Букреев Владимирович - Искусственный свет
– Если останешься в живых – передавай привет своему Богу – ответил он без тени улыбки. С самого начала он знал, что ничем хорошим всё это не закончится. Он это знал, но… но только ближе к концу этого богохульного эксперимента, он наконец полностью осознать, что они сделали. Он чувствовал себя словно Роберт Оппенгеймер, создающий ядреную бомбу – оружие, способное одним своим взрывом отнять миллионы жизней. Только его бомба была гораздо сильнее ядреной, в десятки, в миллионы раз сильнее.
– Когда-нибудь и вы узнаете, что значит верить – тихо проговорила Беверли – Однажды вы проснётесь и вдруг поймёте, что у вас ничего больше нет. Мир станет для вас пустым. И тогда, вот именно тогда к вам придёт Он. И вы в слезах будете молить его о прощении.
– Может это и будет, но это уже моё дело – не ваше – отозвался директор, устремляя свой ледяной взгляд навстречу горящему фанатичным огнём, взгляду блондинки.
– Однажды вы поверите, как и я – улыбаясь пробормотала она.
Директор, улыбнувшись ей в ответ, отвернулся.
– Однажды это произойдёт – услышал он последние слова Беверли Хьюз, прежде чем дверь, захлопнувшись за его спиной, навсегда похоронила женщину с её полыхающим, фанатичным взглядом.
Глава 11 «Искусственный свет»
Тяжёлый раскалённый воздух с трудом проникал в лёгкие разведчицы. Она уже едва волочила ноги, когда, подняв взгляд, увидела, что, усеянная битым стеклом и рваными кусками металла, пустыня, буквально на глазах растягивалась словно жвачка. Отдаляясь всё дальше, светящийся шнурок превратился в тонкий, едва заметный волос.
– Вчера мне казалось центр Нью-Уолла гораздо ближе – произнёс Дерек, и девушка, вздрогнув, увидела как нить в тот же миг вернулась на место. Разве что была, как и сказал наводчик, чуть дальше чем несколько часов назад.
– Он и был ближе – отозвался хмурый Аваддон.
– Как это? – удивился Дерек.
– Кто-то пытается оттянуть неизбежное – улыбнувшись произнёс Азазель – Тот, кто вытянул пространство наверняка должен знать и то, что время вытягивается вместе с ним.
– И что это значит? – спросил Дерек.
– Это значит, что когда мы перешли стену, время стало идти гораздо медленней относительно вашего обычного времени, в то время как мы движемся с той же скоростью. Видимо это и был фокус Архангелов, с помощью которого они и ускорили снятие печатей.
– Похоже на то – произнёс Аваддон, глянув в сторону неба.
– Пользуясь растяжением времени они вытянули и пространство, поэтому, уж не знаю во сколько раз они сумели замедлить время, но во столько раз они наверняка и вытянули пространство. Но для нас это не имеет ровно никакого значения. Просто придётся проделать чуть больший путь, чем планировалось до этого. Время от этого мы не потеряем.
– Хорошо – отозвался Дерек, глянув в сторону Элли. Девушка не произнесла ни слова со вчерашнего дня. Казалось какой-то тяжёлый груз давил на неё всё это время.
– Элли, ты как – спросил наводчик.
Разведчица, подняв на него задумчивый взгляд, кивнула:
– Я нормально, просто немного устала.
– Территория города была не просто так заключена в стену – произнёс Азазель, пробегая взглядом по тянущейся вокруг пустыни, стене. – Его явление на землю будет сопровождаться столь мощным энергетическим всплеском что всё, вплоть до самой стены будет уничтожено. Архангелы расчистили место для Его пришествия. Теперь им остается лишь снять три печати – со Светлого Барьера, с Врат и, непосредственно, с самой Обители. Если Он явится, для этого мира всё будет кончено.
– Если – глядя себе под ноги, вымученно улыбнувшись, подчеркнул Аваддон. Истерзанные всеми выпавшими на их долю, испытаниями, ботинки брюнета, выглядели убого, да и сам он, в изорванной и прожжённой одежде походил на нищего попрошайку. Если бы не горящий взгляд падшего ангела, можно было бы подумать, что он обычный бездомный, собравшийся каким-то невероятным образом, остановить Бога.
Разведчица слабо улыбнулась на реплику повелителя Бездны, и только. Мыслями она сейчас была далеко от Нью-Уолл.
– Решением суда вы проговариваетесь к пяти годам лечения в Торндонской психиатрической больнице – произнесла судья, печатая каждое слово.
