Сады Дьявола (СИ) - Гагарин Павел Александрович

Лютый встрепенулся.

— Играл я как-то в одну компьютерную игру, — сообщил он, — там мертвых людей потрошили и натягивали на тело роботов…

— Какие-то отстойные роботы, медленные и слабые.

— Я вот, кстати, чего не могу понять, — заговорил Чехов. — Ну, живые мертвецы, хорошо, впечатляет. Но почему армия и полиция их не уделала? Проехать по зомби броневиком пару раз, даже огнестрела не надо. Я уж молчу про танки.

— Может, у заболевания очень короткий инкубационный период, — сказал Бенуа.

— Или наоборот — очень долгий, — сказала Картье. — Все, включая танкистов, заразились. Когда все началось, было уже поздно.

— Мы только что с вами видели, как с зомби воюют живые люди, — напомнила Стерн. — Похоже, у зомби хватает мозгов не лезть под танки.

Лютый вдруг выпучил глаза, подняв указательный палец вверх. Его явно посетила очередная светлая мысль.

— В глубине шахты находится зомби-матка, которая всеми ими управляет! — не разочаровал он. — Ее надо убить, и тогда все зомби превратятся в пыль.

— Великая мать! — шепотом воззвала Картье, а Стерн расхохоталась.

— А может он и прав, — сказала она. — Для разумной деятельности мозг не обязателен. У муравьем и пчел и мозга-то никакого нет, а разум есть. Коллективный.

— Для этого они должны как-то взаимодействовать.

— Может быть они и взаимодействуют, просто мы этого не видим. Например, они могут, как те же муравьи, общаться феромонами, может быть, они переговариваются ультразвуком, поэтому мы их не слышим.

Вечером, когда научники разошлись, продолжая препираться, там же, в спортзале, капитан с Чеховым пили джин и вспоминали лихие детские годы.

— А помнишь, как ты меня из лука подстрелил? — спросил Чехов, и оба рассмеялись.

Ох, уж эти воспоминания детства. Это сейчас смешно, а тогда ничего веселого не было. Когда им обоим было по десять лет, Пульхр наткнулся в библиотеке интерната на старую замусоленую книгу. Она называлась «Тарзан, приемыш обезьян». Почему-то именно книга об этом младшем коллеге Маугли произвели на Пульхра огромное впечатление, в отличие от череды экранизаций-муляжей, выполненных из крашенного гипса и воска.

Дело было на каникулах, Пульхр промыл Чехову мозги, и они прожили на деревьях несколько дней, спускаясь только чтобы поесть и поспать. Роль одичавшего лорда Грейстока Пульхр взвалил на себя, а вот из Чехова большая обезьяна получилась так себе. Если самопровозглашенный лорд скакал с ветки на ветку с прирожденной грацией орангутана, распугивая ворон боевым кличем, то чехообразная горилла все время норовила сверзиться вниз. Где-то на десятый раз Чехов наотрез отказался заползать обратно, и Пульхр вынужден был согласиться, что настала пора эволюционировать.

Для этого Пульхр решил смастерить лук и стрелы. Ребята добросовестно ознакомились с несколькими обучающими видео. С луком все прошло гладко: две подходящие по изгибу ветки с помощью изоленты примотали друг к другу основаниями, из нейлонового шнура получилась отличная тетива. Со стрелами пришлось повозиться. Пульхр с каким-то остервенением выпиливал ножовкой по металлу из алюминия — самый подходящий материал для нетерпеливых малолеток — наконечники, пока Чехов скоблил и шкурил древки. Потом они долго дорабатывали наконечники напильниками, добиваясь необходимой остроты. Древки стрел пропилили, вставили наконечники и накрепко обмотали вощеной нитью. С обратной стороны, для пущей меткости приклеили оперение из разрезанных по ости голубиных перьев, найденных на чердаке. Стрелы получились — загляденье.

Испытания решили провести без лишних глаз, за пределами интерната. Стрела, которую выпустил юный лорд Грейсток, просвистев двадцать метров, гулко воткнулась в деревянную дверь жертвенного сарая. Чехов, восхищенно вереща, кинулся смотреть, как глубоко наконечник вошел в дерево. Пульх в это время наложил на тетеву вторую стрелу. По сию пору он не мог понять, зачем это сделал. Оружие в руках и бегущая мишень запустилили беспощадный инстинкт охотника. Единственное, что Пульхр успел сделать, это немного сбить прицел вниз. Чехов рухнул как подкошенный. Пульх медленно пошел к нему, пытаясь осознать, что натворил. Чехов неподвижно лежал на боку. Из него торчала стрела.

