Наталья Бульба - Космический маршал. Очень грязная история
Чем это может обернуться в исполнении полковника, генерал думать опасался. Лазовски, кстати, тоже. О степени одержимости куратора Службы Внешних границ от контрразведки оба предпочитали только догадываться.
С того дня у Лазовски и ночи у Шторма, когда они надирались, сидя каждый в своем кабинете, и молча смотрели друг на друга, прошло три месяца.
Орлов оказался прав, пропажа обнаружилась сама. Да так, что волна от тех событий добралась и до Союза. Знали об этом немногие, помощник директора Службы Маршалов Союза был среди них.
В режиме строжайшей секретности Штаб Объединенного Флота начал подготовку к вторжению извне.
Похоже, для полковника начавшиеся тогда события не просто не закончились, но и набирали обороты. Было понятно, что Шторм не останется в стороне от таких дел, но, глядя сейчас на друга, у Лазовски возникало ощущение, что тот уже совершенно загнал себя, взваливая на свои плечи значительно больше, чем мог вынести.
Идея обратиться за помощью к старому другу больше не казалась правильной. Со своими сложностями он мог разобраться и сам.
– С ней все в порядке. Просто хотел увидеть.
Шторм ответил усталым, но жестким взглядом. Сел обратно в кресло, потянулся за инъектором, но движения не закончил. Роверу было видно, что тот безнадежно пуст.
– Извини, – полковник докрасна растер мочки ушей, крутанул усы. После проигранного Таласки спора те успели отрасти, – шестые сутки без сна, а тонизаторы медики запретили, говорят, что опасно. А тут, – он повысил голос, но тут же, спохватившись, продолжил уже тише, – не знаешь, что опаснее!
– Людей не хватает или доверяешь только себе? – с легким ехидством поинтересовался Лазовски. По прошлому знал, что сам Шторм в число тех, кого он способен пожалеть, не входит. – Не думал, что будет, если не выдержишь?
Тот, что удивительно, спорить не стал.
– Думал. Потому и тороплюсь.
Лазовски не оставалось ничего, как только вздохнуть. Неисправим!
– Моя помощь нужна?
Во взгляде, который кинул на Ровера Шторм, в иронии можно было захлебнуться.
– А если скажу, что нужна, бросишь все и примчишься?
– Могу и примчаться, – хмыкнул Лазовски, замечая, как слегка расслабляется Вячек. – Помощники натасканы, справятся. Да и нет пока ничего, что требовало бы пристального внимания.
– Почти поверил! – На лице полковника появилась едва заметная улыбка. – Но только почти! Выкладывай, во что еще вляпалась наша любительница приключений?
– Вячек…
Тот качнул головой и резко прервал:
– Я ценю твою заботу, но понимаю и другое: раз уж ты решил со мной связаться…
Он не закончил сам, давая понять, что ничего не забыл. Что помнит, как рисковал женщиной, которую Геннори любил. Что признает свою вину, хоть и оправданную, но все равно оставшуюся между ними невысказанными словами. Что…
Возможно, многое из этого уже почти не имело значения, но оно продолжало таиться в каждом из них, добавляя дружбе ненужных проблем, но пока еще не отменяя самой дружбы.
– Элизабет и Шаевский на Приаме.
Шторм кивнул – в курсе, но посчитал правильным добавить:
– Нравится тебе или нет, но Виктора я верну.
Лазовски сделал вид, что не услышал.
– Их подопечные убиты. Вместе с командиром группы дознания и охраной.
Полковник откинулся на спинку кресла, закинул руки за голову. Потом, не сдержавшись, наклонился вперед, упершись ладонями в стол.
Прорычал недовольно:
– Ведь чувствовал, что там нечисто!
– Чувствовал? – переспросил Лазовски, сощурившись. – Говоришь так, словно там что-то затевается…
– Да ничего не затевается! – Реплика Шторма была излишне резкой.
Ровер проигнорировал и это. Усталость. Выдержка полковника еще не сдалась, но уже отступала.
Словно опровергая мелькнувшие у Лазовски мысли, Шторм продолжил совершенно иным тоном:
– Я про Приам никогда не забывал. Кто-то из моих всегда находится там, чтобы наблюдать ситуацию изнутри. Самариняне в секторе есть, но ведут себя тихо, никаких намеков на активные действия.
– А с побегом Исхантеля это не может быть связано?
Шторм усмехнулся, довольно качнул головой:
– Знаешь? – Отвел взгляд, передвинул планшет на столе, снова посмотрел на Лазовски. – Откуда, не спрашиваю, хоть и интересно. Но на твой вопрос отвечу – нет, не связано. Там своя игра.
Ровер кивнул:
– Я так и понял.
Теперь был черед Шторма не замечать язвительного высказывания.
