Петр Воробьев - Набла квадрат
Ты уже распахиваешь пасть, чтобы вякнуть, что, мол, на твоей ослоухой и свинорылой планете этого якобы не знают, но молчи! — безысходная тупость бессчетных поколений дубинноголовых кретинов, уныло сменявших друг друга, как в страшном сне спившегося и уволенного помощника бездарной повивальной бабки, подавшегося в столяры, не оправдывает твоего собственного тотального скудоумия, потому что до таких простых истин сам дошел бы и последний умом траченый тролль!
— Это высказывание верно определяет границу твоего интеллекта и меру твоей ответственности в данной истории, — заметил Фенрир. — Ты-то не раскусил, что это за доспехи.
Звездолет Гормова красноречия все пер у светового барьера:
— Ты говорил, в твоей усадьбе якобы есть мастерская — заранее представляю себе, какой это ужас — там я научу тебя, как из простых материалов сделать доспехи, которые хоть на расстоянии в три поприща в темную ночь при сплошном тумане, если один глаз закрыть, а другой прищурить, похожи на настоящие, в отличие от твоих. Стой, этот серый хвостище опять возвел на меня низкий и ядовитый поклеп и помешал мне сказать что-то важное и непреходящее… Вот! Я хотел спросить, что у тебя была за глюка?
Кукылин поморщился:
— Потом, когда немного забудется, я тебе расскажу, а то сейчас даже вспоминать страшно.
— Опять мертвецы? — подозрительно участливо спросил Горм.
Кукылин кивнул.
— Вроде этих? — Горм вытащил из-за кресла грубо заваренный поверху мешок для кратковременного хранения пойманной рыбы и повернул к Кукылину прозрачным окошком. В мешке что-то слабо шевелилось. Кукылин заглянул в окошко и в ужасе замер.
— Так это было на самом деле?! Значит, и в первый раз…
— Уже не могу сказать с былой уверенностью, но, по-моему, в первый раз все-таки не, — сказал Горм.
Кукылин на миг задумался и исподлобья посмотрел на Горма.
— Но ежели Книга Постыдных Откровений глаголет истину, кто ты есмь, рыцарь тьмы?
— Кто я что рыцарь тьмы? — переспросил Горм.
— Есмь, — подсказал несколько сбитый с патетического тона Кукылин.
— Так бы сразу и сказал. Беда твоей расы в том, что вы вечно экстраполируете по недостаточному числу фактов, а по достаточному не экстраполируете, и оценки правдоподобия экстраполяции у вас нет. Короче, не надо перекладывать на меня ответственнсть за то, как ведут себя мертвецы на твоей — я подчеркиваю! — твоей — девятью бешеными кобелями в грозу друг из-под друга крытой планете. Зато боюсь, что именно я первый могу объяснить, почему они себя так ведут.
— Если бы, — сказал Фенрир.
— Факты, ядрена мышь, таковы. Этот город, как, вероятно, и некоторые другие, был уничтожен биологическим оружием. Здесь присутствовал какой-то агент — яд, микроб или вирус, — уничтоживший одни организмы и вызвавший страные мутации в других, стимулировав бактериальную некробиотическую активность, ибо…
— Вот загнул, — сказал Фенрир.
— …одним из результатов его действия стало появление колониального микроорганизма, использующего останки более высокоорганизованных существ в качестве каркаса и строительного материала и утилизирующего энергию, выделяющуюся при гниении. Этот микроорганизм стремится распространиться и заразить находящиеся поблизости еще живые существа, пока не очень понятным для меня образом используя посмертные рефлекторные способности поглощенных им останков. Вода активизирует его деятельность, сухость угнетает, а сильный нагрев губит. Я прожарил этот броневик снаружи и изнутри и герметизировал. Не сделай я этого столь тщательно, или прогрызи та штука твой шлем, или еще что-нибудь в таком духе, был бы ты сейчас просто источник заразы. Нарочно хуже не придумаешь! Кстати, это может как раз оказаться правдой. Каким забористым калом у вас тут все углы пообгажены. А ведь на этом небесном теле могла бы когда-нибудь возникнуть разумная жизнь… Ну вот, опять ты скис, как простокваша. Посмотри лучше, на чем лежишь!
Кукылин вытащил из-под себя тяжеленную чушку и провел пальцем по покрывавшей ее копоти.
— Вот ложе, достойное воина, отдыхающего после геройской битвы! Да, здорово ты снес все три головы тому гнусному подражателю троллей в подвале.
Что это я все ни о чем…
— Уж как всегда, — сказал Фенрир.
— Да, так сейчас ты с собаками и едой летишь к себе домой, а я потихоньку, дня за полтора, гоню этот драндулет к тебе же в усадьбу.
