Рамез Наам - Дилемма
Внизу, в самом конце извилистой горной тропки, среди буйной зелени джунглей притаились постройки. Изящная красная крыша пагоды. Рядом – два небольших домика.
– Чу Мом Рэй, – с улыбкой произнес Фенг. – Добро пожаловать во Вьетнам.
Кейд улыбнулся в ответ, затем оживленно кивнул. Чу Мом Рэй! Они все-таки добрались!
Фенг, окрыленный близостью цели, радостно побежал вниз по тропинке.
– Эй, Кейд! – крикнул он на ходу. – А знаешь, что Конфуций советовал тем, кто ходит во сне?
Кейд засмеялся, пытаясь не отставать.
– Что?
– Сходить перед сном! – пропел Фенг. – Ха-ха-ха!
Кейд застонал и помчался вниз по тропе.
Еще час у них ушел на то, чтобы спуститься к монастырю: одолеть крутой извилистый путь, продираясь сквозь джунгли и вдыхая их зеленый прелый аромат. Монахи приветствовали гостей, как героев, Кейда – как святого. Он изо всех сил пытался не замечать их обожания, смеяться вместе со всеми, разрядить обстановку и устранить дисбаланс сил.
Я такой же, как вы. Обыкновенный послушник.
Монахи разрешили искупаться в холодной горной речке. Как это было приятно!.. Затем им принесли чистую одежду и повели на кухню.
Кейд с радостью наблюдал за поварами, готовившими обед. Они чистили, резали, рубили, мешали, приправляли – под нексусом работалось легко и споро. Единый организм, шестирукий человек… нет, не просто человек. Нечто гораздо более совершенное.
Вот, подумал Кейд, вот на что способен нексус! Абсолютная координация. Высший порядок. Симфония разума.
Логичная ступень эволюции человеческого вида. Благодаря нексусу люди добились того, чего не смогли добиться с помощью запугивания и войн. Именно способность действовать и мыслить слаженно, действовать сообща, коллективно генерировать идеи и решения, недоступные одному человеку, даже самому гениальному, – вот в чем их главное преимущество. Нексус – лишь еще один шажок на пути развития человечества.
Для монахов нексус стал духовным инструментом. Он помогал уничтожить иллюзию обособленности, пронзить насквозь вуаль майи. Он позволял монахам – каждый из которых был частью одной разумной вселенной – забыть о порочном утверждении, что все они – отдельные личности, что каждый человек ограничен пределами физического тела. Объединив сознания, они вспомнили, что на самом деле образуют собой единое целое.
В хорошие дни Кейд почти им верил.
Подошел настоятель монастыря – невысокий морщинистый старик.
– Ваш визит – большая честь для нас, – сказал он с улыбкой, но тут же помрачнел: – Однако я должен сообщить дурные новости.
Волна скорби захлестнула собравшихся в комнате монахов. Внутри у Кейда что-то оборвалось. Повара перестали рубить и помешивать. Фенг неподвижно и молча смотрел на настоятеля.
– Монастырь в Банпонге уничтожен, – сказал настоятель. – Сожжен дотла. Братья приняли такое решение, чтобы не выдать вашим преследователям, куда вы направились.
Кейд потерял дар речи.
– Они… погибли?
– Смерть – не худшее из того, что может случиться с человеком, – ответил настоятель. – Ваша свобода для братьев важнее, чем собственная жизнь.
Кейд в ужасе опустил глаза на стол. Все погибли. От горя у него отнялся язык. Сидевший рядом Фенг кивнул, соглашаясь с настоятелем.
– Вам нельзя здесь оставаться, это опасно, – сказал настоятель. – Мы приготовили для вас машину. Монастырь в Аюн Па больше и расположен дальше от границы. Там безопасней.
Кейд поднял голову:
– А как же вы? Что будет со здешними монахами?
Настоятель улыбнулся:
– Я предпочитаю жить, если у меня есть выбор. Мы спрячемся, укроемся в джунглях. А сейчас надо пополнить запасы провизии и отправить вас в дорогу. Ваша жизнь бесценна. Уважьте тех, кто многим ради вас пожертвовал, – не попадитесь в руки к врагам.
Кейд его не слышал. Одна мысль билась в голове. УПВР. Это дело рук УПВР. Назначив вознаграждение за его поимку, они убили монахов. Все равно что сами спустили курок.
Черт.
3
Семейная идиллия
Начало октября
Сэм распрямила спину и потянулась. В руках у нее была лопата. Пот градом катился по лицу, пропитывая бандану, и затекал под респиратор, задерживающий CO2. Майка прилипла к телу. Это было чудесно. Пластиковые панели парника ловили и удерживали солнечное тепло. Специальные насосы, работавшие на солнечной энергии, брали из воздуха углекислый газ и подавали его внутрь, к растениям.
