Евгения Федорова - Вселенская пьеса. Дилогия (СИ)
Управитель звучно и с напускным пафосом говорил о том, через какие невзгоды и передряги пришлось пройти экипажам, потом была минута молчания по тем, чьи корабли были полностью уничтожены. Я бы по бабыронам не скорбел, но нарушить торжественность момента было нельзя. Мы стояли ровным строем, глядели перед собой, и все, все до единого улыбались. Может, немного невесело, но улыбались.
Потом говорили послы, благодарили организаторов за возможность участвовать в таком грандиозном по масштабам предприятии.
Слова, слова.
Потом пришло время награждать, и я выслушал, как восхваляли помощника капитана Иунозенерика, который, даже потеряв своего ведущего, смог довести дело до конца. О том, как он храбро сражался, взвалив на себя все тяготы командования, и о том, какую смелость и ум он проявил в борьбе за жизнь собственного народа. Ну да, национальный герой.
И с тем, мне не хотелось сплюнуть на пол, как часто бывает, когда выслушиваешь лесть, доставшуюся кому-то просто так. Иунозенерик и вправду заслужил все эти слова, только ему одному известно, чего стоила сетрийцу эта победа. Легкой ее не назовешь, это точно.
Потом их осыпали лепестками, играл гимн Сетры.
Я видел, как опустил взгляд Тверской, рядом вздохнула Натали. Как второй (и единственный теперь) пилот, ее место оказалось плечом к плечу со мной. Я бы хотел ее подбодрить, но сейчас не то время.
Может, она плохо себя почувствовала? — подумал я с тревогой, но отогнал эту мысль. — Нормально все с ней. Я сам мандражирую.
— Теперь пришло время отдать честь другому экипажу, — внезапно сказал Иунозенерик, выступая вперед, и Управляющий, кивнув, повернулся… к нам. Я заметил, как с другого конца возвышения насмешливо улыбается, глядя на меня, Сатринг.
— Никто не преуменьшает заслуг Сетры и галактическая жилая платформа досталась им по праву, но не лишним будет вспомнить, кто даровал им эту победу. Те, кто прошли все испытания с честью, не стреляя в спину и помогая тем, кто попадался у них на пути. Те, кто одержал победу и передал ее гибнущей цивилизации — они перед вами!
Змей, стоящий рядом с Тверским, закашлялся. Я ловил на себе испуганные и полные надежды взгляды своих соотечественников.
— К сожалению, — продолжал Управляющий, — галактическая платформа всего одна и приз всегда достается победителю, но сегодня, по просьбе Сетры и влиятельных людей, знающих не понаслышке о благородстве и доблести экипажа с планеты Земля, нами решено было учредить еще один приз. Приз наших симпатий. Капитан Доров!
Я вышел, как и подобает, четко, ровно, встал напротив Управляющего, но не смог скрыть накатившего на меня напряжения. Словно лом проглотил.
— Примите эту скромную награду от планетарной системы Союза, — он протянул мне небольшой прозрачный ифно-крисалл. — Здесь именно то, что вам необходимо: все данные о применяемых на галактических платформах технологиях. Конечно, получить готовую модель землянам было бы интереснее, но ведь и чертежи могут многое рассказать и многому вас научить. Я думаю, это достойная награда за ваше благородство!
Я протянул руку и взял кристалл, сердце частило, а дыхание наоборот сперло. Я повернулся, взглянул на экипаж, и те внезапно подобрались, выпрямились, отдавая мне честь. Все разом, словно их для этого тренировали, громко и восторженно выкрикнули два коротких и один длинный:
— Ура! Ура! Урааа.
Я вырвался из казавшегося душным зала дворца на попавшийся на пути открытый балкон на большой высоте. Меня утеряли в суматохе, начавшейся после церемонии награждения. Повезло. Я уже ничего не понимал и не хотел понимать. У меня внутри все клокотало, я даже про жену забыл, хотя старался от нее не отходить. Не выдержал, опять нервы сдали. Совсем-совсем негодный стал.
Сейчас у меня в нагрудном кармане парадной формы лежало сокровище, которое сделало все смерти на Шквале не бесполезными. Я враз обрел и прощение Земли, и признание, вернув себе собственную уверенность. Признаться, в какой-то момент я позорно начал сомневаться, верно ли поступил. Возможно, перед страхом начала гонений или признания меня предателем, но невольно задумался об этом.
Но теперь все изменилось и меня не в чем обвинять! Земля получит именно то, что хотела: технологии галактических платформ, важную и ценную информацию, которая добавит нам мощи и знаний, улучшит наши социальные условия. Никакого перенаселения Земле больше не грозит.
Слева фыркнул кот, прошел передо мной, заставив отстраниться от парапета балкона. Я не успел убрать лицо, и пушистый хвост титрина скользнул мне по подбородку.
— Рад? — спросил он муркающим голосом. Похоже, настроение у журналиста было благодушное. Небось, кофе напился.
