Линда Эванс - Приблуда
Скотт не смог бы сказать, сколько времени провел, вцепившись в управление. Он сражался с ветром и разворачивал их туда и сюда вслед за извилистой речкой пробивавшей свой путь вниз по горе. Нырял, чтобы избежать ветвей частокольного дерева, перекинувшихся через изменчивое русло, чтобы пустить корни узлового ствола на островках посреди реки. Град как из пулемёта барабанил по крыше машины, а молнии слепили его каждые несколько секунд, сверкая столь близко, что временами удары грома сотрясали корпус машины. Но, наконец, наступил момент, когда Скотт осознал, что худшее осталось позади. Он вырвался к передней кромке шторма и теперь летел горизонтально над долиной.
Скотт вознес искреннюю благодарность небесам и дрожащей рукой потянулся к креслу второго пилота, погладить влажный мех Фишера. Ласка вызвала у его раненого друга сонный всхлип удовольствия и вспышку любви и теплоты в сознании.
— Держись, парнишка, — тихо прошептал Скотт. — Осталось уже недолго.
Он набрал высоту, выжал из аэрокара максимальную скорость и лёг на курс домой.
* * *
Низкое урчание нескольких сотен голосов вернуло Скотта к реальности, к потрескивающему костерку и скоплению такого количества древесных котов, какого он раньше никогда не видел. По другую сторону костра тихо урчала стройная, в половину меньшая размерами остальных, древесная кошка с крапчатым коричневым мехом и темно-зелёными глазами. Урчание её сошло на нет, когда она взглянула Скотту в глаза. Остальные коты также умолкли, оставив только шорох ветра высоко в ветвях частокольного дерева и доносящиеся от места крушения грузовика “БиоНерии” лязг и эхо возгласов людей. Скотт сморгнул и почувствовал, что щёки его заливает краска стыда. “Ну и посол из меня вышел. Сижу тут и вспоминаю о том, как Фишер спас мою задницу, пока эта коричневая кошка явно пытается сказать мне нечто важное”. Он строго приказал самому себе перестать витать в облаках, хоть чёткость этих воспоминаний, память о страхе, шоке и удивительном открытии были столь пронизывающими, что его руки и торс до сих пор покрывала гусиная кожа.
— Прости, — сокрушённо сказал он древесной кошке.
— Мяу, — последовал тихий ответ голосом, похожим на перезвон колокольчиков на ветру.
Случившееся в следующий момент застало Скотта совершенно врасплох. Изголодавшийся приблуда, которого он подобрал у фермы Цивоников, прикоснулся лапами к коленям Скотта...
... и реальность опрокинулась, смазывая цвета и звуки, и наполняясь неожиданной, мучительной злобой. Перед его внутренним взором пронеслись лица, раздались выкрики бурной ссоры. Скотт судорожно вдохнул, отшатнувшись от внезапного всплеска страха и ярости, буквально ощущая на вкус чей-то гнев и непоколебимую решимость остановить... нечто. Он успел увидеть в своём сознании высохший, завядший частокольный лес, лишённые листвы деревья, кору, отслаивающуюся неровными, гнилостными пластами, уловить всепоглощающее ощущение страха, отчаяния и душераздирающего гнева...
А затем перед его внутренним взором осталась единственная картина: искорёженные обломки грузового аэрокара и изувеченные, разлагающиеся останки второго пилота Арвина Эрхардта и иссохшего от голода древесного кота, прижимающегося к нему плача от горя и ярости.
Долгие мгновения Скотт сидел, содрогаясь и глотая пахнущий дымом и смертью воздух, ощущая прижавшегося к боку мягко урчащего Фишера. Скотт сморгнул заливавший глаза пот, медленно фокусируя взгляд на пляшущих языках пламени костра совета древесных котов и дрожа от неожиданной прохлады весеннего вечера. “Как это произошло? И что, во имя Господа, они пытаются мне сказать?” Скотт поднял к лицу трясущуюся руку, вытер пот и потёр глаза, пытаясь вернуть самообладание. “Может быть то, что только что было со мной, всё-таки не было грёзами. Господи Иисусе, как она сделала это? Она ли сделала это?” Как ещё мог он объяснить случившееся с ним?
