Сергей Лукьяненко - Фальшивые зеркала
— Почему ты так ненавидишь Дибенко?
— Разве это важно? Допустим, мне нужна его новая программа. Мне нужны братья и сёстры. Такие же, как я. Полноправные обитатели виртуального мира. Его коренные жители.
— Да это же ты сам! — Я не выдерживаю, и срываюсь. — Это то, из чего ты сделан! Зачем тебе программы, из которых ты же и состоишь?
— А ты можешь рассказать мне, из чего состоишь, Леонид? Как работает твоя печень, как бьётся сердце. Как скачут импульсы по нейронам, как сокращается кишечник, как выплёскиваются в кровь гормоны?
— При чём тут это?
— Ты можешь вытащить почку, отпрепарировать, посмотреть под микроскопом, а потом засунуть обратно? Я не могу. Пока — не могу. Мне было нужно то, что называется исходниками. Теперь я добился своего.
— И такие, как ты, войдут в Диптаун?
— Да.
— Нет.
Мы смотрим друг на друга. Взгляд у Тёмного Дайвера самый настоящий, человеческий. Глаза — зеркало души. В его глазах я вижу себя.
Но это — фальшивые зеркала.
— Ты ничего не сделаешь, Леонид. Ничего. Ты снова дайвер, ты справился, но я — часть глубины. Я сильнее.
— Я не мог изменить себя. Ты же сам это сказал. Значит…
— Да ничего это не значит, Леонид… Да! Ты захотел и я вернул тебе часть твоих сил. Я могу вернуть всё. Бери. Владей. Твори чудеса. Входи в глубину без компьютера, ломай стены, строй дворцы. Я — сильнее. Я многому научился.
— Да. — Я киваю. — Верю. Вот только я знаю одну штуку… а ты — нет.
Тёмный Дайвер крутит в руках бокал. Качает головой.
— Блеф.
— Мир отражений вязок и жесток… — говорю я. — Нет. Не блеф.
Глубина-глубина, я не твой… Отпусти меня, глубина…
Стена. Не резина — камень.
Мне не выйти из глубины, пока Тёмный Дайвер рядом. И это — не случайно.
Ты идёшь по лесу и натыкаешься на стену. Твои действия?
— Почему ты ненавидишь Дибенко?
— Зачем тебе знать? Я знаю, ты простил ему всё. Даже попытку тебя прикончить. А я не простил.
— Не в этом дело. Ты сводишь уже не мои счёты. Свои, личные. Почему?
— Какая тебе разница?
— Я хочу понять тебя.
Тёмный Дайвер усмехается.
— Понять — победить…
— Ведь Дибенко создал этот мир. Твой мир, единственный, где ты можешь жить. И даже его нападение… иначе Неудачник не дал бы мне часть своей брони… не дал тебя… Тебя бы просто не было…
Я замолкаю, я смотрю на Тёмного Дайвера.
Я понимаю.
— А я просил меня создавать?
Тихо. Очень тихо. «Трактиръ» вокруг начинает таять. Мир заволакивает туманом. Серая мгла, изнанка Диптауна.
Мир, где на самом деле и живёт Тёмный Дайвер.
Моё всесильное отражение. Ожившие латы. Слепок души, снятый в моменты боли и страха, грусти и одиночества.
Мне было и хорошо, и плохо в глубине. Было хорошо — и я глотал свою радость, собирал её до донца, выскребал начисто. Было плохо — и я уходил. Оставляя свою броню один на один с тоской.
— Я просил меня создавать? — спрашивает Тёмный Дайвер.
— Никто и никогда не мог этого просить. Ни один человек.
Мы стоим по колено в сером тумане. Туман везде, туман клубится вокруг, наползает на лица, глушит голос. И нигде — ни искорки света.
— Но я не человек. Я живой. Я разумный. Но не человек. У меня нет дип-программы, Леонид. Я вижу Диптаун таким, каков он есть. Нарисованное солнце. Нарисованное небо. Нарисованные лица. Но я ведь знаю, что есть и другой мир.
— Он такой же.
— Нет. Он другой. Настоящий. Ты можешь поцеловать Вику — или разругаться с ней. Ты можешь поговорить с другом — или поссориться. Вы равны. Вы живёте среди равных. Я тоже хочу жить так.
Глубина-глубина, я не твой…
— Что ты хочешь сделать, Леонид? Убить меня? Не выйдет. Как бы сильно ты ни ненавидел меня, это не даст тебе сил.
— Я тебя не ненавижу.
Тёмный Дайвер смеётся:
— Да? Ну скажи — люблю… скажи!
— Я жалею тебя.
Он замолкает.
— Я жалею тебя, Тёмный Дайвер.
— Не стоит меня жалеть.
— Прости — я бросал тебя одного.
— Не надо!
— Прости — я отказался от самого себя. Я предал свою судьбу. Я думал, что все проблемы и беды можно решить за один раз. Что есть идеальные поступки и абсолютные истины. Что маленький уютный мирок может выжить в большом неуютном мире. Что можно закрыть окно и не слышать чужих голосов.
