Букреев Владимирович - Искусственный свет
Внизу, выглядывая из-под стены, начиналась серая голая земля, усеянная мелкими осколками битого стекла и цемента. Где-то всего в двух милях, в центре бывшего Нью-Уолл, виднелась извивающаяся светлая нить, ведущая с небес. Сейчас она была похожа на небольшое торнадо, с той только разницей что от торнадо не идёт света.
Огромный город был полностью стёрт с лица земли. Даже видневшихся с холма полуразрушенных строений уже не было. Это место готовилось к самому значимому событию в истории человечества.
– Осталось всего ничего – улыбнувшись произнёс Азазель, осторожно опускаясь на корточки – Не больше двух миль.
– Но их тоже нужно пройти – отозвался Аваддон, невесело.
Спустившись со стены, квартет, осторожно осмотревшись, без обиняков, сразу направился в центр раскинувшейся пред ними, серой, пустыни
– Даже при максимальном ускорении сброса печатей, Михаилу, Гавриилу и Рафаилу, потребуется не меньше четырёх часов чтобы сбросить две последние печати – со Светлого Барьера и с Врат – произнёс Азазель, глядя на, танцующий в центре бывшего города, канат света.
– Что за Светлый Барьер? – спросил Дерек.
– Барьер, который был создан чтобы оградить нас от Отца – ответил Аваддон, который шёл сбоку от наводчика. – Только преодолев его можно будет говорить о том, чтобы остановить Апокалипсис.
– Для чего Богу понадобилось ограждать себя от вас? – спросила Элли.
– Не только от нас – не отрывая взгляда от бывшего центра города, произнёс брюнет. – Знаешь почему он изгнал Перворожденных?
– Потому что они стали разумными – ответил, идущий впереди, Азазель.
– А почему он прогнал Люцифера? – спросил, горько улыбаясь, повелитель Бездны.
– Потому что он якобы искусил Еву – ответила Элли, улыбнувшись.
– Прям так и искусил? – притворно удивился брюнет – Бог заповедал Перворожденным, что им нельзя есть с одного из деревьев Эдема. Но как он объяснил, почему нельзя этого делать?
– Я что, по-твоему должна помнить все святые писания – улыбнувшись, отозвалась девушка.
– Он солгал. Сказал, что они умрут если откусят от запретного плода. Все ангелы, кто находился тогда в райских садах, слышали это. Но никто, никто, даже сам гордый Люцифер, не решился тогда ничего сказать.
– Ложь во спасение? – предположил Дерек.
– Она всё равно ложь – отрезал Аваддон, устремив холодный взгляд в сторону наводчика.
– И ты решил открыть людям глаза? – спросила Элли – Решил нам подгадить?
– Мне было совершенно плевать на ваших прародителей. Кому они вообще сдались? – улыбнувшись, произнёс повелитель Бездны. – Единственное что меня волновало, это была ложь, которую наш Отец позволил себе. Я просто не мог уложить этого в своей голове. И знаешь, что самое смешное в этой истории? Когда он прогнал ничего не понимающего Люцифера, он объявил его самым главным лжецом. Не забавно ли? Пусть даже один из архангелов дал бы Адаму и Еве тот плод, ведь он открыл им глаза. Он показал им мир, показал жизнь. В то время как Бог просто лгал. Не знаю, из добрых ли побуждений или из каких, но он лгал.
– Ты представляешь Отца слишком уж в каких-то тёмных тонах – улыбнувшись, произнёс Азазель.
– Потому что так оно и есть – ответил Аваддон, давая своим тоном понять, что разговор закончен.
Блондин, хмыкнув, направил свой взгляд вверх.
Тяжёлые мрачные тучи, проплывая по небу, в том месте где воронка торнадо скрывалась в их тяжёлой серости, превращались в полупрозрачный рваный плащ, за которым, затаился, с каждой секундой всё больше, расширяющийся проход для Его пришествия. Минули тысячелетия после того как первые люди появились на земле. Он наблюдал, Он смотрел, и увидел он что чем дальше люди движутся по прокладываемой ими же, дороге прогресса, то всё ближе они становятся к Нему. Всё призрачнее становилась их вера, но всё сильнее их сжигало изнутри любопытство. Всё ближе они подбирались к Нему. Все ближе было пришествие на землю Того, Кто Изменит Мир.
Три Архангела были отправлены для того чтобы освободить Его Обитель от печатей, которые он сам повелел наложить на все миры, дабы не было у Него соблазна простить людей, которые сами навлекли на себя Его гнев. Но теперь, призывая в этот мир страшную силу, люди собственноручно обрушивали на свои головы нечто пострашнее чем изгнание из Эдема. Люди сами приближали Апокалипсис. Взяв огромные, неподъёмные лопаты, они сами выкопали себе могилу. И пока три Архангела в экстренном порядке снимали печати, лик Его был направлен в сторону горизонта – на запад – туда, где затаился Его Враг.