Сегодня Сэм собирала урожай генетически модицифированного древовидного алоэ. Этот специально выведенный сорт быстро рос в богатой углекислым газом среде. Мясистые зеленые листья были источником природных антибиотиков и ранозаживляющих веществ. Вся выручка с проданных алоэ шла на нужды приюта. Сэм окинула взглядом теплицу и десятки самых разных растений, маленьких химзаводов, каждое из которых давало богатый урожай на продажу.
Все они – запрещены в Европе, подумала Сэм. А большинство и в Штатах.
Как странно жить в стране, где все эти технологии разрешены и считаются нормой жизни. Богатые страны могут позволить себе запретить биотехнологии. Бедные страны только ими и живут.
Сэм вдруг осеклась и засмеялась.
Я – садовник! Кто бы мог подумать?
Абсурд какой-то. Восемь лет она была шпионом и солдатом, а теперь вот копается в земле.
Что подумал бы Накамура?
Улыбка Сэм на секунду померкла. Ее наставник сейчас далеко, очень далеко. Считает ли он ее предательницей? А она сама кем себя считает?
Все меняется, однажды сказал ей Накамура. Если хочешь выжить, нужно быть гибким и уметь адаптироваться.
Стало быть, я гибкая, размышляла Сэм. Ладно, почему бы и нет.
Затем она почувствовала рядом сознания детей, и все ее тревоги мгновенно исчезли. На лице вновь засияла улыбка. Сэм закончила работу, кое-как управилась с хлипким пластиковым переходным шлюзом и вышла на улицу. Из-за маленькой рощицы к ней бежали Кит и Сараи. Они держались за руки и весело смеялись в ярких солнечных лучах.
Семилетний Кит запрыгнул ей на руки. Его разум сверкал ярче солнца, и Сэм закружила мальчика в объятьях. Сараи с улыбкой наблюдала за ними. Ее глаза и мысли радостно блестели.
За ними шла Кхун Мэй. Хмурое лицо, нечитаемый разум. Старшая воспитательница приюта смотрела на Сэм с явным неодобрением. Еще бы: одета на западный манер, плечи голые, да к тому же без малейшего зазрения совести принимает наркотик.
Сэм не стала обращать на нее внимания. Она все кружила и кружила в воздухе маленького Кита, видя бесконечное кружение его глазами, чувствуя его радость, упоение юностью и жизнью среди таких же детей, как он сам.
На девять детей в приюте было три воспитателя и Джейк. Восемь детей – в возрасте от одного года до восьми – впервые столкнулись с нексусом в утробе матери, большинство – неоднократно. Когда мать начинает чувствовать сознание еще не родившегося ребенка, мало что может ее остановить: она хочет испытывать этот опыт снова и снова, прикасаться к недооформленным мыслям маленького существа, растущего у нее под сердцем.
Дети были волшебные, удивительные, ни на кого не похожие, сбивающие с толку. Большинство – с глубокими душевными травмами. Порой они испытывали ее терпение, ссорились друг с другом, бунтовали или просто упрямились. Но от них исходил свет – яркий, затмевающий собой все шрамы и боль. Они свободно владели нексусом – на уровне инстинктов. Сэм при всем желании не добилась бы такого результата. Чаще они общались друг с другом посредством мыслей, нежели слов: образы и идеи мелькали так быстро, что Сэм не успевала улавливать. И от них ничего нельзя было скрыть. Эти дети знали ее изнутри, как свои пять пальцев. От их прикосновений ее сознание воспаряло, озарялось всеми цветами радуги. Непередаваемое, упоительное чувство.
Совсем иначе сложилась судьба Сараи, девятого ребенка в приюте. В четырехлетнем возрасте она выпила жидкость из маминого пузырька с нексусом: мать и многочисленные «дяди» не раз делали это в ее присутствии. Наркотик закрепился у нее в мозгу прочно и навсегда, словно она испытала его действие еще в материнской утробе.
У Сараи было тяжелое детство, не дом – а притон, через который проходили сотни мужчин, за деньги эксплуатировавших тело и разум ее матери. Когда они спаривались, их сознания под нексусом вспыхивали острым наслаждением – а то и чем похуже. Не раз Сараи в ужасе лежала в темноте, чувствуя, как страшные люди жестоко обходятся с ее мамой, причиняют ей боль, чтобы самим ощутить всю палитру боли и унижения.
Сараи научилась блокировать их мысли.
Ей было девять, когда она впервые ошиблась, и мамин клиент ее заметил. Он потребовал подать ему и девчонку. Мама вышвырнула его из дома и громко закричала, привлекая внимание соседей. Те вышли, и он сбежал. На следующий день мама отвела Сараи в храм и попросила монахов помочь ее особенной дочке. Четыре месяца спустя девятилетняя Сараи приехала в Маэ-Донг и обрела здесь дом, уютный и безопасный. Нексусом она владела куда лучше, чем Сэм, но хуже, чем остальные дети, получившие наркотик в утробе матери.