– Об исчезновениях людей мне докладывали. Первые три версии: самариняне, вольные и выкуп, отпали. Вольные, вроде, имели какое-то отношение к происходящему, но то всплывали, то исчезали… Ничего конкретного. Я приказал смотреть за ситуацией, особенно, когда там оказывался кто-то из наших.
– Так… побег женщины…
Полковник махнул рукой.
– Моих рук дело. – Ровер приподнял бровь, Шторм поправился: – Горевски подсуетился, когда стало известно.
– Этот тоже там?!
Шторм уронил голову на сложенные в замок ладони. Тяжело вздохнул.
– У него длительный отпуск.
– Мне это не нравится, – не поддержал шутку Лазовски. Когда полковник выпрямился в кресле, еще и добавил: – Очень не нравится.
– Лучше бы отозвать эту парочку, но, боюсь, приамцы уже имеют на них виды. Не хочется портить с ними отношения, могут пригодиться.
– Уговариваешь?
– Думаю вслух, – отрезал полковник. – От тебя что-нибудь зависит?
Ровер смотрел на Шторма и молчал, просчитывал варианты. Не самая легкая задачка, когда из данных – лишь уверенность друга да собственные опасения.
Когда его люди работали в Союзе, где была хоть видимость некоего контроля, и то не обходилось без сюрпризов. А в чужом секторе только и оставалось, что рассчитывать на помощь друзей из контрразведки, которые довольно часто забирались в чужие епархии, не всегда правильно понимая свои функции.
Как бы ни хотелось возразить, но Славка был прав. Приамцы едва ли не впервые обратились за помощью, это стоило учитывать. Как и Шаевского, успевшего сработаться с Элизабет, что хоть и слегка, но уменьшило беспокойство Лазовски за нее.
Виктор был сильным игроком, но, что ценнее, без авантюризма, которым страдала Мирайя. Шалопаем он только казался, предпочитая четкий расчет взвешенному риску.
– У Элиз впервые проснулось чувство самосохранения, передала, что без моего приказа действовать не начнет.
– И ты ей веришь? – с улыбкой, хоть и усталой, но уже не похожей на оскал, поинтересовался Шторм. Заметив, как усмехнулся Лазовски, разделяя сомнения, закончил: – Вот и я нет. – Пауза была короткой, но ее хватило, чтобы тот принял решение. – Давай ей добро на работу. Я давно искал повод, чтобы отправить туда группу, считай, ты мне его дал – буду должен. Не кинут моих, возьму на «слабо» ребят из военной разведки. И… – он мог не продолжать, они понимали друг друга и без слов, но на этот раз Шторм предпочел их произнести, – на твоем месте я бы как можно скорее оказался на Эстерии. Раз говоришь, что помощники справятся…
Ровер полковника понял правильно. Дело было не только в том, во что могла влезть Элизабет. Сейчас речь шла уже о возможности пожалеть об упущенном им времени.
* * *– Прошу меня простить…
Подумав, что все-таки была права, когда попросила Виктора оставить меня на несколько минут одну, посмотрела на подошедшего мужчину.
Короткие, почти белые, высветленные волосы. Очень светлые, серо-голубые глаза. Жесткие скулы, раздвоенный подбородок. Классический белый костюм, с молочным отливом рубашка, фиксатор воротника-стойки усыпан довольно крупными кристаллами кротоса. На руке перстень. Тоже кротос, в тяжелой оправе. Целое состояние.
– Я позволил себе бестактность подойти к вам, но…
– Мы летели с вами на одном лайнере, – воспользовавшись короткой паузой, произнесла я равнодушно. – Я вас помню.
Несмотря на мою отстраненную реакцию, в его улыбке виделось облегчение. Только взгляд оставался холодным.
– Дайрис Ханри, к вашим услугам! – Он поклонился, как принято на Приаме, но когда я протянула руку, легко коснулся запястья губами. – Я могу узнать, как зовут мое наваждение?
Посмотрела на него с интересом:
– Элизабет Кирайя. – Усмехнулась, на миг опустив ресницы. – Приятно слышать, что стала наваждением владельца корпорации «Ханри Сэвайвил».
– Я настолько популярен у красивых женщин? – несколько удивленно полюбопытствовал он. – Не замечал, чтобы моими голографиями пестрели информканалы.
В моей улыбке можно было заметить сарказм.
– Не помню имени журналистки, но описала она вас примерно так: «Никто не знает, что он предпочитает носить дома, но сотрудники видят его только в белом. И лишь черный камень на его пальце разбавляет ослепительное сияние». – Я чуть задумалась… – Припоминаю еще одну фразу, она мне понравилась: «Легкая небрежность, оживляющая возведенную в закон жизни идеальность!» Кажется, она касалась вашей прически.
