Тимоти Мэдден - Запредельник
Дядюшка Джек заменил ему отца, и его воспоминания о коварстве нихонианцев были для юного Маккензи энциклопедией жизни. Поэтому присутствие Такасуки расстроило его, хотя этот маленький нихонианец пользовался высокой репутацией за то, что всегда поступал правильно.
Вторым судьей был средних лет лейтенант. Он был из штаба, и это было все, что Маккензи знал о нем. Его озаботило, что офицер был молод, а это значило, что он был в самом расцвете своей карьеры. Это означало, что он должен был поступать предельно осторожно. Но все это не имело никакого отношения к третьему офицеру в команде.
Третьим был капитан Петравич, начальник Взвода Запредельников Красного Утеса и личный командир Маккензи. Маккензи испытывал сильное желание встать и отдать честь. Ван Сандер ошиблась или же ей было известно нечто, скрытое от него, но в таком случае шансов у него не оставалось вообще. Интуитивно он чувствовал, что это было не так. Ван Сандер и, может быть, Шоенхоффер были твердо убеждены, что он сделает так, как ему было сказано, послушно сыграв свою роль. Они решили использовать Петравича как прикрытие, потому что ни у кого не вызвал бы сомнений приговор, вынесенный его собственным командиром. Но вместо этого у него, возможно, теперь появился союзник прямо среди судей. Время покажет, насколько он прав.
Когда все присутствующие заняли свои места, раздался резкий голос Такасуки:
— Какое дело слушается в суде?
Клерк огласил:
— Служба Внутренней Безопасности против командор-лейтенанта Яна С. Маккензи, полетный номер 0-0-9-6-3-1, который обвиняется в опасном пособничестве врагу во время вооруженного конфликта.
— Кто представляет обвинение? — спросил Такасуки.
Встал государственный обвинитель и заявил:
— Я, командор!
Это был высокий безупречно одетый человек с хорошо поставленным голосом. Он представил советника из Полетного Корпуса, ассистировавшего ему. Им оказалась довольно молодая женщина из персонала Дж.А.Г. Подобные меры были обычными, когда дело касалось обвинения, выдвинутого Внутренней Службой против военных.
Такасуки сказал:
— Можете приступать к обвинению!
Обвинитель кинул взгляд в свои записи, театрально задумался, затем поднял голову и начал:
— Ваша честь, нами будут представлены здесь бесспорные доказательства, что, выполняя задание по спасению чрезвычайно важной для обороны Конкордата сверхсекретной системы управления оружием, командор-лейтенант Ян С. Маккензи забыл о своем священном долге и позволил личным эгоистическим сексуальным потребностям определять его поведение перед лицом противника. Мы докажем, что командор передал указанную выше систему рашадианским террористам в обмен на жизнь своего подчиненного офицера и бывшей любовницы лейтенанта Светлы Стоковик, которая попала в плен к террористам. Мы докажем, что подобные действия означали отказ от своих обязанностей и нанесли вред Конкордату. Мы также докажем, что подсудимому было известно, что подобные действия квалифицируются как пособничество врагу во время военного конфликта, и поэтому он является виновным в нарушении Параграфов 3, 6, 11, 12 и 18 части 5 Устава Военной Справедливости. Вот суть этого дела.
Обвинитель кончил чтение и посмотрел на судей.
Такасуки никак не реагировал, словно ожидая продолжения.
— Ваша честь? — произнес обвинитель, будучи в легком замешательстве.
Брови Такасуки удивленно изогнулись.
— Так вы закончили? — спросил он.
— О да, ваша честь. Я взял на себя смелость объединить все обвинения, чтобы не утомлять суд подробностями. — Он вновь пробежал глазами по листам бумаги на столе перед ним. — Мы сейчас передадим их суду в письменном виде как Доказательство Один.
Он отдал бумаги советнику, которая отнесла их клерку. Но Такасуки вмешался:
— Минуточку! Мы должны выслушать подсудимого, прежде чем изучать вещественные доказательства.
Обвинитель, словно извиняясь, улыбнулся:
— Мне жаль, ваша честь, но я заявляю, что подсудимого все равно признают виновным, так как это очевидный факт.
— Ах так?
— Да, ваша честь, — ответил обвинитель.
— В моем суде никто ничего не считает очевидным, молодой человек.
Такасуки повернул свое широкое лицо к Маккензи и взглянул на него тяжелым цепким взглядом:
— Вы признаете себя виновным, командор?
