Александр Тюрин - Отечественная война 2012 года. Человек технозойской эры.
— В седло, друг. Ты разве в детстве не играл в «конный бой»?
— В детстве обычно скакали на мне. А ты не мог бы изобразить какой-нибудь экипаж? Типа такси.
— Старик, тебе шашечки или ехать? — откликнулся клоун советской шуткой и кошмарно повернул голову на сто восемьдесят градусов.
И тут что-то вроде молнии прошило площадку — я аж подпрыгнул. Выстрел? Расплавленный наноплант корчился, пытаясь восстановить структуру, и стекал в пробоину, словно нечистоты. Ну да, выстрел, самое настоящее покушение на мою непутевую жизнь. Я поднял голову — выше нас хищно кружили дроны и орнитоптеры. Если выстрел настоящий, тогда эта стая наслана шуцманами, и в её распределенный интеллект заложена единственная цель — уничтожить мужчину с моими данными. Подтверждая мои мысли, дроны один за другим пошли в пике — как гитлеровские бомбардировщики «Ю-87».
Я вскочил в «седло», схватил «осла» за уши, как за поводья, и изо всех лягнул импровизированное транспортное средство, изображая пришпоривание.
— О, я люблю гонки! — воскликнул свежеиспеченный «осел». Он резво тронулся с места, доскакал до края «листа» и, хотя я автоматически заорал «стоп, скотина», прыгнул. Этот прыжок над пропастью едва не стоил мне сердечного приступа, но спас мою жизнь. Лист за нами был изрешечен очередями, сделавшись дымным облаком с алыми крапинками искр. Перед нами, словно из ничего, возник другой лист. А потом и третий. Все они были тонкие, как бритва, и свет то отражали, то пропускали.
Впрочем, при попадании вражеского боезаряда, раненые листы сразу кончали эти световые игры, и сворачивались в серые трубочки. Чтобы с нами не случилось тоже самое, «осел» резко сменил маршрут. Мы ворвались в переплетение тонких веток — каждая шириной едва ли пара сантиметров — и половина преследующей стаи искрошились в хлам за какие-то секунды.
Я только и слышал позади, наверху, внизу, как дзинькают, хрустят и разваливаются преследователи. А бывший комик скакал себе по веточкам, словно он не осел, а белка.
Но, когда мы вырвались из этого хитросплетения, откуда-то сверху жвахнул еще один выстрел и голова клоуна отвалилась, оказавшись у меня в руках.
— Это не такая веселая игра, как хотелось бы, но некоторым нравится черный юмор, — сообщила оторванная голова. — Друг, ты переходишь на ручное управление.
Из обрезанной клоунской шеи вдруг выпрыгнула какая-то кишка и впилась в мой язык.
Я так и знал, что он напичкан программами сексуальных извращений!
Пока я пытался оторвать хищную кишку от «органа болтания», мое восприятие кардинальным образом переменилось.
Теперь я сам скакал по тоннелю. Да, практически сам! Я ощущал рельеф поверхности и воспринимал движители «осла», как свои собственные конечности. Для пущей наглядности виртуок показал схему, на которой нервные окончания, нисходящие из моего мозга в язык, соединялись со шлейфом из ста сорока двух контактов, который восходил к электронным системам новоявленного транспортного средства.
Извини, друг клоун, что я принял тебя за оболочку грязной извращенческой программы. На самом деле я, благодаря тебе, почти Пегас. И почти кентавр тоже. Интерфейс управления исправно перехватывает мои моторные сигналы. Хочешь налево повернуть, будет налево, хочешь скакнуть — скачешь. Класс! Я привык скакать и летать во сне, так что мне это не в напряг. Сейчас прямо заржу от счастья. Или ослы не ржут?
Я ловко увильнул от следующего выстрела. Но эта была лишь трассирующая пуля. Она оставила след из светящегося аэрозоля, в котором прочиталось грозное оповещение: «Сдавайтесь, Урман. Вам не уйти. Мы — повсюду».
— Так тебя, старик, зовут Урман. Тоже неплохо. А кто они, эти преследователи? — спросила клоунская голова.
— Клингоны какие-нибудь [36].
— А если не клингоны? — в голосе комика прорезались серьезные нотки.
— Тогда фашисты, ети их налево.
Виртуок, который сейчас работал, как зеркало заднего обзора, показал вспышку сзади. Я скакнул, что есть мочи — не осел, а арабский жеребец — и подо мной прошипел факел ракеты, которая взорвалась на ближайшем листе. Вслед за взрывом меня атаковал в лицо горячий шквал. От испуга я вышел из роли кентавра и обезглавленный «осел» стал изображать быка на родео. Он задел боком ветку, а меня встряхнуло так, что четные позвонки переместились на место нечетных.