— Замолчи!
Тёмный Дайвер поводит головой, неловко, будто ему жмёт нарисованная одежда. Я понимаю, что он хочет сделать.
Бежать.
Как убегал он него я.
— Я больше тебя не брошу… — говорю я и касаюсь его плеча.
Глубина-глубина, я не твой…
Радуга в его зрачках.
Серый туман рассыпается разноцветным снегом.
Шлем тяжёлый… слишком тяжёлый для моего нарисованного тела.
Я подставляю ладонь и ловлю снежинку. Смотрю в крошечный сияющий кристаллик.
Там кружатся цифры, бесконечные цифры, которых я не понимаю.
Там проплывают лица, бесконечные лица, которых мне не дано увидеть.
Я стою посреди радужного снегопада, посреди метели, которую кто-то красит, черпая краски с нескончаемой палитры.
— Я больше не брошу себя.
И Тёмный Дайвер во мне вздрагивает, когда хлопья цветного снега пронзают нас насквозь.
Настоящего снег в настоящем Диптауне.
Это совсем просто — менять мир.
Я иду сквозь снегопад. Подставляю лицо ветру. Под ногами — невидимая нить, натянутая вдоль пропасти.
Хочу ли я это сделать? На самом деле? Имею ли на это право?
Вечный вопрос, на который вечно не будет ответа.
Нет… будет. У тех, кто боится сделать шаг; у тех, кто не рискует подставить лицо ветру; у тех, кто срывался с моста.
Но ведь кто-то должен это делать?
Я протягиваю руку. Ловлю тяжёлые цветные хлопья. Сжимаю в ладони, леплю снежок.
Кто-то скажет, что это разрушение.
Снег был цветным, а снежок стал белым…
Но это тоже цвет.
Я размахиваюсь и бросаю снежок вперёд. Миг — и на столе в «Трактире» покрываются ржавчиной боевые патроны. Миг — и добровольцы, на чьих компьютерах стоит «Искусственная натура», ощущают короткое головокружение. Миг — и впереди вспыхивает тёплый свет.
Делаю ещё шаг. Мост скользит под ногами, торопит.
Я раздвигаю метель и вхожу в кабинет Дибенко.
Очень серьёзный кабинет. Сразу внушает уважение. Не сомневаюсь, что и в реальности он столь же внушителен.
А создатель глубины и творец искусственного интеллекта сидит перед компьютером и играет в «тетрис». Довольно неважно играет, кстати. Колодец уже завалило наполовину… трудно ему будет всё разгребать.
— Поставь на паузу, — советую я.
Дибенко вздрагивает, оборачиваясь. Разноцветные причудливые фигурки сыпятся в колодец, складываются в узор.
— Леонид?
Я знаю, чего он боится. Знаю, почему его пальцы судорожно шарят по клавиатуре, запуская дип-программу.
— Да, это я. Не бойся. Тёмного Дайвера больше нет.
— Ты? — не убирая рук с клавиатуры спрашивает Дибенко. — Как ты вошёл?
— Ну я же всё-таки дайвер.
— Ты покажешь мне эту дыру!
— Я уже закрыл её. Не бойся. Всё кончилось. Тёмный Дайвер не станет тебя преследовать. И распространять твою новую программу — тоже.
— Ты убил его?
Я не вправе его осуждать. Но вот это облегчение в голосе — причина, по которой нам никогда не стать друзьями.
— Я с ним справился, — уклоняюсь от ответа. — Тебя совсем засыпало…
Дибенко недоумённо смотрит на меня. Не понимает, как можно сравнивать игру и жизнь…
— Ты уверен, Леонид?
— Да.
Секунду Дибенко размышляет. Потом кивает:
— Хорошо. Я верю. У нас было джентльменское соглашение, и я его выполню…
Он достаёт чековую книжку, подписывает чек и задумывается.
— Не надо.
— Не вписывать сумму? Ну… Леонид, так делается лишь в дешёвых боевиках…
— Не надо чека. Я всё равно не возьму. Да он мне и не нужен, если вдруг я захочу получить в банке твои деньги. Но я не буду.
— Почему? — Дибенко искренне удивлён. — Я просил помощи. Обещал награду.
— Это было моё маленькое личное дело.
— Окей. — Дибенко закрывает чековую книжку, садится в кресле поудобнее. — Тогда хочу сказать спасибо. О деталях даже не спрашиваю. Ты пришёл, чтобы сообщить мне эту новость?
— Не только. Дмитрий, что ты собираешься делать с «Искусственной натурой»?
— Значит, ознакомился? Пока продолжается тестирование. Примерно через полгода программа будет презентована и выпущена в продажу.
— Ты уверен, что это надо делать?
Я усаживаюсь перед столом. Смотрю на Дибенко:
— Дмитрий, ты считаешь, что наши отражения окажутся лучше нас? Что они будут рады жить в нарисованном мире, без грима дип-программы, без шансов выйти в настоящую жизнь?
— Какими окажутся — всё индивидуально. Будут ли рады — посмотрим. Любая жизнь лучше небытия, верно?
