Петр Воробьев - Набла квадрат
Тьфу!
После непродолжительного отсутствия речь вернулась к Горму, надутая, как жаба.
Кукылин, очень приободренный видом платины, пошел за тележкой. Собаки побежали за ним, видимо не признавая облепленного неизвестно чем Горма, у которого даже резак в руке не гудел, а булькал, достойным опеки. Мертвецы, с одной стороны, вели себя в соответствии с религией, с другой, действительно оказались никудышными бойцами. В душе Кукылина воскресла надежда, хотя тревога оставила его не полностью. Что-то было не так.
Мертвецы в подвале за века слишком пропитались водой, чтобы быть опасными.
Мертвец в лифте, наоборот, слишком высох. Но какое действие могла оказать на него вода, причем не простая вода, а страшный настой многовекового гниения?
За спиной Кукылина зашлепали по воде ноги. Звук шел не точно сзади, из коридора, где стоял Горм, а со стороны лифтового холла. Раздался скрежет железа, затем одновременно Фуамнах и Горм крикнули «Сзади!» и «Берегись!»
Кукылин резко повернулся, вставая в боевую стойку. Высоко подняв оскаленные десятью пастями руки, на него шло огромное, под потолок, чудовище. На его плечах сидели три головы — левая с крысой в глазнице, правая — гнилой беззубый обглоданный череп, и средняя — безымянный животный ужас. «Все», подумал Кукылин, прикрываясь мечом от нависших над ним крысиных пастей. Трехголовый остановился как бы в нерешительности. Из середины его груди, расшвыривая клочья мертвечины, вышел закругленный конец резака.
— Хорошо идет! — Горм выдернул резак и ткнул им в позвоночник чудовищу.
Кадавр начал поворачиваться. Из дыры в его груди вываливались в жижу на полу многоногие насекомоподобные существа. Кукылин, улучив момент, ударил мечом по вытянувшейся правой руке кадавра, отрубив ее по локоть. Рука, перевернувшись несколько раз в воздухе, вцепилась крысами в стену и взбежала по ней, как паук, скрывшись в шерсти на потолке.
Вдруг какофония визга, гудения и чавканья, которую производил резак, прекратилась. Уцелевшей рукой кадавр вырвал у Горма заглохшее орудие и ударил им наотмашь по Гормову шлему. Горм отлетел далеко в коридор и плюхнулся в жижу. Кадавр шел к нему, не обращая внимания на собак, впившихся в его икры экзочелюстями.
— Огнем его, огнем! — раздался голос Фенрира.
Кукылин снова ударил. Огненный факел его меча глубоко вгрызся в бедро чудовища. Кадавр снова начал поворачиваться. Горм, выдернувший из сумок ракетные пистолеты, включил их и врезался в потолок. Трехголовый мазнул неработающим резаком по воздуху, метя в лицо Кукылина. Тот увернулся, проскочив под рукой мертвеца, и, отступив на полшага в сторону, занес меч.
Чудовище отводило руку для нового удара.
— Бей! — сказал Фенрир.
Взмах огненного меча — и три безобразных головы полетели, вертясь и клацая челюстями, в жижу. Тело так и осталось стоять с занесенной рукой.
— Ага! — Горм выудил из жижи одну из голов и, прижав ее ногой к стене, направил на нее ракетный пистолет. — Собачки, ловите две другие, а то он соберется обратно! Добрый удар, Кукылин! Ты сражаешься, как берсерк!
Голова лифтера, цепляясь крысиными лапками и хвостами, пыталась влезть на стену. Кукылин двинулся мимо стоявшего посреди коридора тела кадавра, чтобы сжечь ее, но рука с резаком упала ему на плечо. Кукылин опустился на колени под тяжестью удара, и тут на голову ему прыгнула с потолка ждавшая своей поры крысиная рука. Черные поломанные резцы провели глубокие борозды в оргстекле забрала. Кукылин почувствовал толчок чьего-то тяжелого тела в спину и, падая в страшную черную жижу на полу, потерял сознание.
* * *
Кукылин пришел в себя от голоса Фенрира:
— Итак, «сразу же разгорелась жаркая битва, которая была и жестокой и долгой. Она кончилась тем, что Харальд конунг одержал победу, а Эйрик конунг и Сульки конунг, и его брат Соти ярл погибли. Торир Длиннолицый поставил свой корабль вплотную к кораблю Харальда конунга. Торир был могучим берсерком. Схватка была здесь очень ожесточенной, но в конце концов Торир Длиннолицый пал. Все люди на его корабле были перебиты.» Ты понял?
— Что я должен был понять? — сварливо отозвался Горм. — Кьетви конунг был не с Ториром, а на своем собственном корабле, и, обратившись в бегство, укрылся на астероиде, на котором можно было защищаться, и за милую душу там отсиделся, гад, пока Торира крошила Харальдова дружина из ракетных ружей.
Ты понял?
— Рыбы хочу, — вдруг заныл Мидир.
