Андрей Ливадный - Резервный космодром
– Добрый день, Инга, это Вадим Рощин. Мы с вами вчера встречались.
– А, помню, конечно. Как вы меня нашли? Впрочем, не объясняйте, вы же мнемоник, – для таких как вы тайн не существует вообще, верно?
В ее голосе послышались нотки недовольства.
– Извините, если не вовремя побеспокоил. – Вадим терпеть не мог навязывать кому-либо свое общество, но просто прервать сейчас разговор было бы невежливо. – Номер коммуникатора я получил из общедоступных источников. Всего хорошего…
– Подождите, Вадим, не отключайтесь. – Она мгновенье промедлила, а затем неожиданно предложила: – Знаете, что? Приезжайте к нам сегодня вечером, часам к семи? Устроит?
– Ну вот, напросился…
– Да, бросьте. Дедушка будет рад познакомиться. Да и у меня на сегодняшний вечер планов никаких.
Рощин мысленно упрекнул себя за необдуманный поступок, но теперь уже отклонить предложение с его стороны абсолютно невозможно.
– Хорошо, Инга, спасибо за приглашение. Обязательно приду.
– Пешком собрались? Смотрите не заблудитесь у нас в поселке. Объяснить, как добраться?
– Найду. – Настроение у Вадима несколько улучшилось. – Если уж совсем заплутаю, тогда попрошу помощи, договорились?
– Договорились. – Теперь в ее голосе прозвучала задиристая, но не колкая насмешка. – Буду ждать звонка от «заблудшего». До встречи, Вадим.
– До вечера, Инга.
Он мысленным приказом отключил канал связи.
Натянутый разговор получился. Ну а что ты хотел? – С легким раздражением спросил сам у себя Рощин. – Иди теперь, приводи себя в порядок.
* * *Вечер у Ильи Степановича Макрушина – так завали дедушку Инги, – оказался вопреки опасениям Рощина вовсе не скучным, занудливым или чопорным.
Инга не зря предупреждала его о возможности заблудиться: поселок археологов, когда-то состоявший из нескольких типовых зданий, за годы изысканий стихийно разросся, приняв причудливые формы. Улицы и улочки тут гарантировали, что строительные сервомеханизмы если и имеют к ним какое-то отношение, то только не на стадии планирования.
Вадим усмехнулся собственным мыслям.
Вот как, оказывается, формировались древние города на Земле.
Рощин – дитя мегаполиса, – привык к порядку, к некоей логичной геометрии форм, рационализму, а тут все выглядело незамысловато: построил человек дом, рядом неподалеку обстроился сосед, между двумя домами, огибая куст жимолости как-то сама собой была протоптана дорожка, – вот ее впоследствии и облагораживали кибернетические механизмы, – асфальтировали, устраивали клумбу вокруг исторически примечательного куста… так и весь городок: переулочки, улочки, все вроде красиво, ухожено, но так запутанно, что Рощину даже встретился серв, на перекрестке сразу пяти направлений – видно задумался бедняга, каким путем следовать, чтобы попасть из точки "а" в точку "б" наикратчайшим маршрутом?
Оставив сервомеханизм решать сложную математическую задачу, Вадим, памятуя ироничное предостережение Инги, сверился со спутниковой навигационной картой и без лишних колебаний повернул направо.
Пахло дымком, что настораживало.
Оглянувшись, Вадим заметил, что серв не включил аварийной сигнализации, хотя кибернетический механизм оснащен газоанализатором и обязательно умеет классифицировать основные запахи.
Дыма без огня не бывает. – Он огляделся, но никаких отсветов пожара не увидел, напротив, сумерки сгущались все плотнее. – Если не случайный источник возгорания, то что? – Спросил у себя Рощин, пытаясь рассмотреть смутные контуры окружающих построек.
Погода к вечеру расстоялась. После пасмурного, дождливого летнего дня наступала удивительно мягкая ночь, она подобралась крадучись, обволокла мглой, раздразнила тревожащими запахами, – в едином букете смешивался и цвет жимолости, и тот самый настороживший Вадима горьковатый запах дыма, от синего леса до обоняния ветер доносил безвредные для человека, но резко пахнущие споры исполинских грибов, добавляя их к букету вечерних ароматов.
Да и тишина стояла ненатуральная.
У мальчишки, выросшего в мегаполисе, свое понятие «тишины». Настоящая тишина для Вадима всегда была соткана из сотен, если не тысяч едва слышных шумов, которые успокаивают подсознание, нашептывают: все в порядке, город вокруг тебя живет своей размеренной, немного загадочной электронно-механической жизнью, а ты, человек живи своей и будь уверен, – мы тут, рядом, нас миллионы, – маленьких и больших, неподвижных и шустрых, дающих тебе свет, тепло чистый воздух, микроклимат кварталов, готовых придти на помощь, как только позовешь.
