на землю трех механических исчадий, один из которых изображал офицера временного блокпоста, а двое других — его подчиненных.
Открыв дверь, Аргус, не глуша двигатель Ланцета, выкатился на дорогу, — Инга видела это так, будто являлась сторонним наблюдателем, и тут же ее сознание словно вселилось в него: ни одной лишней мысли в голове, ни страха, ни злобы, мышцы, разум все работает «на автомате» — результат многолетних тренировок и стопроцентного самоконтроля в смертельных ситуациях. И все же она успела почувствовать где-то там, подле равномерно и неестественно-спокойно бьющегося сердца острую, как заноза, боль за погибших товарищей, и мутную горечь, не понятую ей: «возомнили себя богами… а платить нашим детям… жестоко платить…»
Эта фраза еще долго не будет давать ей покоя, ну а сейчас она вместе с Аргусом рванулась вперед, огибая раскаленные бронежалюзи в корме боевой машины, и сразу с колена короткими очередями резанула по сгорбившимися, прячущимися за броней фигурам.
Вместо крови и глухих ударов пуль, разрывающих плоть, Инга увидела снопы искр, услышала характерный звук пробиваемого металла, — солдатская униформа рвалась, обнажая металлопластик человекоподобных корпусов, и валились они как куклы — моментально застыв, словно окостенев в тех позах, как настигли их пули.
Аргус мельком взглянул на хронометр.
Пять минут. Успею.
Он быстро нырнул в пропахшее металлом нутро бронемашины, и резко сдал назад, убирая препятствие с дороги.
Все. Теперь назад в прототип…
Он вылез через люк, на секунду выпрямился, стоя на броне, и в этот миг два одиночных, ударивших издалека выстрела впились в спину бронебойными пулями, разворотившими металлокевлар…
Ни одна из них не прошла навылет, Аргус дернулся всем телом, но устоял на ногах, только дышать стало нестерпимо-больно, да на губах вместе с хрипом запузырилась кровавая пена.
«Снайпер… В спину…»
Пошатываясь, он сполз со ската брони, падая и вставая, добрел до Ланцета, рухнул на сиденье и повел машину вниз, по разблокированному спуску, мутным уже тускнеющим взглядом выискивая надежное место, где можно укрыть прототип.
«Ребята найдут… Спрей знает, где искать… Ланцет им еще послужит…»
Впереди возвышался капитальный навес: бетонные фундаментные плиты, поставленные друг на друга, и положенные сверху без раствора и сварки плиты перекрытия. В глуби виднелась досмотровая яма, над сооружением из бетонных плит высилась гора наваленных друг на друга машин.
Аргус загнал прототип под навес.
Сознание меркло. Он, превозмогая боль, обернулся.
Хотелось вылезти, вдохнуть в последний раз свежего воздуха, напоенного лесными ароматами, но не осталось сил, да и не судьба…
Далеко за свалкой земля вдруг вздрогнула, как при землетрясении, и начала подниматься вверх неестественно медленно: сначала шел черный вал, в котором словно спички поднимались вырванные с корнем вековые деревья, потом из-под земли полыхнул огонь, закручиваясь в ослепительные спирали, он рвался в небеса, опадал, выплескивался вновь, пока не заполыхал весь обозримый горизонт, от края до края…
Аргус уже не видел этого.
Его взор застила багряная пелена, потом пришла чернота, и исчезло все…
* * *Инга вскрикнула во сне, но проснуться не смогла.
И снова возвращался кошмар, такой яркий, детальный, пронзительный, но уже связанный непосредственно с ней: она ощущала, как тянуться к ней холодные, неживые руки, тонкий визг сервомоторов рвал нервы, угрожающе приближались пальцы-манипуляторы, удерживая тонкую, похожую на непрозрачную липкую ленту полоску, вот она коснулась ее лба и плотно прильнула к коже, впиваясь в плоть миллионами микроскопических иголочек.
Она задыхалась от ужаса, не понимая, кто и что делает с ней, но кошмар вдруг начал истончаться только в районе лба ощущалось жжение, которое как-то незаметно трансформировалось в успокаивающее тепло.
* * *Она проснулась как от толчка.
