Линда Эванс - Приблуда
Пока что единственными звуками, которые он слышал от древесного кота, были странное, перекатывающееся трелью подобие “мяу”, гудящее урчание и тихое ободряющее мурлыкание.
Продолжая работу со сводящей с ума медлительностью, Скотт обдумал эту проблему.
— Есть предложения? — спросил он своего спутника, который, по мере того, как Скотт продвигался на четвереньках, заботливо убирал с его дороги заострённые ветки и прутья, чтобы уберечь его от порезов и заноз. — Нет? Ну, ты выудил меня из воды, это так. Может быть, так я тебя и назову, приятель. Фишер* [позволю себе ещё раз напомнить, что “фишер” (fisher) по-английски означает “рыбак, рыболов” — прим. перев.].
Реакция древесного кота его изумила. Тот сел на заднюю пару лап, издал резкий свистящий звук видимого возбуждения, и поразил его, прикоснувшись к разобранному удилищу, послужившему шиной для лодыжки Скотта, показав на реку и произнеся “Мяу?”.
Скотт остановился, мгновенно забыв о надвигающемся шторме и головной боли.
— Фишер? — повторил он, прикоснулся к фиберглассовой секции удилища, указал на реку, изобразил заброс и сказал: — Фишер. — Затем указал на кота и снова сказал: — Фишер.
— Мяу!
Находящийся в экстазе древесный кот обвился вокруг его руки, крепко прижавшись головой к щеке Скотта, и его покрытое шерстью гибкое тело завибрировало от урчания, подобного исходящему от настоящего земного домашнего кота. Скотт потрясённо рассмеялся и приласкал древесного кота дрожащей рукой.
— Полагаю, это должно означать, что ты одобряешь имя? Ты это пытаешься мне сказать, Фишер?
Древесный кот издал удовлетворённо звучащее переливчатое чириканье и нетерпеливо ткнул в небо.
— Мяу!
— Верно. — Скотт всё-таки позволил своим мыслям уйти в сторону от насущной задачи, будучи в растерянности от ошеломительного взаимопонимания, которое кот каким-то образом установил с ним. Мрачная усмешка появилась и пропала, когда до Скотта дошло, что то, что он испытывает, вполне может быть тем же самым, чем бабушка пугала его до потери речи, когда он был всего лишь ребёнком. Бабуля МакЧайт регулярно предугадывала то, что он хотел сказать, или что ему было нужно. Она узнала, находясь на другой стороне планеты и без того, чтобы кто-либо позвонил ей, что он, направляясь в заповедник, пострадал в аварии аэрокара, и просто появилась на пороге его палаты в больнице. А ещё она потихоньку раздавала советы соседям, которые, у неё за спиной, крутили пальцем у виска и шептались об “этой сумасшедшей старой шотландке”...
Мысль о том, что он мог унаследовать то же самое проклятье — по мере взросления он не мог думать об этом никак иначе, — сильно его беспокоила. Даже притом, что он понимал, что “воспринимает” от Фишера намного больше, чем о том рассказывал кто-либо ещё из принятых древесными котами, даже Стефани Харрингтон. И даже притом, что возможность получать столько информации от древесного кота на эмоциональном уровне однажды может оказаться чрезвычайно ценной.
— Замечательно, мало того, что я ползу с разбитой головой и выведенной из строя лодыжкой, пока на меня надвигается шторм второй категории, теперь, оказывается, я такой же экстрасенс как бабуля МакЧайт и настроен на волну древесного кота.
Эта идея — в его тяжёлом положении — была настолько абсурдной, что он не удержался и расхохотался. “Я умру, если не доволоку собственную задницу вниз по течению, но сижу здесь и ржу как маньяк!”
Может быть это просто истерика?
— Мяу? — озадаченно спросил Фишер, обеспокоено уставившись на него.
— Не обращай внимания, Фишер, — прохрипел Скотт, утирая лицо дрожащими руками, и вздрогнул, когда над пологом листвы, трепетавшей в усиливающемся ветре со звуком похожим на яростное шипение тысячи змей, прокатился раскат грома. — Надо двигаться.
Скотт закончил удалять торчащие сучки, снова отключил вибронож и вернул его на место, в ножны, а затем пополз задом, таща за собой по неровной земле получившуюся толстую жердь, пока снова не достиг ствола дерева. Скотту хотелось прижаться к нему, закрыть глаза и не двигаться, пока не придёт помощь, но гром грохотал и перекатывался над частокольными деревьями, и с каждой минутой всё ближе. Зловещую темноту разгоняли вспыхивающие над пологом листвы зарницы.
— Пора двигаться, так ведь, Фишер?