Тут же тишина стояла оглушающая, звонкая, и каждый нечаянный звук в ней слышался едва ли не криком.
Вот скрипнула калитка, мягко, практически бесшумно прошуршали вкрадчивые шаги, и Рощин, что уж тут скрывать, не выдержав, задействовал импланты, в гнездах которых притаились кибермодули.
Тут же в паре метров от него обозначилась тепловая сигнатура, вслед, с миллисекундной задержкой появилось изображение черного, как ночь кота, издалека принюхивающегося к незнакомцу, чуть дальше, за забором из имитирующих дерево пластиковых штакетин пылала энергетическая матрица непонятного устройства – вроде металлический ящик на высоких ножках, в котором тлели яркие россыпи углей.
Вадим отключился от виртуальности, как только его сознание соткало призрачный образ Инги, сидящей в шезлонге подле открытой террасы.
Рядом с мангалом (слово было почерпнуто из словаря, размещенного в одном из имплантированных микрочипов) он уже затухающим мнемоническим восприятием успел заметить крепко сложенного мужчину, действительно годного ей в отцы или дедушки.
Вообще «подглядывать» Рощин не любил, да и не собирался, но обстановка поселка воздействовала на него очень необычно: приступ ментальной тишины, – слабый отголосок серьезного эмоционального шока, однажды полученного после разрыва мнемонической «пуповины», связывавшей курсанта академии ВКС с огромным городом, иногда давал о себе знать, не смотря на прошедшие с той поры годы.
Врачи предупреждали, а он тогда отмахнулся, – как же, ведь на изнурительных тренировках, где из него на протяжении пяти с половиной лет готовили настоящего космодесантника, он успел познать и всеобъемлющей тишины открытого космоса, и сторожких, полных неизведанных опасностей просторов иных планет, но, как выяснилось, – для мнемоника, чей рассудок связан незримыми нитями с сотнями исполнительных подсистем базового корабля высадки, полная, стопроцентная тишина – синоним смерти или, как минимум, серьезнейшей нештатной ситуации.
Только много позже, проходя переподготовку, чтобы стать пилотом космического истребителя, он сумел избавиться от периодических приступов, и вот позабытые уже ощущения внезапно вернулись…
Ну, хватит уже… – Мысленно одернул себя Вадим, открывая ту самую, едва слышно скрипнувшую калитку, через которую минуту назад на улицу просочился черный кот.
Илья Степанович Макрушин – старший научный сотрудник, временно исполняющий обязанности начальника археологической экспедиции Совета Безопасности Миров, хлопотал у мангала, на открытой террасе был накрыт стол, Инга действительно сидела в глубоком шезлонге, но, заметив появление галакткапитана, тут же поднялась ему навстречу, со словами:
– А вот и наш гость.
Вадим, конечно, был польщен, да и заинтригован одновременно, – его ждали, к приходу готовились, но все происходило как-то необычно, едва ли не на уровне давно позабытого древнего таинства.
Макрушин на минуту отвлекся от священнодейства, которое вызвало у Вадима массу подозрений. Конечно, ему не раз приходилось выживать в условиях иных планет, но до питания «подножным кормом», да еще и приготовленным на открытом огне, доходили лишь «изуверства» инструкторов. На практике же, еще в период бытности космодесантником, Рощин быстро осознал что понятия «боец» и «боевой скафандр» – неотделимы, а в Обитаемой Галактике не существует двух одинаковых биосфер, как нет единой панацеи от всех вероятных болезней, аллергий, потому к пище, имеющей естественное происхождение, Рощин привык относиться с опаской. Даже в самых отчаянных ситуациях, когда исчерпан ресурс боевого скафандра, в распоряжении бойца все равно остается набор метаболических имплантов, стимуляторов, дыхательных и пищевых таблеток, ибо прямой контакт с биосферой планеты высадки – почти всегда – гарантированная смерть.
Расслабься капитан. – Рощину пришлось призвать к порядку свое распоясавшееся воображение. Вряд ли Инга пригласила его, чтобы отравить. Тем более, что процедуру иммунной адаптации он прошел сразу по прибытии на Алексию.
– Илья Степанович. – Макрушин тем временем вытер руки полотенцем, небрежно повесив его на сук засохшего корявого деревца, торчащего во дворе, – у Вадима даже мысли не могло возникнуть, что оно тут растет.