Первое ощущение — одежда была сухой. Затем сквозь муть проясняющегося сознания, отталкивая кошмар, проявилось детальное ощущение реальности, на секунду пришла облегченная мысль: «слава Богу, это был всего лишь сон…» но она оборвалась, как только в ногах стал явственно ощутим ток теплого воздуха, а боковое зрение уловило полупрозрачную переборку из дымчатого стекла, отделявшую ее от водительского сидения.
Двигатель машины работал беззвучно, но все же она ощущала легкую, едва приметную вибрацию, а за герметичной (судя по канту уплотнителя) перегородкой взгляд различил силуэт человека, который сидел, уронив голову на грудь…
Ледяной озноб медленно полз вдоль позвоночника, кожу на затылке стянуло мурашками, и тут же она ощутила что-то неестественное, принадлежащее не ей, — тонкую полоску на лбу под прядками волос…
Дико закричав, Инга попыталась сорвать ее, но тщетно — ногти впивались в кожу не в силах подцепить край тонкой полоски, тогда она лихорадочно стала искать систему отпирания дверей, нашла, ударила ладонью по сенсору, будто это могло помочь быстрее освободиться, и, уже не контролируя своего панического ужаса, выскочила наружу, в узкий зазор между приоткрывшейся дверью машины и влажными, холодными, шероховатыми бетонными блоками.
Ей казалось, что ужас заполнил рассудок без остатка, сердце в бешеном ритме ударов грозило лопнуть или выскочить из груди, она, обдирая руки, выскочила из узкого зазора бетонного навеса, споткнулась обо что-то, упала, вновь вскочила с одним желанием: бежать, куда угодно без оглядки, но…
Она застыла, остановилась, будто налетела на неодолимую стену: впереди там, где узкий уже едва угадывающийся съезд на свалку соединялся с бывшей федеральной трассой, стояла бронемашина, точно такая, как ей виделось в кошмарном сне, а из нее выскакивали механические фигурки…
Сутки назад Инга не отличила бы их от людей. Она не могла понять, каким образом в ее сознании прижилось то знание, вернее опыт, которым, по всей видимости, владел Аргус, но ее резко прояснившийся взгляд тут же подметил ту самую неестественную для человека ритмику движений, что демонстрировали высаживающиеся полицейские.
Ночной кошмар тут же притупился, потускнел, новое острое ощущение уже реальной, смертельной опасности обожгло, и она, вместо того, чтобы бежать сломя голову, медленно попятилась назад. Инга не забыла, как стрелял в нее полицейский, кожу на виске, ободранную пулей до сих пор саднило, и она продолжала медленно пятиться, пока не уперлась спиной в шероховатые бетонные блоки навеса.
Почему? Почему все так происходит? Что я сделала? Ну да, влезла в систему спутника, но не убивать же за это?…
— «Тебя убьют». — Внезапно раздался тихий, ровный голос, который был слышим скорее через вибрацию черепной кости. Ощущение внезапное, неприятное, ошеломляющее… — «Медленно отходи к навесу. Там тебя не заметят».
Инга дрожала всем телом. Ее била бесконтрольная нервная дрожь. Не зная, как и что отвечать, она медленно попятилась, видя, что полицейские сервомеханизмы уже развернулись цепью с явным намерением прочесывать свалку.
Возможно, верить внезапно услышанному голосу было ошибкой с ее стороны, но куда бежать?
Все складывалось страшно, нереально, безысходно, но именно безвыходность ситуации породила в ней внутренний протест. Сначала робкий, слабый, приглушенный истовым желанием жить, жалостью к самой себе, но бессилие перед надвигающейся неотвратимостью, ощущения подкашивающихся ног, слабости отказывающегося повиноваться тела, разбудили внутри что-то древнее неодолимое, ассоциирующееся с легким помутнением рассудка и железистым привкусом во рту, когда ледяной озноб вдруг сменился горячей волной ярости, затуманившей зрение.
Нет. Я не могу ничего сделать. Мне нужно спрятаться, стать незаметной среди хаоса нагроможденного вокруг металла, не двигаться, и тогда быть может, все обойдется, они не заметят меня…
А что обойдется?
Инга находилась в странном и страшном состоянии, словно падала в пропасть, сжавшая в ожидании рокового удара, который все не наступал, а его предчувствие становилось все более тягостным, невыносимым…