Скотт, сдерживая стон, сумел снова подняться на ноги. Он взглянул в сторону реки, чтобы сориентироваться, закинул на плечо рюкзак и ружьё, сжал обеими руками получившийся у него тяжелый деревянный посох, и, опершись на него всем весом, сделал первый неровный шаг. Он не упал, но колени его затряслись, лодыжку пронзила боль, а боль в голове полыхнула протуберанцем, как будто там разорвалась зажигательная бомба. Скотт постоял секунду, пошатываясь и борясь с подступившей тошнотой. По всему его телу крупными градинами высыпал пот. Если бы ему хватило ума не оставлять аптечку в аэрокаре, а взять её с собой, то, по крайней мере, можно было бы принять что-нибудь от тошноты. Это сделало бы его путь немного легче, даже притом, что он не осмелился бы принять болеутоляющее из-за травмы головы.
К его сознанию пробилось тихое урчание, и Скотт открыл глаза, чтобы обнаружить древесного кота вцепившимся в ствол частокольного дерева на уровне его глаз и глядящим на него с почти осязаемым беспокойством.
— Мяу?
Скотт сглотнул желчь.
— Туда, — выдавил он из себя, указывая в сторону изгиба реки и находящегося там аэрокара.
— Мяу! — древесный кот показал в том же самом направлении и вскарабкался по стволу дерева до одной из прямых горизонтальных ветвей, благодаря которым частокольное дерево было столь уникально.
Фишер мог бы в мгновение ока обогнать его, но этого не делал. Древесный кот оставался поблизости у него над головой и громко урчал, пока Скотт мучительно медленно ковылял вдоль берега реки к своему аэрокару. Ветер наверху усиливался, и раскаты грома раздавались всё ближе. Над головой в разрывах бешено раскачивающихся ветвей сверкали молнии, бьющие между облаками. Спустя недолгое время они начнут бить в землю — или в ближайшее подходящее дерево. Скотту не хотелось оказаться под деревом, которое послужит проводником для водопада дикого электричества. При мысли об ударе молнии в частокольное дерево его беспокойство обострилось страхом за жизнь древесного кота.
— Надо добраться до аэрокара. — он повторял это отчасти про себя и пробивался вперёд, всем весом опираясь на посох. При каждом его шаге лодыжка пульсировала и вспыхивала острой болью, но эта боль была ничем по сравнению с ослепляющей болью в голове. Лес расплывался перед его глазами, уплывал куда-то, как и его тающие силы. Окружающий мир сузился до вызывающего страх узла боли в голове и необходимости вымучить ещё один шаг, и ещё один после него, переползать, неуклюже, на дрожащих конечностях, через упавшие деревья, острые скальные выступы и иззубренные валуны, вынесенные на его путь ревущим паводком одного из прошлых сезонов. Он хватал ртом плотный, насыщенный влагой воздух, пытаясь загнать в легкие достаточно кислорода, чтобы продолжать мучительное ковыляние по пересечённой местности, окаймлявшей реку.
Дождь обрушился совершенно неожиданно. Скотт чуть было не поскользнулся на ставших внезапно скользкими листьях и грязи и встал, сгорбившись под ливнем, задыхаясь и дрожа, пытаясь собрать достаточно сил для продолжения пути. Дождь хлестал его по спине и голове со свирепостью только слегка смягчаемой находящимися между ним и небом деревьями. Скотт пытался восстановить ориентировку, полностью потеряв из вида ранее просвечивавшую сквозь подлесок реку, но тут он почти ослеп и оглох из-за ярчайшей вспышки молнии и громового раската, отдавшегося у него во всём теле. Ещё одна ослепительная вспышка высветила грязную мохнатую фигурку на ветке, находившейся прямо над ним.
— Почему ты не идёшь домой? — прокричал сквозь шум дождя и грохот грома Скотт. — Если останешься здесь, в тебя ударит молния!
Между раскатами грома он расслышал резкий звук сверху и задохнулся от удивления. Древесный кот спрыгнул с ветки прямо ему на плечо. Ощущение тепла Фишера его мокрой кожей было потрясением. Прикосновение к лицу крошечных ручек со втянутыми когтями внушало благоговение.
— Мяу! — в этом звуке было острое расстройство. Скотт мог ощущать настойчивость беспокойства исходящую от древесного кота, чувствовать каким-то образом, что Фишер останется с ним не смотря ни на что, точно также, как древесный кот Стефани Харрингтон не оставил её, а бросился на гексапуму. Он оказался лицом к лицу с таким самоотверженным благородством, что оставалось только устыдиться трем четвертям истории человечества.
Теплое, покрытое мехом тело прижималось к его голове, а мордочкой древесный кот тёрся о щёку Скотта, не обращая внимания на проливной дождь. Фишер урчал Скотту на ухо, прикасался к его лицу, нежно обернул хвост вокруг его шеи, только что не тряс его в попытке дать знать, что Скотт не один в этой ужасной ситуации посреди неистовствующей грозы. Скотт рискнул оторвать одну руку от костыля, чтобы поднять её и прикоснуться к сидящему у него на плече разумному созданию; урчание кота он мог не только слышать, но и ощущать, поглаживая мокрый мех дрожащими пальцами.