— А хорошо ли засвечивать его усадьбу такой наводкой? — спросил Фенрир.
— Броневик, набитый сокровищами, да еще с таким треплом за рулем?
— Троллю никогда не понять того, кто сродни богам. Я так уделаю данный экипаж, что не только о грузе никто спросить не подойдет, но и ваще всякий, кто меня увидит, постарается об этом забыть, как о страшном сне.
— Рыбы давай, — напомнил о своем существовании Мидир.
— Давай намедни кашей подавился, — ответил Горм.
* * *
Кто восковые свечи нес,
А кто могилу копал.
Невеста гадала о женихе,
Куда же он пропал.
Мать его приподняла покров,
Печальна и тиха:
«Невеста, подойди сюда,
Признай своего жениха.»
Женщины плакали навзрыд,
Катились слезы из глаз.
Невеста падала без чувств,
Наверное, тысячу раз.
В слезах и в гое ночь прошла
До раннего света зари.
Где ночью лежал один мертвец,
Наутро стало три.
Был мертвым рыцарь молодой,
Невеста мертвой была,
А вслед за ними перед зарей
От горя мать умерла.
Нулиаюк провела по струнам лютни и опустила голову. Тангиты сидели в молчании, только в костерке, никак не желая разгораться, толстый растрепанный роман «Записки некрохирурга». Киавак встряхнул головой, откинув назад длинные волосы, и сказал:
— Сейчас редко встретишь настоящую любовь, а почему?
Нивиаксиак ответил, задумчиво глядя на язычки пламени:
— Раньше мертвецы не разгуливали среди живых.
— И девушек крали в жены, а не на мясо, — добавил Торнгарсоак. Он хотел сказать что-то еще, но вместо этого насторожился и поднял руку кверху, призывая товарищей сохранять молчание.
Тангиты выбрали для привала дом у дороги с сохранившимися тремя стенами и куском перекрытия второго этажа. Где-то вдали, за неразличимым в вечной дымке горизонтом, сотни лет назад заброшенная дорога упиралась в зловещие руины Укивака. Единственный след в пыли, обрывавшийся у дома, был оставлен набитым едой, боеприпасами и наркотиками броневиком барона — искателя приключений. Тем не менее, до тангитов доносился звук мощного дизеля. По дороге кто-то ехал, причем со стороны, противоположной развилке с мамрохпакским трактом, откуда держали путь тангиты.
— Кымыргук, Ынап, Нулиаюк — за дом, остальные — за мной, в машину! — Киавак, подхватив арбалет, распахнул люк броневика.
В дымке забрезжили очертания громоздкого движущегося сооружения.
Занимая место за штурвалом, рядом с Киаваком, Торнгарсоак хлопнул себя по бедру:
— Это гусеничный тягач довоенной постройки!
Подтверждая его слова, древняя колымага окончательно выбралась из марева. Вся она, от траков гусениц до кончика радиоантенны на командирской башенке, была покрыта тонким слоем копоти. Смотровой люк водителя был закрыт.
— Некстати ты помянул мертвецов, — крикнул Киавак Нивиаксиаку, стоявшему у пулемета в башне.
— Ништяк, мертвецы не мертвецы, на раз по асфальту раскидаем! — сказал Напакыгту, с гранатой в руке устроившийся на полу у открытого люка.
— Ныкай ананас! — Киавак тоже перешел на наречие тангитов. — А ну, лосось, ноздри накинул! Ныкай ананас!
— Я твой нюх топтал!
— Мой топтал, да своим на гвоздь попал, секундявый пипир! Вот что, — Киавак снова заговорил на кыгмикском. — Мертвецы тебя не трогают, и ты их не трогай!
Тягач приблизился настолько, что грамотный Торнгарсоак мог разобрать кроваво-красные надписи на броне: «Доставка трупов населению», «Укивакский питьевой гной», «Мумия — лучший подарок!», «Стопроцентную гарантию дает только морг», «Обглодай кости своих предков!» и так далее. Не замедляя хода, зловещая машина пропылила мимо броневика тангитов и канула в марево.
— Где ночью лежал один мертвец, наутро стояло три, — сказал Киавак. — Вот и вся любовь…
* * *
— Смотри, смотри! Это Йего Бросай, а тот, рядом с мешками, с тюленьей шкурой в зубах — Йего Черепов. Фенрир, дай план покрупнее. Ага. А это мешки.
— Почему они на молнии? Ваша светлость говорили, что птицы откладывают их вместо яиц.
— Это гораздо удобнее, чем просто яйца. Скорлупа разбилась — и все, а в такой мешок птенец, когда уже вылупится, сможет залезать греться и спать, пока не подрастет.