— Поражен, — признался я. — Даже в горле пересохло, а я вылетел оттуда как пробка из бутылки, бутылку то и забыв.
— Чем ты удивлен? — уточнил журналист.
— Я много общался с тобой, и у меня создалось такое впечатление, что Союз — скопище жадных и хитрых тварей, пытающихся всех обвести вокруг пальца.
— Нет абсолютного зла во Вселенной, кому как не тебе это понимать, — возразил титрин. — Твои враги становятся женами твоих друзей, а убийцы оказываются всего лишь ширмой событий. Противники склоняют головы перед твоими поступками и приносят тебе в палату цветы, а потом не считают зазорным замолвить за Землю пару слов.
— Ах, Сатринг, — протянул я. — Он уже выступал в роли нашего спасителя однажды…
— Не надо мешать все в одну кучу. Когда-то ты был куклой в чужом спектакле, но этот спектакль был твоим. Все зависело от тебя и твоих друзей, от того, насколько слаженно вы работаете, насколько чувствуете друг друга.
— Жалко только, что я отдал свою победу Иунозенерику, — пробормотал я.
— Жалко? — титрин был удивлен.
— Теперь я не получу своего авторского права, ведь мне его обещали за победу, — я вздохнул. — Ты просил рассказать, что случилось там, на третьем уровне подпространства? Но я хочу, чтобы это осталось только между нами. Я боюсь за свою жизнь и жизнь своей семьи.
— Вот оно как, — казалось, титрин разочарован, но наш уговор был жестким: он не имел права разглашать то, чего я не хочу публиковать. И все же любопытство журналиста было безграничным: — Конечно, Антон. Это твое право.
— А камеры?
Кот оглянулся, покачал аккуратной ушастой головой:
— Нас, наконец, оставили в покое, можешь смело говорить…
— Там, на нижнем уровне пространства я не знал что делать, не знал, как поведет себя корабль. У нас был очень мощный элемент стабилизации, но и он не справился. Начало что-то плавиться и я уже не понимал, где находится тот буй, который мне надо подхватить кораблем. К тому же я не знал, как создать нужное движение, которое мне позволит быстро заглотить маяк. И тогда передо мной появился шар, тот самый, от прикосновения которого сгорали люди. Он притронулся ко мне, но я не сгорел, моя рука сжалась, и шлюз открылся именно тогда, когда это было необходимо. Так я получил маяк, благодаря контакту с неизвестной мне энергетической субстанцией. Она исчезла сразу, а дальше нас догнал Иунозенерик, призывал драться, но я вышел пошагово из подпространства, боясь завязывать там бой. Любое повреждение обшивки могло закончиться трагически.
Кот так и сидел, забыв закрыть пасть. Его беловатый язык торчал наружу, казалось, он застыл на середине зевка. Потом он нагнулся, провел подбородком по камню парапета, словно этим усилием пытаясь закрыть рот, повернулся, вывернувшись, улегся на бок с изяществом, присущим лишь кошачьим, но продолжал глядеть на меня неотрывно.
— Удивил тебя? — наконец нарушил я молчание.
— Потряс, — так же, как недавно я, ответил Титрин. — Мы не будем сейчас это обсуждать, ты прав, подобное может быть слишком опасным. Не хочется тебя в какой-то момент найти в застенках лабораторий, у которых даже номерного знака нет. Но ты меня поразил. Я был с тобой не честен, и теперь жалею об этом…
— Что, разглашал мои страшные тайны? — усмехнулся я.
— Нет, обманул с самого начала…
Он все никак не мог сказать, и я снова подначил его:
— Документы на наше сотрудничество подделал?
— Да нет же! — титрин вскочил. — Я про авторское право тебе соврал!
— Что, его никак мне передать нельзя было изначально, даже если бы мы победили? — насторожился я.
— Опять нет, — титрин поднялся, оперся мне на грудь лапами и заглянул в глаза. — Авторское право на Вселенскую Пьесу принадлежит… мне.
Я отшатнулся, но кот знал это наверняка, он устоял и опустился обратно на парапет. Больше не смотрел в мою сторону.
— Я был тем, кто пришел на Землю и предложил Шадумскому написать сценарий о приключениях его соотечественников в чуждом мире бесконечного космоса. Это я был тем, кто подверг тебя всему тому ужасу, что пришлось пережить. Я был началом, катализатором. Потом за дело взялись другие. Мне лишь принадлежало авторское право на Вселенскую Пьесу, и я удачно им распорядился. Я приглядывал за тобой с самого начала, очень хотел, чтобы ты не погиб. Потом уже, когда пришел и бесстыже глянул в твои глаза, когда за чашкой кофе ты как-то рассказал мне, ЧТО значит для тебя эта злополучная книга, я тогда понял, что натворил. Понял, что не все меряется деньгами и не все поступки стоит совершать. Но было поздно.