«Эдем»
-Беверли, дорогуша, тебя не затруднит принести мне в офис рапорт об отправке подразделения «Омега» в Нью-Уолл – услышала блондинка, поднеся к уху гудящий телефон.
– Слушай, почему бы тебе не сделать это самому, долбанный идиот? – прорычала она в ответ. Нервный голос её, переходя с низкой ноты на высокую, дрожал как перетянутая струна, готовая в любую секунду лопнуть.
Не успел директор хоть что-нибудь ответить, как женщина, швырнув тонкий смартфон в стену, повернулась к толстому стеклу, за которым, треща электрическими разрядами, происходило что-то, выходившее из-под контроля работников.
Огромная комната, в которой разрабатывался самый передовой проект организации, сейчас была объята хаосом. Электрические всполохи, зарождаясь в недрах мощнейших машин, выскакивали в воздух и разряжались о лежащий в центре комнаты, резервуар, внутри которого, вопреки всем ожиданиям, и раньше времени, пробуждался Он.
– Почему никто ничего не делает?! – выкрикнула Беверли в настенный микрофон, дико вращая глазами. Руки женщины дрожали от неподдельного ужаса. Она явственно слышала слова того павшего ангела Аваддона – «Вам всем здесь придёт конец». Словно заведённая мелодия они повторялись в её голове, и она никак не могла от них отделаться. «Вам всем конец, вам всем конец, вамвсемконец, вамвсем…»
– Зарой свою пасть – выкрикнула Беверли, чувствуя, как по её лицу, размывая тушь и капая с подбородка, струятся слёзы.
Этого не могло быть, этого не должно было случиться. Всё было под контролем, никаких изменений в структуре подопытного. Ничего не предвещало такой непонятной реакции. Кроме…
Кроме Его приближения. Мог ли Он это почувствовать. Приближение своего противника – Его приближение? Может быть и мог. Все компьютеры, всё оборудование работало сейчас на максимально возможных мощностях, и Он ускоренно воспроизводил сам себя. Занимался созданием своего тела. Он мог мыслить, и Он сам воссоздавал себя.
– Боже, спаси нас всех – прошептала блондинка, но осознав, что она только-что произнесла, женщина громко, истерично расхохоталась. Бог был последним, кто спасёт её. Теперь и Беверли и остальным кто в этом был замешан необходимо было надеяться только на милосердие Того, кто, спустя несколько часов, явит себя миру. Не рождённый, он уже почти готов был появиться на свет. Ему требовалось только одно – время. Время, которого у Него было катастрофически мало. Но большинство рухнувших миров, давали теперь Ему энергию, и Он мог использовать теперь не только примитивные электрические приспособления людей, но и чистую Силу.
Влетевший в тёмную, озаряемую яркими вспышками, комнату, директор, дико тараща глаза подлетел к блондинке и в приступе бешенстве закричал:
– Беверли, какого хрена здесь вообще происходит. Вы должны были контролировать процесс, если я не ошибаюсь.
Женщина, круто повернувшись к начальнику, бросила на него горящий огнём взгляд.
– На вашем месте, мистер Карроуэй, я бы уже бежала отсюда – произнесла она – Проект вышел из-под контроля. Мои ребята не могут и на десять футов подойти к подопытному. Через несколько часов он закончит собственное создание. Тогда мы и узнаем кто он и чего хочет.
– Не понимаю. Если вы не можете его контролировать, почему вы сами всё ещё здесь – удивился директор.
– Потому что я верю мистер Карроуэй – глядя ему прямо в глаза, произнесла блондинка.
– Уж не в Божье прощение? – сардонически хохотнув, осведомился он. На мгновение, всего на мгновение ему вдруг показалось что он говорит с умалишённой.
– Отнюдь. Я верю в то, что может быть, он окажется более милосерден чем Бог. Я верю в то, что он пощадит меня. В конце концов, я его мать – ответила Беверли, и в этот раз директор действительно увидел в её глазах безумие, безумие тонущего фанатика, схватившегося за тоненькую соломинку, соединяющую его с миром. Он знал, что это за соломинка. Она, этот тоненький прутик, была древнейшей формой изменённого сознания.
Мистер Карроуэй был далеко не глупым человеком. Он по себе знал, что с возрастом люди всё сильней и сильней склонны к сумасшествию. Не умея контролировать мощнейший в мире, органический процессор, они слетали с катушек, и для многих, вера становилась настоящим спасением, и подспудно – самым настоящим, их проклятием.