Ни Фишер, ни приблуда никогда не добивались ничего, хотя бы отдалённо похожего на только что произошедшее с ним: кристально чётких вспышек видения и звука, спроецированных ему непосредственно в мозг, изображений мест, которых он никогда не видел, и голосов, которых он никогда не слышал, но настолько же отчётливых, как и любые воспоминания, которые он мог назвать своими. Древесная кошка пристально смотрела на него чарующими темно-зелёными глазами, и от ощущения разума стоящего за этим взглядом Скотта снова затрясло. “Боже, бабуля МакЧайт, как тебе вообще удавалось жить с этим? Видя и слыша происходящее с другими людьми в сотнях километров от тебя? С людьми, которых ты даже не знала?..” Он задышал медленно, успокаиваясь, и почти на уровне подсознания ощутил прикосновение Фишера — и, возможно, многих других древесных котов — гасящее шок, всё ещё сотрясавший его.
Подняв глаза, Скотт обнаружил, что древесная кошка с тёмным мехом припала к земле прямо рядом с ним. Она жалась к приблуде, привёдшем сюда Скотта, и тихо мурлыкала ему. Скорбь изливалась из приблуды почти видимыми волнами, обжигая растревоженную восприимчивость Скотта. Он поймал себя на том, что поглаживает худую спину кота, тоже тихо нашёптывая ему что-то утешительное, и ощутил, так же как и услышал, одобрительное урчание собравшихся котов. Тёмно-зелёные глаза поднялись, и они с кошкой встретились взглядами.
Скотт не знал что сказать, и что сделать. Вернувшись к своему видению, он пытался разобраться в том, что увидел, услышал и почувствовал. Бурная ссора между людьми... эта часть была отчетливой. Ссора, наполненная в основном резкими эмоциями и мрачными подозрениями. Это, как минимум, соответствовало ощущениям, полученным им от Фишера и приблуды на месте аварии. Бурная ссора, приправленная подозрением и решимостью остановить... нечто... за которой последовала катастрофа аэрокара, вызывала в сознании у Скотта определения весьма далекие от “несчастного случая”. Не это ли пытались донести до него древесные коты? Что авария не была несчастным случаем? Что это было — у него перехватило дыхание — убийство?
— Боже мой, — прошептал он.
Он знал, во вспышке интуиции, которая могла быть не совсем его собственной, что прав. Но почему? Что такое пытались остановить погибшие в грузовике, чтобы некто рискнул убить троих человек, дабы сохранить тайну? Это выходило далеко за рамки ссоры со смертельным исходом между любовниками, было куда серьёзнее, чем пьяная драка между шахтёрами, набравшимися в городе субботним вечером. Это означало преднамеренное, хладнокровное убийство с целью сокрытия чего-то, имевшего чрезвычайную важность для убийцы, который должен быть тесно связан с теми исследованиями, что проводились на станции “БиоНерии”. Хуже того, что бы это ни было, это явственно затрагивало и древесных котов. Осознание этого потрясло Скотта до глубины души.
Убийство, корпоративные секреты и древесные коты сплетались в клубок потенциального кризиса гигантского масштаба, последствия которого отразятся на всех будущих взаимоотношениях Звездного Королевства с недавно найденной аборигенной разумной расой. Перед глазами Скотта вновь пробежали образы, неведомым путем полученные от древесных котов. Высохшие, лишенные листвы деревья частокольного леса, их оголенные, теряющие кору ветви, торчащие под безжалостным солнечным светом, как жертвы чумы. Он медленно сдвинул брови, снова мысленно прокручивая эту картину. Что-то, несомненно, уничтожило это скопление деревьев. Что-то настолько важное, что люди, попытавшиеся рассказать о причине, были убиты.
— Мяу... — раздался жалобный, наполовину умоляющий, наполовину исполненный надежды звук. Скотт опустил взгляд и встретился глазами с приблудой, с ожиданием смотрящим на него снизу вверх.
— Где? — тихо спросил Скотт.
В его сознании возник направленный “толчок”, указывающий на юго-запад с непреклонностью стремящейся к северному полюсу стрелки компаса. Скотт, припоминая карту Сфинкса, мысленно прикинул, что в том направлении мало что было. Шахта, почти полностью автоматизированная, несколько ферм... и опытная станция “БиоНерии”. Грузовик был аэрокаром “БиоНерии”, все жертвы катастрофы были работниками “БиоНерии”. Знакомый логотип компании “БиоНерия” — раскинувшее ветви частокольное дерево, узловой ствол которого представлял собой двойную спираль ДНК — всплыл перед его мысленным взором. Скотту потребовалось несколько секунд, чтобы осознать, что это не воспоминание о последнем месте, где он видел такой логотип — избитом, исцарапанном борте рухнувшего грузовика. Он “видел” украшенное этим логотипом длинное низкое здание, прекрасно зная, что никогда не видел его собственными глазами. Шоком как от холодного душа пришло осознание, что все “виденные” им возле здания частокольные деревья были мертвы, их ветви высохли, а кора отслаивалась гнилостными пластами...
