Алексей Пехов - Ветер и искры (сборник)
Из-за дерева появился вооруженный арбалетом человек. И я узнал самого себя.
– Прости, малыш, – произнес тот, другой, и оружие звонко щелкнуло.
Болт ударил Ходящего в грудь, тот вскрикнул и…
Я стоял на продуваемой всеми ветрами черной, выжженной равнине. В воздухе висели тяжелые хлопья едко пахнущего пепла. От него першило в горле и щипало глаза. Небо было затянуто грязно-рыжими тучами, внутри которых то и дело мелькали багровые всполохи.
Недалеко от меня ползал на карачках человек в испачканной одежде. Острой палочкой он рисовал на толстом слое жирной золы. Внезапно незнакомец оторвался от работы и посмотрел на меня покрасневшими, слезящимися глазами. Я узнал Гиса.
– Почему ты не с Проклятой? Ведь мы договорились! – нахмурился заклинатель. – Уходи отсюда немедленно!
Земля мелко задрожала, а затем за спиной ухнуло так, что я от неожиданности упал на колени и закрыл голову руками. В ушах звенело, кругом все грохотало, как будто в мир открылись ворота Бездны. По долине разнесся всесокрушающий, ликующий, яростный вопль, я начал оборачиваться и…
Всем телом прижался к поверхности холодной, шершавой скалы. Чтобы удержаться и не гробануться в пропасть, приходилось руками и ногами цепляться за неглубокие выемки. Тут их было множество – нечто вроде ступеней для безумцев, желающих сократить дорогу и вместо перевала отправиться напрямик. В пропасть. Далеко внизу лежала земля, а на западе и востоке в небо вздымались сияющие снегом пики Самшитовых гор.
Услышав шорох, я задрал голову.
Выше и чуть справа от того места, где я находился, по стене осторожно спускался Высокородный. Он был невысок, золотоволос и зеленоглаз. Потное, уставшее, осунувшееся лицо, безжалостно искусанные губы. Керэ из Дома Лотоса, с которым свела меня судьба в последние дни Сандонской войны. Мы хорошо попили крови друг у друга и расстались почти что «добрыми друзьями». Тем удивительнее встретиться лицом к лицу с тем, кто уже больше десяти лет должен обитать в Бездне.
Рука остроухого соскользнула с каменного выступа, и он, не сумев удержаться, без единого звука рухнул в пропасть. Я не сделал попытки его поймать. Эльф непременно утянул бы меня за собой.
Золотоволосый падал ужасно медленно, словно невесомое лебединое перышко. Я наблюдал за ним до тех пор, пока глаза не заволокло странным туманом, а когда он рассеялся, вместо Керэ в пропасть падала Лаэн. Я закричал и…
Проснулся.
Лаэн, живая и невредимая, спала рядом, положив одну руку под щеку, а второй обнимая меня. Я осторожно освободился из ее объятий, и она тихо вздохнула во сне.
Стояло позднее утро, и, несмотря на конец лета, небо было уже по-осеннему прозрачным и бездонным. Солнце ярко освещало кольцо скал. На самом краю площадки сидел Шен и швырял вниз камешки.
Он услышал мои шаги и хмыкнул:
– Сильны же вы дрыхнуть. Не думал, что гийяны спят, как младенцы.
– И тебе доброго утра. – Я вернул ему усмешку и сел на скальный карниз, свесив ноги над пропастью.
Отсюда бухта казалась идеально круглой и многоцветной. Светло-голубая, почти бирюзовая у берега и темно-синяя – на глубине.
Шен покосился на меня:
– Не боишься упасть?
– Нет. А ты?
– Боюсь, – честно признался он, чем удивил меня до глубины души. – Но после полета с Про́клятой над Альсгарой все это… – Целитель махнул рукой в сторону пропасти, – становится не таким уж и страшным. Но все же я бы не рискнул сидеть так, как ты.
– Это дело привычки.
– Если не секрет, где ты так «напривыкался»? – Он попытался задать вопрос небрежно, но у него не получилось скрыть любопытства.
Так некстати вспомнился сон, но все же я отозвался:
– Я уже ответил вчера. Пока околачивался в окрестностях Сандона. Часть Самшитовых гор принадлежала остроухим. Вот там-то вдоволь и налазился во время войны. Дважды пришлось проделать путь по вертикальной стенке, раз в шесть выше, чем эти скалы. После такого, если остаешься жив, страх перед высотой пропадает напрочь.
– Правда? – Ходящий с недоверием прищурился и протянул: – Вроде боев в горах не было. Все происходило гораздо севернее.
– Скажи это тем, кто навсегда остался на перевалах, в горных реках и ущельях. Что ты вообще знаешь о том времени?
– Ну… – Он немного смутился. – О боях в ущельях никогда никто не говорил.
Я фыркнул:
– Грандиозных сражений там не было, но всего остального – предостаточно. Остроухие ходили пускать кровь на наши земли, а мы соответственно на их. Так что в той части Самшитовых гор шла своя, неизвестная война. Многие о ней даже не догадываются.
