Уильям Гибсон - Нулевое досье
Он погуглил «Танки & Тодзё», узнал, что Дзюн, Дзюнё Марукава, владеет собственным магазином в Токио, что про «Танки & Тодзё» много пишут в сети и что в следующем году на Лафайет-стрит в СоХо открывается американское отделение. Фамилия Бигенда не упоминалась ни разу. Стиль Дзюна автор одной статьи назвал «шок + традиционность».
Милгрим вошел в твиттер, увидел, что от Уинни ничего нет, и начал сочинять сообщение в голове, попутно избавляясь от трех странных девиц с номерами вместо фамилий, которые почему-то хотели следить за его обновлениями.
53
Сверчок
Холлис проснулась от стрекота механического сверчка и не смогла вспомнить, действительно ли спала. Всю ночь она лежала рядом с Гарретом почти без сна: ей нужно было уверить себя, что он и вправду здесь. От него пахло больницами. Чем-то, чем он обрабатывал швы. Их Гаррет посмотреть не разрешил, сказав, что нога – «незавершенный проект».
Перебинтовывал он ее, сидя в кресле на черном мусорном пакете, который достал из рюкзака за спинкой инвалидного трицикла. Холлис он отправил в ванную. Она стояла, прислонившись к трубам-сушилкам, и слушала, как Гаррет нарочно фальшиво насвистывает, чтобы ее подразнить.
– Все! – крикнул он наконец. – На меня можно смотреть.
Холлис вышла из ванной. Гаррет застегивал последние булавки на штанине. Мусорный пакет, завязанный, лежал рядом на ковре.
– Больно это? – спросила Холлис.
– Вообще-то, нет. Вот остальное – восстановление, физиотерапия – удовольствие поменьше. Знаешь, что у меня теперь ротанговая бедренная кость? – Он ухмыльнулся.
– Какая?
– Ротанговая. Из того же, из чего плетут корзины и мебель. Его научились превращать в полный аналог человеческой кости.
– Ты меня подкалываешь.
– Только-только начали испытывать на людях. На мне, если совсем точно. На овцах получалось отлично.
– Из него нельзя сделать кость.
– Его запекают в печи. С кальцием и чем-то еще. Долго. Под давлением. И он становится почти как кость.
– Врешь.
– Надо было попросить их, чтобы сплели тебе корзинку. Жаль, не додумался. Вся прелесть в том, что из ротанга можно сделать кость в точности нужной формы. То есть гнут и обрабатывают ротанг. А потом уже делают его твердым. Идеальная замена кости. Даже чуть прочнее старой. Микроструктура позволяет кровеносным сосудам прорастать внутрь.
– Не пудри мне мозги.
– Расскажи мне подробнее о том, что Милгрим говорил мистеру Биг-Энду, – потребовал Гаррет. Он всегда произносил это имя в два слова, как «Большой конец».
Все это было вчера. А сейчас Холлис нащупала трубку, еще более массивную в темноте.
– Я буду здесь через десять минут, – сказал Бигенд. – Ждите меня в гостиной.
– Который час?
– Восемь пятнадцать.
– Я сплю. Спала.
– Мне нужно с вами увидеться.
– Где Милгрим? И Хайди?
– О нем мы скоро поговорим. Хайди тут ни при чем.
Он повесил трубку.
Холлис сощурилась на полоски света по краю занавесок. Очень тихо положила трубку. Гаррет по-прежнему ровно дышал во сне.
Холлис осторожно села. Гаррет спал на спине, в брюках и носках. На его голой груди были новые шрамы, затянувшиеся, но все еще свежие, рядом со старыми, которые она могла бы нарисовать по памяти.
Холлис тихонько встала, вошла в ванную, закрыла за собой дверь и зажгла свет.
54
В сиянии экрана
– Фергюсон, – сказала Уинни Тун Уитакер. – Тот, что с «каскадом». Прилетел вместе с Грейси из Женевы.
Милгрим сидел за столом, накинув на плечи спальный мешок, в бледном сиянии экрана и подсвеченной клавиатуры. Он пробовал уснуть, но то и дело вставал проверять твиттер. На шестой или седьмой попытке там оказался ответ: номер Уинни в Соединенных Штатах. Милгрим достал ее карточку и понял, что номер сотовый. Под каталогами с образцами обнаружился бумажный телефонный справочник, в котором нашлись нужные цифры для набора американского номера.
– Который со штанами? – спросил Милгрим, надеясь услышать «нет».
– Майк Фергюсон. Видите? Я же вам говорила.
– Когда вы улетаете?
– Вообще-то, ваша история может потребовать ОВК.
– Что это?
– Отпуск в командировке. Последняя уловка, разрешенная федеральным агентам. Я здесь в командировке и с разрешения начальства могу взять двухдневный отпуск. Шестнадцать рабочих часов в год. Как только вы чирикнули, я сразу отправила мейл шефу. Расходы, правда, будут из моего кармана. – В голосе послышалось огорчение. – С другой стороны, мне правда дико интересно, а шеф не разделяет моего интереса настолько, чтобы и дальше платить мне суточные. Эта штука, которую вы откололи в Париже, – вот уж от вас не ждала. И чего теперь?
