Михаил Соловьев - Апокалипсис on line
Мы с ним все оговорили. Моя часть денег, выуженных из кейса, уже двигалась по
направлению домой.
Часть вчерашней беседы я потратил на инструкции о приобретении продовольствия
минимум на полгода. Как успокоился после слез и «соплей», звякнул еще раз и
дополнил список: керосин, дрова, инструмент и много чего полезного для конца
света. Ситуация привычная: запасались мы с ней и к двадцать первому веку, а
потом один наш сибирский «пророк» локальный армагеддон для Байкала предсказывал.
— Бабок не жалей, — говорил я, — Когда все рухнет, они тебе не понадобятся, а не
выйдет так хоть без покупок поживешь. Опыт есть…
Соображения были простыми — сильно не нравилась мне загадка нашего программиста
о побочных эффектах таящихся во флэшке, да и после беседы с Джоновичем у меня
появились собственные соображения.
Серега, прощаясь, сунул мне непрозрачную коробочку.
— Дубликаты программы, — шепнул он, — Спрячь, как следует…
Вот и все.
Я сидел в комфортном кресле и щелкал по новеньким клавишам ноутбука,
напичканного играми и необходимой информацией.
За окном медленно тянулась серая полоса рулежки.
— Клац, клац, — выбивал я пальцами кириллицу на экране, а передо мною вставали
картинки пережитого кошмара, который сложно было предполагать, приобретая
аппарат у «сладкоголосого» Димы «Нокиа».
— Просим отключить сотовые телефоны и электронные приборы во время взлета-посадки,
— сообщила бортпроводница.
Началась обязательная «пантомима» с кислородными масками, а я подумал: «Интересно,
как веселит этот авиационный кислород и сильно ли отличается состояние эйфории
от изолирующего противогаза?»
Взлетели легко. Не было в «Боинге» ни натужного скрипения наших ТУ-шек, ни
легкого шепота обшивы. Все шло мягко: миг, и назад полетели верхушки деревьев.
Самолет кренился на крыло в развороте. В иллюминаторе пропала земля, уступая
место яркой голубизне с белыми прожилками перистых облаков.
Машина выровнялась, и начался набор высоты.
— Бы-ввы-ввы, — чуть вибрировал лайнер.
— Сссюшш, — элегантно работала вентиляция.
Заложило уши.
Расположившийся на соседнем кресле мужчина прошел в сторону туалетов.
Навалилась обычная для таких ситуаций полудрема и тут меня тронули за рукав.
Повернулся.
Сидящий около окна иностранец с азиатскими корнями по-товарищески улыбался и
просил знаками помочь ему снять пиджак.
Я любезно зацепил его за лацкан и потянул с плеча. Но пассажир повел себя
странно: он не стал снимать его до конца, а лишь оттянул другой рукой
коротенький рукав рубашки, и я увидел на его плече татуировку триады — «проход
разрешен»…
Глава 34.
(…)
Зарубежные аэропорты всегда поражают россиян размахом.
Прибывали мы к вечеру, и неимоверное количество зажегшихся под нами огней
напомнили мне путешествие в поднебесную в начале двухтысячных. Они, как и тогда
начинались за горизонтом справа и заканчивались слева, простираясь сплошным
ковром.
Аэропорт сиял рождественской ёлкой, а взлетно-посадочная полоса разукрасилась,
напоминая хитрой формой бейсбольное поле.
Я сожалел об одном — маршрут определен и нет возможности остановиться здесь хотя
бы на день, чтобы встретить рассвет вместе с Пекином.
Сосед с татуировкой сообщил: убываю я с вокзала «Beijing West», то есть с
западного. Месяц назад состоялось открытие скоростного поезда Пекин-Гонконг, и
теперь предстояло ехать всего восемь часов вместо двадцати. Значит, утром буду
на месте.
— Не болисе восмися сясов, — сообщил спутник, передавая конверт с билетом, — Я
тебя на воксалу отвесу.
Пока мы двигались просторными залами аэропорта, я любовался на необыкновенные
решения китайских архитекторов.
В одном из переходов появилось ощущение внутренностей раковины. Сводчатый
потолок отражался в зеркальном кафеле пола, и вся картинка смыкалась по краям
воедино.
Спутник молчал и лишь иногда произносил односложные фразы. Он не спешил, и
создалось впечатление, будто специально тянет время, наблюдая за моим поведением
и реакциями.
Торопить события не стал и предоставил выбирать ритм движения ему.
То, что меня изучают, окончательно стало ясно, когда я пошел в туалет.
Выходя из кабинки, заметил мелькнувший в дверном проеме плащ с приметным желтым
подкладом. Рванул следом, плюнув на мытье рук, и увидел спутника, выходящего в
зал. