Уильям Гибсон - Периферийные устройства
114. Праздник светлой памяти
На выходе из лифта Флинн увидела между двумя группами людей в черном тот самый изгиб реки далеко внизу, который когда-то заметила из коптера. Все окна были прозрачны, все внутренние стены убраны. Будто их никогда и не было. Одно большое пространство, как в галерее у Льва. Коннер стоял у лифта, внимательно примечая все вокруг. Он полностью вошел в роль, и Флинн подумалось, что Коннер теперь снова такой, каким был до взрыва, или чем там его изувечило. Не улыбка – телохранители не улыбаются, – но что-то очень похожее играло на его губах.
– Спуститься или подняться можно только на этом лифте, – сказал он. – Есть лестница на этаж ниже и на этаж выше. Много серьезных бугаев. Охрана, как я. И бугаих. Типа съезд братков в городе из одних богатеньких.
– Я впервые вижу здесь столько людей, – заметила Флинн.
Тут в каждой косточке периферали что-то загудело. «Проверяю связь, – сказал неописуемо мерзкий голос, даже не голос, а модулированная боль, но Флинн знала, что это Лоубир. – Подтверди».
Двойной щелчок крохотным магнитом на языке по левой передней части нёба.
«Хорошо, – отозвались кости. – Пройдитесь по залу. Скажи Уилфу».
– Давай пройдемся, – предложила она.
Мимо них как раз стремительно двигалась большая группа татуированных новозеландцев. «Та-моко», вспомнила Флинн из «Чудес науки». Строго говоря, не татуировка. Борозды в коже. Главной у них, видимо, была блондинка с профилем, как боевое каное. Решительно не возникало впечатления, что они пришли в гости или на какой-либо праздник, даже на праздник светлой памяти. Что-то странное случилось с лицом блондинки, когда та оказалась напротив Флинн: чуть заметное заикание видеокартинки. Артефакты в поле зрения; Лоубир как-то о них упоминала.
– Держись на расстоянии минимум два метра, – сказал Уилф Коннеру. – Когда мы разговариваем, увеличивай его до четырех.
– Я дрессированный, – ответил Коннер. – Она заставила меня учиться на виртуальном коронационном балу в Испании. Тут, блин, по сравнению просто тусовка на летнем отдыхе.
Подошла митикоида с бокалами светло-желтого вина на подносе.
– Нет, спасибо, – сказала Флинн.
Уилф с улыбкой потянулся к бокалу и вдруг замер. Как Бертон от гаптического глюка. Рука изменила курс – к стакану с шипучей водой ближе к краю подноса. Уилф скривился, взял воду и сказал:
– Идем.
– Куда?
– Сюда, Анни. – Он, держа стакан у груди, взял Флинн под руку и повел к центру зала, прочь от окон.
Она вспомнила, как много времени требовалось на облет этажа. Интересно, здесь ли стрекозки и что они такое на самом деле.
Почти в самом центре зала стоял квадратный черный экран от пола до потолка, люди вокруг разговаривали, держали бокалы. Больше всего это походило на исполинскую версию плоского дисплея на столе Уилфа в их первую встречу. Уилф шел уверенно, будто знает куда, хотя Флинн понимала, что это чистой воды притворство. Сейчас, под немного другим углом, она увидела, что экран не совсем черный: на нем смутно угадывалось женское лицо.
– Что это? – Она кивнула в сторону экрана.
– Аэлита.
– У вас так принято?
– Я никогда прежде не видел. И… – Он не договорил. – А вот и Даэдра.
Даэдра оказалась ниже, чем ожидала Флинн. Примерно как Такома. И еще она была чисто из видео или из рекламы. У себя в городе увидеть кого-нибудь такого – уже событие. У Пиккета это отчасти проглядывало – где-то набрался, хотя вряд ли специально. И у Брента тоже, в мужском варианте, из Майами или откуда еще, а будь у него жена, она бы выглядела примерно так же. Даэдра была такая с ног до головы плюс татуировки: черные спирали на ключицах, над вырезом черного платья. Флинн поймала себя на том, что ждет, когда они зашевелятся. Хотя, наверное, будь они движущиеся, Уилф бы про это упомянул.
– Анни, – произнес Уилф, – ты уже встречалась с Даэдрой в «Коннахте». Знаю, ты этого не ждала, но я рассказал про твое восприятие ее искусства, и она очень заинтересовалась.
– Неопримитивисты, – проговорила Даэдра так, будто слово ей противно. Ее взгляд, устремленный на Флинн, выражал полное равнодушие. – Что вы с ними делаете?
Что там говорили про имплант? Ему нужен прямой вопрос про искусство Даэдры, чтобы включиться и нести пургу? Видимо, да.
– Я их изучаю, – ответила Флинн, судорожно вспоминая желтые корешки «Нейшнл географиков» и «Чудеса науки». – Изучаю, что они изготавливают.
– И что же они изготавливают?