– Не знаю, – честно ответил Милгрим.
– Это был выпускник школы дизайна. Который воображает себя «зеленым беретом». И дебильное нападение на машину вашего босса – тоже он.
– Да, – сказал Милгрим. – Я его видел.
– В смысле не Грейси и не Фергюсон. Они в это время проходили паспортный контроль в Хитроу. Впрочем, сейчас они уже должны были узнать про всю эту историю. Интересно, как отреагировал Грейси. Если он хоть что-то соображает, то уволит дизайнера, от которого проку меньше, чем ноль. Не то что у Грейси нет мозгов. Мозгов у него много, только думает он другим местом. Вы сказали Бигенду?
– Да, – ответил Милгрим. – Думаю, я передал ему все, что вы просили.
– Вы сказали ему про меня?
– Я показал вашу карточку, – ответил Милгрим. Она сейчас лежала на столе рядом с компьютером.
– Опишите его реакцию.
– Он вроде бы не встревожился. Но я вообще не видел его встревоженным. Он сказал, ему случалось иметь дело с федеральными агентами.
– Скоро ему на голову свалится под двести килограмм тренированных майков, если считать обоих. Держите меня в курсе. Мобильный есть?
– Нет. Я оставил его в Париже.
– Тогда через твиттер. Или звоните по этому номеру.
– Я рад, что вы не уедете.
Милгрим поставил невесомую пластмассовую трубку в углубление базы, отчего на ней зажглась белая панель.
Он глянул на часы в верхнем правом углу экрана. До прихода Дзюна оставалось несколько часов. Светать еще на начинало.
Милгрим взял спальный мешок и снова лег на поролон.
55
Мистер Уилсон[40]
Бар «Кабинета» был почти пуст.
Молодой итальянец вместе с другим официантом отгораживал ширмами столик чуть в стороне от полки с нарвальими бивнями. Холлис и раньше видела, как здесь ставят ширмы для приватного делового завтрака. Она думала, они сделаны из очень старых гобеленов, выцветших до разных оттенков хаки, но сейчас разглядела на них сцены из диснеевской «Белоснежки». Хорошо хоть без порнографии. Холлис шла к привычному месту под витыми бивнями, когда итальянец ее заметил.
– Вам сюда, мисс Генри, – сказал он, указывая на ширмы.
На лестнице появился Бигенд. Он поднимался быстро, тренчкот был перекинут через руку, аура синего костюма почти била по глазам.
– Милгрим, – сказал он, дойдя до Холлис. Потом повернулся к официанту-итальянцу: – Кофе.
– Да, сэр.
Итальянец торопливо ушел.
– Что-то случилось с Милгримом? – спросила Холлис.
– С Милгримом ничего не случилось. Милгрим случился со мной.
Бигенд бросил тренчкот на спинку стула.
– В каком смысле?
– Он попытался ослепить так называемого Фоли. Вчера, перед станцией «Банк».
– Милгрим?!
– Мне он об этом не сообщил, – сказал Бигенд, садясь.
Холлис села напротив него.
– Расскажите мне, что произошло, – попросила она.
– Сегодня утром они пришли к Войтеку домой. Забрали Бобби.
– Бобби?
– Чомбо.
Холлис вспомнила Чомбо. Первую встречу в Лос-Анджелесе и вторую, при других обстоятельствах, в Ванкувере.
– Он здесь? Кто пришел?
– На Примроуз-Хилл. Вернее, был до сегодняшнего утра.
Бигенд яростно глянул на подошедшую с кофейником итальянку. Та налила кофе сперва Холлис, потом ему.
– Спасибо, ничего больше не надо, – сказала Холлис, чтобы поскорее отпустить девушку.
– Хорошо, – ответила та и выскользнула за диснеевскую ширму, которой на вид было не меньше четырехсот лет.
– Он математик? Программист? Я его забыла.
Холлис подумала, что Чомбо выпал у нее из памяти не без причины. Мало что сам по себе крайне неприятная личность, он был еще тесно связан с тем, что так пугало ее в знакомстве с Бигендом.
– Вроде бы мне в Ванкувере показалось, что вы его обхаживаете. Как раз когда я уходила.
– Феноменальный талант. Пугающе узкий, – сказал Бигенд с явным одобрением. – Полнейшая собранность.
– Задница он, – заметила Холлис.
– Это несущественно. Я уладил его дела, привез Бобби сюда и дал ему задачу, достойную его мозгов. Первую в его жизни. Я мог бы обеспечить ему любой образ жизни. Абсолютно любой.
– Хорошо быть задницей.
– Но поскольку он по сути паразит с постоянной эмоциональной потребностью раздражать хозяина и поскольку мне хотелось отделить этот проект от «Синего муравья», я попросил Войтека поселить его у себя. Дома. За плату, разумеется.
