Владимир Журавлев - Охота на тринадцатого
— Принято, тревога, — буднично отозвался в переговорнике старшина. — Пилот, стрелок — готовность раз.
Офицер рухнул в компенсатор и махнул рукой — сваливаем к черту! Дисколет подкатил к створкам, мигнул. Потом замигал часто и раздраженно. Из глубины ремзоны прибрел нога за ногу выпускающий, сверился со списком распоряжений, завел за дисколет стартовую перепонку, дал отмашку. Получив мягкого пинка, истребитель прокатился по слипу и выпал в космос с облачком пара. Створки захлопнулись. В опасной близости проплыла ремонтная платформа, связка работающих вакуум — бетонщиков, сегмент нового купола, чуть не снесший им половину трассеров, взорвалась в эфире и тут же заглохла злобная ругань диспетчера…
— Х — ху! — выдохнул офицер. — Вырвались! Чтоб я еще раз вместо вас стоял на разборе полетов!
— Ага! — поддакнул командир. — Тогда пиши рапорт, кэп. О переводе из командира экипажа в стрелки, с понижением до сержанта. Я характеристику дам. Нейтральную.
— И напишу! — буркнул офицер. — Вы меня не знаете! Чтоб я еще раз стоял и краснел, как…
— Как придурок?
— Придуркам проще, они не осознают что придурки! Чуть со стыда не сгорел!
— Да, это тяжело! — лицемерно посочувствовал стрелок.
— О «тринадцатом» выспрашивали, — поморщился офицер. — Да так настойчиво! Как будто он в моем боксе стоит!
— Ну и что ты им сказал? — напрягся командир.
— Что я сказал… правду, конечно! Про «тринадцатого» я и сам не против послушать! А так… сказал, что первый раз в первый класс, все в дыму, ни фига не видно, ни черта не понятно. Не выходил на связь, потому что забыл, потерялся в бою, потому что сам не знал, где меня носит, истратил весь боекомплект, потому что пальцы на управлении от страха судорогой свело… и ничего смешного! Так и было!
— А загрузку ракет как объяснил?
— Сказал, перестарался по неопытности, — пожал плечами офицер. — Попался на шуточки оружейников. У нас же над новичками всегда подшучивают.
— А они?
— Обозвали всяко, вывели за штат с испытательным сроком, стукнули на пол — оклада… да, еще назначили «семерку» вечным дежурным. У матки половина автоматов дистанционного слежения потеряна, будем заменять.
— Автоматы? — нехорошим голосом переспросил пилот. — Заменять? И на сколько суток, хотелось бы знать?
Офицер пожал плечами, и в дисколете воцарилась унылая тишина.
— Суки, — наконец оценил стрелок.
— Не любишь ты женщин, — улыбнулся офицер.
— Я сук не люблю! А женщин… не знаю. Встречу, определюсь.
— Ты чем недоволен? — подал голос командир. — Все же хорошо. За наши фортели кэп отбрехался, «Черт» цел, боекомплект пополнен, воюй да воюй. Чего тебе еще надо?
— Вместо автомата?!
— Мы давно решили, что ознакомительный период — из наиболее опасных, — напомнил командир. — Что европейцы нам и продемонстрировали. И еще могут. Так что давай‑ка сюда, освежи знания по работе с аппаратурой контроля.
— Чего там освежать? — проворчал пилот. — Было бы чего освежать… Пара тупых локаторов да примитивная программа визуального анализа, любой придурок справится…
— Серж, не ной, поставь «Черта» на стационар и присоединяйся. Тебе тоже полезно освежить знания.
— А мне? — напомнил о себе офицер.
— Отдыхай, — улыбнулся командир. — Заслужил. Отбрехаться от дисциплинарной комиссии на разборе полетов — надо уметь! За такое в экипаж принимают.
— Так примите.
— Мы подумаем, — обронил командир.
Офицер обиженно понаблюдал, как экипаж работает на аппаратуре, потом отвернулся и уставился в сферу.
— Может, действительно принять? — подал голос стрелок. — Кэп — хороший человек.
— Это субъективное мнение. Мы о нем ничего не знаем…
— Я расскажу! — оживился офицер. — И я не кэп, меня Георгием зовут!
— … и что важнее, он о нас тоже ничего не знает.
— Так расскажите! — возмутился офицер.
— Ага, щас! У нас подвигов по совокупности на пять трибуналов! А мы вас не знаем. Возьмете и сдадите из чувства офицерского долга и воинской дисциплины, а нам на тюремные заводы рано, мы еще молодые!
Офицер задумался.
— Тогда не принимайте, — решил он.
Потом сообразил, что над ним подсмеиваются, и снова обиделся.
— Хороший ты человек, кэп, — вздохнул командир. — Не дуйся. Узнать друг друга — это мы быстро. Это, считай, всего пара дел… о, вот таких! На ловца и зверь, то есть кэп, бежит… Кэп, даю вводную: мы ловим сигнал о помощи. Наши действия?