Силы вернулись к Кукылину настолько, что он смог проскрести языком по пересохшим губам и приоткрыть правый глаз. Прямо над глазом начинался закопченный потолок полутемного и очень тесного помещения. Единственным источником света были налобные фонари Мидира и Фуамнах, сидевших, задравши морды к варварски ободранному и обгорелому креслу, в котором скукожился закопченный Горм, опершись животом о спинку и свесив ноги с подлокотников.
За креслом из пола торчали рычаги и педали. Кукылин лежал на довлоьно высоком, узком и очень жестком возвышении, то же, что было подложено ему под голову, явно не предназначалось для роли подушки. Протянув руку, Кукылин на ощупь узнал кое-как свернутую кирасу своего пластинчатого доспеха.
— Привет и тебе, Кукылин этот… ярл! — Горм задом сполз с кресла запустил руку себе за спину, вытащил из ранца гофрированную трубку, из которой повалил пар, пробормотал «Не то», вытащил коробочку с прозрачной крышкой, в которой перекатывались запасные зубья к резаку, наморщил лоб, отчего рогатый обруч опасно накренился, засунул мешок в левую поясную сумку, наконец, вытащил еще одну гофрированную трубку с краником на конце, сказал:
— На-ка вот, отхлебни, — и, в состоянии нелепого и неустойчивого равновесия нависнув над собакми, протянул трубку Кукылину.
С большим облегчением Кукылин не узнал в веществе, смочившем его губы, жидкий азот.
— Ты, наверное, опять перемудрил с наркозом, — Кукылин отвел трубку, по странному привкусу поняв, что в трубке хоть и вода, но не питьевая, а из Гормова охлаждающего белья или еще откуда похуже. — У меня были такие галлюцинации, что я не помню даже, в какую заваруху попал на самом деле.
Горм жадно присосался к кранику, через некоторое время на его лице отразилось сомнение в качестве напитка, после чего он принялся остервенело плеваться.
— На самом деле, — сказал Фенрир, пользуясь паузой, — наш общий знакомый, в детстве подмененный в колыбели троллями, подставил тебя под здоровенную оплеуху, которая сломала тебе ключицу, а одна, не в обиду ей будь сказано, сука едва тебя не утопила под видом спасения. Потом тобой снова занялся вышеозначенный подменыш троллей, своим медицинским искусством наверняка кроваво и мучительски лишивший бы тебя жизни, если б не мои своевременные, мудрые и терпеливо-доходчивые советы.
— Но, видно, сам Кром хранил тебя, ибо, несмотря на вредительское и зловеще-гнусное под руку бормотание этого истинного отродья троллей, позора Железного леса и пособника Гибели Богов, я все-таки сумел провести дезинфекцию и поставить тебе на ключицу платиновую скобу, — с неожиданным добродушием закончил отплевавшийся Горм. — Не беспокоит?
Кукылин осторожно подвигал рукой:
— Нет, спасибо, Горм! Ты говоришь, она была сломана? Не могу поверить!
— Не беспокоит, говоришь? А с чего это ты тогда ты изобразил вот этакую рожу, ежели не беспокоит? Ладно, поболит, и фиг с ней, а ваще-то ты должен был по логике вещей как минимум околеть, и все из-за своих дурацких комплексов. Надо было честно признаться, что твои доспехи годны только на то, чтобы подкладывать их под голову, а не травить бесконечные байки по поводу сестер-сирот, страдающих сезонным белокровием и ждущих твоего возвращения. И этого олуха еще кто-то ждет… Что у тебя за кираса? — Горм выхватил из-под головы Кукылина кирасу, вцепился в нее зубами и руками и, зажмурясь, разодрал натрое. — Тьфу! Я к ней, каюсь, не присматривался, ну, там, варена мышь деликатесная, думаю, обычная керамика с арматурой из углеволокна, не больно серьезная вещь, но от мелких грызунов, думаю, защитит, так какое там углеволокно! Это глина! Такую, с позволения сказать, кирасу, любая хилая базука в клочья разнесет, а твой шлем, в котором куском мела можно дырку провертеть, я даже помойному ведру не уподоблю, ничего не говоря уже о твоих картонных ботиночках.
Выступая в таком шутовском костюме, выдавать себя за воина — это паранойя, а лезть в нем туда, куда ты со мной полез, это ваще патологическое бешенство, осложненное возвратным энурезом и тяжелой наследственностью. Кто мог в здравом уме спроектировать такой позор? С древних времен известно — доспехи должны отражать как рубящий или сминающий удар палицей, топором, боевым молотом или двуручным мечом, так и воздействие быстрое, но концентрированное — укол копьем, пикой, стрелу, метательноый нож, арбалетный болт, пулю. Для защиты от первого служит внешняя рама — Горм треснул по одной из трубок наружного скелета своего костюма, — для защиты от второго — легкий, но прочный композит, позволяющий распределить точечное усилие на большую площадь, например, кольчуга правильного плетения — в каждое кольцо продеты четыре соседних.