Маккензи встал, но ничего не ответил. В зале воцарилась напряженная тишина.
Такасуки продолжал терпеливо ждать ответа, но, когда понял, что его не последует, повторил снова:
— Почему вы не отвечаете, командор? Может быть, у вас есть адвокат, который еще не пришел?
— Обвиняемый отказался от услуг адвоката, — поспешил вмешаться обвинитель.
И тогда Маккензи понял, что настал его черед говорить:
— Это неправда, сэр. Мне не предоставили адвоката, но, смею заметить, я не принял бы услуг ни одного адвоката, предложенного обвиняющей стороной.
Казалось, комнату пронизывали электрические разряды. Члены трибунала вопросительно смотрели друг на друга. Даже обычная самоуверенность Ван Сандер покинула ее, и она словно сползла на край стула.
— Я требую защиты своих прав в соответствии со Специальным Кодексом номер 4 дробь 7, — продолжал Маккензи. — Как капитан и единственный член экипажа, обвиняемый в совершении особо серьезного преступления, я хотел бы сам назвать своего адвоката.
По комнате прокатилась волна возгласов и комментариев. Ван Сандер вскочила.
— Протестую, ваша честь! Я протестую! — громко закричал обвинитель.
Такасуки несколько раз настойчиво постучал молотком по столу, восстанавливая тишину, и объявил:
— Порядок в зале суда!
Наконец спокойствие было восстановлено, только Ван Сандер продолжала стоять. Она угрожающе смотрела на обвинителя.
Капитан Петравич мягко присвистнул, и Такасуки обернулся к нему:
— Что вы знаете об этом Специальном Кодексе, сэр? — спросил он.
— Боюсь, я знаю, что это такое, — с широкой ухмылкой ответил седой человек, — хотя уже очень давно не сталкивался с этим.
— И что же это такое?
— Кодекс дает право команде и капитану корабля выбирать самим себе адвоката, если их судят военным судом за действия, предпринятые во время кризисных или военных событий. Существует два условия: обвиняться должна вся команда, и их выбор адвоката должен быть единодушным. Как правило, это делает невозможным применение Кодекса.
Петравич снова присвистнул, даже не пытаясь скрыть свое удовольствие.
— Но как нам известно, командор Маккензи является одновременно капитаном и всей командой корабля, а его запредельник безусловно выполнял важное задание.
Петравич замолчал, его лохматые брови угрожающе шевелились.
Такасуки кивнул и произнес:
— Ага!..
Младший офицер тоже кивнул, словно открыв для себя нечто очень важное. Петравич продолжал улыбаться. Он посмотрел прямо на Маккензи и подмигнул ему. Длинное лицо Ван Сандер было обращено на обвинителя, который опять начал протестовать.
— Ваша честь! — взывал он. — Я решительно протестую против этой смешной попытки затянуть процесс. Призываю вас учитывать интересы Конкордата! Пособничество врагу — прямая угроза обществу! Если обвинение будет сводиться к абсурду с помощью различных процедурных уловок, государственной безопасности будет нанесен урон, немедленный, отрицательный и полный.
Обвинитель, словно подыскивая дополнительные доводы, замолчал. Внезапно его осенило, и он продолжил:
— Суд должен учесть, что обвиняемый вводит его в заблуждение. Он полностью признал свою виновность в ходе предварительного расследования. За отрицание этого сейчас он заслуживает дополнительного наказания. Но вместе с тем нам следует рассмотреть вопрос об истинности или ложности представленных доказательств. Если вы сейчас отклоните приговор обвинения, то в дальнейшем обвиняемый может воспользоваться этим процедурным моментом как основой для своих апелляций. Но мы призваны блюсти безопасность Конкордата! Думаю, что в данных обстоятельствах подобное решение…
— Что вы пытаетесь внушить суду? — перебив обвинителя, спросил Такасуки. — Мы следуем принятым правилам и не подстраиваемся под свое настроение. Основой безопасности Конкордата является неукоснительное следование законам. Это, надеюсь, понятно? Протест отклонен.
Затем главный судья повернулся к Маккензи: лицо — застывшая маска нихонианского достоинства.
— Суд гарантирует вам ваши права в соответствии со Специальным Кодексом. Кого вы выбираете своим адвокатом?
Маккензи не мог поверить, с какой легкостью он добился желаемого результата. Он сказал:
— Ваша честь, я покорно прошу, чтобы моим адвокатом на суде был Сирус Магнум, Префект Красного Утеса.