Элли, стоя за стальными решётками даже не слышала её. Шизофрения – такой диагноз поставил её судебный врач-психолог. Приехавшие на вызов очевидцев, полицейские застали её, поедающую руки мужчины, сжимавшего серебряный крестик. Пытавшийся её изнасиловать, оказался сыном крупного бизнесмена. Он сумел выжить, несмотря даже на перерезанное горло и на истерзанные зубами девушки, до костей, ладони. Едва он встал на ноги как, покинув лечебное учреждение, сразу же ударился в религию.
– Бог, Бог тогда меня спас от умалишённой – говорил он, когда его спрашивали, что же случилось с его руками, сплошь покрытыми рубцовой тканью.
Спонсируя бешенными суммами городскую церковь, он быстро превратился в одного из самых уважаемых людей города. Его приглашали на телепередачи, в религиозные группы, с его мнением считались все в городе. А он твердил лишь одно – что в тот страшный вечер, когда он чуть не лишился обеих рук, сам демон во плоти напал на него и единственное что было у него – это крестик в ладонях, наполненных кровью. И только он спас его от неминуемой гибели.
А Элли? Элли в это время проходила лечение в психушке.
Тёмные, сияющие в лунном свете кафельным покрытием, стены, запечатлели почти целый год её мучений. Шатаясь среди людей, пораженных неврозом, истерией и прочими душевными болезнями, Элли едва сама не сошла с ума. Она хотела кричать, хотела проломить эти стены головой чтобы бежать подальше из этого страшного места – этого карнавала чудовищ, потерявших человеческий облик. Ночью, подскакивая в постели от душераздирающих воплей, она кричала вместе с сумасшедшими. Ночью, чтобы никто не видел, она тихонько билась о дужку кровати.
Один раз её даже попытались изнасиловать. Молодой прыщавый медработник едва не остался навсегда немым, когда, обслюнявливая Элли, привязанную к кровати ремнями, неосмотрительно сунул ей в рот свой язык.
Но не нескончаемые вопли были самым страшным и не попытки изнасилования. Самым ужасным врагом Элли, в том бесконечно длинном году, стали мысли других психов. Тогда, в психушке, она пришла к одному немаловажному открытию в своей жизни – «Никогда никого не слушай». Какими бы великолепными идеями не фонтанировали её товарищи по несчастью, она старалась никогда, никогда их не слушать. Это был единственный способ, чтобы самой не сойти с ума. Она не могла себе позволить отнять руки от ушей, когда рядом оказывался очередной умалишённый. Сделай она это и яд безумия, сладкий как плод с запретного дерева – уничтожающий и сжигающий заживо, проник бы в её разум и сколь бы ни был он сладок, Элли наглядно видела к чему он приводит.
– Мы все уже там – произнёс как-то сосед по её палате. Недавно переведённый из другой палаты, он в общем-то был славным молодым человеком – почти всегда молчал.
– Что? – переспросила девушка.
– Мы все уже там – повторил парень, глядя в, отдающий желтизной, потолок палаты.
– Где, там? – спросила девушка, улыбнувшись. Она почему-то живо представила, как свободно порхает по городской улице, а за её спиной, развеваясь от шеи, в воздухе скользит полупрозрачный алый шарф. Все вокруг смотрят на неё и не верят своим глазам, тому насколько она прекрасна. А она только смеётся, смеётся…
– В могилах – проронил незнакомец, и девушка вздрогнула. Слова, сказанные парнем, холодом, ожгли её истерзанную душу и она, впервые с того момента, когда на неё напали на улице, почувствовала леденящий кровь, ужас.
– Мы все в могилах. Наши родители в могилах и наши дети там же и внуки тоже в могилах – произнёс парень, продолжая глядеть пустым взглядом в потолок.
Элли, сжав зубы, покачала головой из стороны в сторону. Холод, исходя от конечностей, медленно подбирался к её сердцу. Но пока ещё до него не добрался.
– Мы рождаемся уже мёртвыми, просто мы этого не понимаем. Все вокруг – ходячие трупы. Они изо всех сил притворяются быть живыми. Гниющие заживо…
– Заткнись – прошептала девушка, изо всех сил сжимая кулаки, отчего костяшки на её руках побелели.
– Кишат червями, ползающими прямо под их кожей и выскальзывающими иногда у них из задниц…
– Заткнись – повторила девушка, едва слышно. Холод, подступив к её лёгким, не позволял ей вдохнуть. Она снова ощущала это чувство, чувство что под её ногами, расходясь во все стороны, трещит лёд. Что она вот-вот канет в ледяную воду, из которой мгновение спустя выйдет другая она. Та она, которая не пощадит никого.