Флинн вспомнила только Карлоса и ребят с их поделками из кайдекса.
– Чехлы, ножны. Украшения.
Украшений ребята не делали, но без разницы.
– И как это связано с моим творчеством?
– Попытки охватить реальность вне рамок гегемонии, – сказал имплант. – Другой. Героически. Неукротимое любопытство, одухотворенное вашей имманентной человечностью. Вашим гуманизмом. – Флинн чувствовала, что у нее глаза лезут из орбит. Она выдавила улыбку.
Даэдра глянула на Уилфа:
– Моим гуманизмом?
– Именно, – сказал Уилф. – Анни считает твой имманентный гуманизм наименее ценимой частью твоего творчества. Ее анализ направлен на устранение этого противоречия. Доводы, которые она приводит, буквально раскрыли мне глаза.
– Вот как, – проговорила Даэдра, глядя на него.
– Анни очень робеет в твоем присутствии. Твое творчество для нее – все.
– Вот как?
– Я так счастлива вас увидеть, – сказала Флинн. – Снова.
– Перифераль нисколько на вас не похожа, – заметила Даэдра. – Вы в мобиле на пути в Бразилию?
– Анни сейчас должна медитировать, но она манкировала сеансом, чтобы попасть сюда. Неопримы, которые согласились ее принять, требуют, чтобы гости удалили все импланты. Редкая самоотверженность с ее стороны.
– Кто это? – по-прежнему глядя на нее.
– Не знаю, – ответила Флинн.
– Прокатка, – сказал Уилф. – Я нашел ее через «Синдром самозванца».
– Я очень сожалею насчет вашей сестры, – промямлила Флинн. – Узнала про нее только здесь. Какое печальное событие.
– Отец до вчерашнего полудня воздерживался от окончательных заявлений, – сказала Даэдра без тени печали.
– Он здесь? – спросила Флинн.
– В Балтиморе, – ответила Даэдра. – Он не путешествует.
И тут из толпы за ее спиной вышел мужчина с балкона. Не в коричневом халате, а в черном костюме. Темная бородка чуть отросла, подстрижена. Улыбка.
– Черт, – прошептала Флинн.
Глаза у Даэдры сузились.
– В чем дело?
Щелчок языком по нёбу. Дерганье кадров вокруг мужчины.
– Извините, – сказала Флинн. – Я такая бестактная. Вы моя любимейшая художница. У меня прямо дыхание сперло. Да еще спросить вас про отца, когда вы только что потеряли сестру…
Даэдра смотрела на нее, но обратилась к Уилфу:
– Я думала, она англичанка.
– Бразильские неопримы, к которым едет Анни, – американцы. Она вживается в образ.
Мужчина с балкона прошел мимо, не глянув в их сторону, и Флинн подумала: как можно не обернуться на Даэдру?
– Я вижу, мы пришли не вовремя, – сказал Уилф. Он не мог знать, что Флинн опознала убийцу (эх, надо было договориться об условном сигнале!), и просто блефовал. – По крайней мере, вы возобновили знакомство…
– Спустимся на этаж, – распорядилась Даэдра. – Там удобнее беседовать.
«Иди с ней», – сказал костяной голос. В сравнении с этим скрежетом вести ногтями по школьной доске – все равно что гладить котенка.
– Сюда. – Даэдра повела их к окну с видом на реку, мимо невысокой перегородки и вниз по белой каменной лестнице.
Обернувшись, Флинн увидела Коннера. Он шел за ними в сопровождении двух фарфоровых рободевушек с неотличимыми безглазыми лицами. Обе были в свободных черных туниках и черных облегающих брюках. Под штанинами, застегнутыми снизу на молнию, виднелись босые белые ноги без пальцев. Минуту назад обе рободевушки стояли в начале лестницы, видимо охраняя выход. Уилф шел рядом с Флинн, держа в руке стакан воды, к которому, кажется, даже не притронулся.
Этаж внизу больше походил на то, что она видела из квадрокоптера. Что-то вроде более современной версии первого этажа у Льва: много комнат в разных направлениях. Даэдра провела их в помещение с видом на реку, однако окна сразу поляризовались. Здесь стояла еще одна Даэдра, в таком же платье. Она вроде бы увидела их, но никак не отреагировала. В кресле – по виду ужасно неудобном, хотя наверняка так только казалось – сидела брюнетка в спортивном костюме. Она держала в руках несколько листов бумаги и при виде вошедших подняла голову.
– Приступаешь через десять минут, – сказала ей Даэдра.
– Это ваша перифераль? – спросила Флинн, глядя на другую Даэдру.
– А что, не похожа? – спросила Даэдра. – Она говорит за меня речи. Вернее, говорит Мэри. Она – актриса-имитатор.
Мэри встала.
– Уведи ее куда-нибудь, – потребовала Даэдра. – Нам надо поговорить.
Мэри взяла Даэдру-перифераль за руку и повела прочь. Флинн провожала ее взглядом, чувствуя странную неловкость.