— По инструкции, — машинально сказал офицер. — Вызываем тральщика, сбрасываем ему засечку, продолжаем дежурство в установленном порядке.
— Европейский сигнал, — уточнил командир. — И мы его действительно ловим, это не шутка. Кто‑то с «Дьяболо» там плавает. А европейцы ушли. И давай, кэп, быстрее решай, европейцу недолго плавать осталось. У них знаешь, какой ресурс скафандра? Пока наш тральщик расчухается, европеец окочурится. А тральщик еще может и не расчухаться, больно ему надо из‑за одного европейца…
— Сбрось координаты стрелку, — лениво посоветовал пилот. — Спорим, он его на дистанции загасит?
— Командир, это может быть подстава! — напомнил стрелок. — Помнишь, мы похожую тактику прикидывали? Это когда один подает сигнал о помощи, охранение, как тупые юзеры, прутся спасать, а «Черти» под частичной невидимостью кэ — эк… А европейцы не глупее нас, только что доказали! Лучше действительно дай координаты, Серж немножко подкрадется, и я ему такую помощь окажу, спасать нечего будет!
— Скажите европейцу, пусть подходит сам! — неуверенно сказал офицер. — У нас же соглашение о гуманных методах ведения военных действий…
— Кэп, ты дурак? Чтоб его лазером сожгли? У матки к «Дьяболо» конкретное отвращение, особенно после сегодняшнего! Как даст на сигнал опознавателя!
— Не может он подойти, — буркнул командир. — Сигнал слабеет. Это, ребятки, отдельный пловец, и он улетает. Вот так‑то, кэп. Пойдем за ним — нарушение устава, дисциплинарная комиссия, трибунал. И немалый риск нарваться на подставу. Не пойдем — улетит европеец и задохнется.
— Ну и счастливого полета! — легкомысленно сказал стрелок. — Назвался врагом — будь готов полетать. Помнишь, как нас в сто двадцатом?
— Я помню, — мрачно сказал пилот. — Олежа, да дай ты ему на сигнал из трассера! Инкубаторские жалости не имают! Врагам — вражья смерть!
— Ага. Так же, как мы, защищал интересы своей страны, — буркнул старшина. — Ух какой враг.
— Поосторожней на маневре! — построжел офицер. — Наговорите тут на трибунал!
— Да у нас на пять трибуналов набирается, мы ж предупреждали! А туда же, в экипаж…
— Кэп, решать тебе! — серьезно сказал командир. — Без тебя мы бы сами, конечно, или грохнули, или отвернулись и не услышали… но дернул тебя черт написать рапорт, мешаешься теперь под ногами!
— Подбираем, — отчаянно труся, решил офицер.
— А если подстава?
— Подбираем!
— Врага?!
— Человека, м — мать ваша внебрачная Даждь — бога дочь! Подбираем!
— И не надо так орать, — спокойно заметил командир. — Серж, кэп решил спасать, что мы можем сделать?
— Ничего мы не можем сделать, — проворчал пилот. — У нас пауза между пакетами информации короткая. Если чирикнем не со своего места — это оставление боевого дежурства, трибунал. Комэск давно на нас зуб точит.
— А если на полную?
— А после боя я в компенсаторах не уверен. Может сорвать.
— Серж…
— Какой урод придумал эти двигатели? — пробурчал пилот и взялся за управление. — Дали гравитационную тягу недоразвитой цивилизации… чтоб этого Фридмана самого размазало по компенсатору, как нас сейчас размажет!
И дисколет рванул.
— А — а! — невольно заорал офицер.
— Серж!
— Да торможу я, торможу…
— Серж, м — мать!
— Да разгоняюсь я, разгоняюсь…
Командир откинул лицевой щиток, вытер лоб. Посмотрел на ладонь, нахмурился.
— Кровь, — выдавил офицер. — С — сосуды лопнули… Вне компенсатора находиться на маневре запрещено…
— Зато уложились между сеансами, — покривился командир. — Семь секунд, ребята. Туда, обратно, еще и пловца выдернули. Поздравляю с рекордом по космофлоту.
— Т — трибунал…
— Второй за сегодня. Привыкай, кэп. У нас каждое дежурство трибунал, мы ж русские, ребята плечистые, языкатые и речистые… Зато твой, как ты говоришь, человек жив. Наверно.
И они уставились на лежащее между компенсаторами тело.
— Ну‑ка спрятали бэйджики! — распорядился командир. — Щас я его вскрою.
— Бэйджики?
— Не тупи, кэп! Опознаватель прикрой! На скафандре, придурок!
Места между компенсаторами было очень мало, как раз чтоб втиснуться экипажу и неожиданному гостю. То есть гостье… потому что, когда скрипнул под жесткими пальцами командира лицевой щиток европейца, на них глянули пронзительно черные, перепуганные, но несомненно женские глаза.