— Чехов! — позвал Пульхр. — Чехов! Ты живой?

Он почувствовал, как кровь, оглушительно пульсируя, заливает мозг. Перед глазами летали красные мошки. Пульхр подумал, что вот так и теряют сознание, но сам не потерял.

В этот момент появился наставник. Пульхр не нашел сил удивиться, откуда он взялся — ребята никому про свои испытания не говорили. Сразу стало легче. Наставник не допустит, чтобы Чехов умер. И он, действительно, нисколько не растерялся, словно он каждый день видел утыканных стрелами детей. Чехов шевельнулся. Наставник присел над раненным.

Кровь отхлынула от головы, Пульхр почувствовал себя легким от счастья — он только сейчас разглядел, что попал Чехову в бедро.

— А если бы в голову? — спросил наставник, после чего изломал об Пульхра лук и оставшиеся стрелы.

Чехов приподнялся на локте и удивленно уставился на стрелу, словно пытаясь припомнить, была ли она там раньше. Стрела прошла насквозь, и кость, к счастью не задела. Чехов недоверчиво тронул древко пальцем и поморщился от боли. Наставник оторвал рукав своей рубашки и стянул ногу выше раны. Стрелу он обломил у наконечника и вытащил окровавленное древко из раны. Потом Чехов, опираясь на Пульхра, героически похромал в медкабинет. Там ему вкатили пару уколов и зашили. Хромал он еще где-то месяц, а Пульхр в качестве наказания два месяца драил туалеты и посуду на кухне.

— Слушай, — спросил Чехов, когда источник детских воспоминаний начала иссякать. — А что со мной случилось? Почему ты один?

Пульхр ладонь провел по лицу от лба до подбородка, словно умываясь. Чехов пристально смотрел на него.

— Операция «Большой Зубец» — слыхал?

— Нет.

— Ну да, она вроде бы засекречена была… Не суть. Восемь лет назад мы с тобой служили на этом корабле. Я тогда был вторым помощником, а ты — командиром абордажной команды. Мы сумели пристыковаться к крейсеру Мезальянса. Остальные корабли… не сумели. На крейсере оказалась толпа космопехоты. Вас прижали недалеко от командного центра. Я решил помочь, взял всех абордажников из команды: Томпсона, Олсен и еще несколько ребят. Ну, вошли. Там ад, ничего не понятно. Мы тоже сцепились с космопехотой. Я решил прорваться на центральный пост и перекрыть шлюзы. Толкнул какую-то дверь, смотрю, а там знамя корабля, и рядом с ним часовой. Он хотел сдаться, но… не успел. А мы предупреждали, что если не сдадуться, то мы пленных брать не будем! Я знамя, значит, сорвал, и на выход. Вдруг мне в спину удар. Я оборачиваюсь, а там какой-то мичман с пистолетом. Пуля от доспеха, понятное дело, отрекошетила. То есть он на космическом корабле стрельбу открыл! За такое вообще-то полагается руки рубить, — свирепея пояснил Пульхр. — И вот, пока я ему руки рубил, что-то замкнуло, вспыхнуло, начался пожар. Я на выход. Весь коридор в пламени. Шлем от жары вырубился, пришлось его снять. Дышать нечем, повсюду дым, последнее, что помню — я ломлюсь в какую-то дверь…

Пульхр плеснул себе на два пальца, выпил налитое одним глотком и продолжил:

— Прихожу в себя уже здесь, на борту, в очереди в медицинский модуль, в руках знамя, вцепился так, что меня вместе с ним и вынесли. Еле пальцы разжал. А ты рядом лежишь. И видно, что не жилец. Дыра вполживота насквозь. Когда ты меня из пожара выносил, кто-то успел тебе в спину кумулятивным кинжалом ткнуть. Мне потом в госпитале орден твой передали. Наградили тебя посмертно. За спасение товарища. За меня, то есть. И Беретту твои приложили…

У Пульхра зачесалось крыло носа, он потер его и с недоумением уставился на мокрые пальцы.

— Э-э, брат, как тебя развезло-то, — смущенно забормотал Чехов. — Пойдем-ка, отведу тебя в твою каюту.

— Да ладно, — поднялся Пульхр. — Сам дойду.

Чехов все-таки довел его до каюты.

— А то еще свернешь себе шею…