Шен надолго задумался, затем вздохнул и начал швырять камни вниз. Несколько минок я наблюдал за его бросками и едва видимыми отсюда всплесками на воде, а затем зажмурился. Солнце начинало припекать, и я не видел ничего плохого в том, чтобы немного погреться. Лаэн я будить не собирался до тех пор, пока она сама не проснется. Предстояло долгое путешествие, и только Мелот знает, когда теперь представится шанс нормально выспаться и отдохнуть.
Мы просидели больше нара. Я пытался просчитать самую безопасную дорогу. По всему выходило, что тракта избежать не удастся. Затем, если повезет, раздобудем лошадей, завернем в степи и поедем точно на север. Неделю, если все будет хорошо, можно ни о чем не думать, а вот потом придется вернуться на дорогу, иначе мы рискуем промахнуть мимо Радужной долины.
Пока я думал, Шен, видно, решил забросать бухту булыжниками. Похоже, ему нисколько не надоедало заниматься глупостями. В какой-то момент парень заметил мой насмешливый взгляд и неожиданно виновато улыбнулся:
– Меня это успокаивает.
– Да я не возражаю. А когда ты сидишь дома, что делаешь? Мечешь каменюки с крыши по прохожим?
Ходящий рассмеялся:
– Нет. Стреляю из лука в мишень.
– Ты серьезно?
– Ага.
– Сегодня утро сюрпризов, – пробормотал я. – И насколько хорошо ты стреляешь, прости за вопрос?
– Ну-у-у… – протянул он и неловко почесал в затылке. – Скажем так… мне далеко до твоего мастерства. Из арбалета получается намного приличнее, но лук я люблю.
– Мне интересно посмотреть. – Я из последних сил пытался скрыть в голосе скептические нотки. – Покажешь?
– Не сейчас. – Он поморщился. – И не из твоего чудовища. Из таких мощных я никогда не стрелял. Слишком тяжело целиться.
– Ну по сравнению с луками Сжегших душу, мой – сущая веточка. Что? – спросил я, увидев, как его глаза внезапно потемнели.
– Да вспомнил, когда сидел в том доме, с Тиф, там торчали шей-за’ны. Неприятные твари. Никогда не мог поверить, что у них с йе-арре общие предки.
Я негромко рассмеялся:
– Ты, как видно, мало общался с Сынами Неба. Чаще всего «птички» в общении с чужаками тоже твари крайне «неприятные». Им так и хочется оторвать крылья.
– Но хотя бы внешне они не столь безобразны, как Сжегшие. Эти выглядят так, словно являются порождениями Бездны, хотя они такие же существа из плоти и крови, как мы.
– Мне все равно, какой у них вид, лишь бы они от меня подальше держались.
– Это вы о ком? – весело спросила Лаэн.
Я и не заметил, что она проснулась.
– Доброе утро. О Сжегших.
– А… – понимающе протянула Ласка. – Милые ребята.
– Очень! – скривился Шен. – И теперь их в Альсгаре, как блох на паршивой собаке.
– Не преувеличивай, – отмахнулся я. – И успокойся. Ничего твоей Альсгаре не грозит. В Войну Некромантов Про́клятые не смогли ее взять, значит, и сейчас ничего у них не получится.
– Ты забываешь, что после Темного мятежа им противостояла Башня, волшебники которой были не в пример сильнее нынешних. – Лаэн поддержала Целителя. – Если за штурмом действительно стоят Про́клятые, городу придется тяжко.
– Но вас это конечно же не слишком беспокоит! – состроил презрительную рожу Ходящий.
Я легко согласился с ним:
– Ты совершенно прав. Мне плевать на Альсгару. Единственное, что меня заботит, это судьба Га-нора и Лука. Ребятам не повезло, и в этом есть часть моей вины. Я очень надеюсь, что они смогут уцелеть.
– Не думал, что тебя заботит хоть чья-то судьба, кроме собственной. Что сдохло, раз ты решил изменить своим несгибаемым принципам?
– А вот это тебя не касается, дружок, – пропела мое солнце, и ее глаза нехорошо блеснули.
– Не злись, – миролюбиво попросил я. – Мальчишка просто слишком молод. Это от глупости. Пройдет.
Шен тут же послал нас далеко и надолго. Похоже, в последнее время это стало входить у него в привычку.
Мы с Лаэн переглянулись и, не сговариваясь, пожали плечами. Бескрайняя «любовь» Целителя нас нисколько не тревожила. Хотя понять его мы не могли. То отдает на растерзание Башне, то хлопочет перед Советом, то начинает обвинять во всех смертных грехах. Никак не может разобраться, на чьей он стороне. Мечется, словно кузнечик на сковородке, из одной крайности в другую.
– Ты все еще с нами или предпочитаешь совершить самостоятельное путешествие?