— Бросай меня назад, дружище, не стесняйся, — с натуральной мужественной горечью сказала голова. — Мои мозги сейчас трансформируются в ВВ [37]. Знаешь, в прошлой жизни я был сапером. Во мне оцифрованный интеллект капитана Курочкина, который подорвался на мине во время сибирской войны.
— И не подумаю, земляк.
Следующий выстрел был совсем тихим, пробка из бутылки с шампанским и то громче вылетает. Но он родил быстро раздувающегося огненного дракона, который едва не догнал меня. Из алого дракон стал фиолетовым, и вскоре на месте огненного чудища остался только рой веселых искорок, похожих на бенгальские огни, плюс какое-то багровое пятнышко. Всё, прошло? Тут меня и рвануло назад, едва не втащив в это пятно!
— Старик, клингоны применяют термобарические заряды. Бросай же мою голову, это приказ, — распорядился клоун с командирскими обертонами. — Саперы ошибаются всего один раз и это раз уже был!
И я выполнил приказ, точнее, в панике схватил клоунскую голову капитана Курочкина за огненно-рыжие патлы и швырнул назад вместе со всем её сознанием.
Голова влетела в стаю преследователей и бубухнула, как мина от крупнокалиберного миномета. Мне стало совестно, однако ненадолго. Ударная волна вышибла «осла» из-под меня, я едва уцепился за фалды его пестрого фрака и пару минут судорожно карабкался обратно. Но едва не сорвался снова, когда в глаза ударил яркий розовый свет голографической надписи.
7.Словно бы залитая кровью надпись оповещала: «Вы находитесь в игровом секторе „Мифы и сказки ацтеков“».
Название сектора мне не понравилось. Ацтеки ж были такие угрюмые мускулистые братки с обсидиановыми ножами. И мифы у них должны быть под стать.
Орнитоптеры и дроны больше не преследовали меня. А вот новую опасность я не сразу заметил.
По сравнению с ней дроны казались безобидными, как детсадовцы. Тело опасного создания почти не отражало свет, отчего напоминало легкую дымку. Тело было страшно длинным, не менее, чем на полсотни метров в длину, и очень быстрым. Оно ползло-прыгало-летело, едва касаясь листьев и веток. И оно ползло-прыгало-летело за мной.
Я, даже в роли кентавра, безнадежно уступал этому Кецалькоатлю в скорости. Обмануть и увильнуть никак, потому что по ловкости, и, скорее всего, по интеллекту, я уступал ему тоже.
Кецалькоатль то и дело раскрывал свою пасть, рекламируя четыре челюсти, усеянные бритвами Джиллет. Пасть, размером с кабинет министра, не играла со светом, она была примитивно красной, с бритв свисала слизь, и это производило недюжинное впечатление.
Змей сделал бросок, который мог бы стать финальным, но, по счастью, мне повстречалось забавное киберорганическое существо, напоминающее большого чебурашку. Я незатейливо сбил чебурашку с ног и тот оказался на пути змеиных челюстей. Через мгновение череп забавного биомеха хрустнул, словно крекер. Я как раз обернулся назад, и гемолимфа бедняги забрызгала мне лицо. Смотреть там было не на что. Чебурашка, как конфета, мгновенно исчез в змеиной пасти.
«Код доступа Порта Нигра! Давай снова дружить, я буду послушным мальчиком», — возвал я к программному клиенту.
«Он тебе ничем не поможет. Здесь он — ноль. А я могу», — шепнули мне прямо в череп, да так что гул прошел.
«Ты кто? И где?»
«Я на тебе, в брызгах крови. В крови душа моя…»
Чебурашка был подослан? Симулакром, что ли? Источник голоса в чебурашкиной крови? Хотя какая это кровь, это — коллоидный раствор, насыщенный наноустройствами, которые сейчас связались со мной через боди-коннектор.
«Я с тобой. Просто произнеси про себя: код доступа Порта Альба. Но вначале деактивируй антивирусную защиту Порта Нигра. Код ее отключения — образный, достаточно представить красный равнобедренный треугольник.»
— Порта Альба? И всё?
— Поторопись с треугольником.
Кажется, Негр попробовал запротестовать, но я тут же двинул его этим кровавым треугольником. И новый виртуок развернулся в глубине моих ощущений. Не отчуждение, а продолжение себя я почувствовал, как если б из моего мозга проросли нервные окончания, длинные и подвижные, словно волосы у Медузы Горгоны.
«Волосы Горгоны» ощупывали мир вокруг, происходило это так быстро, что я почти ничего не ухватывал сознанием, просто на мои мозги обрушился водопад цвета, звука и осязания. А когда водопад заткнулся, я увидел конечный результат.
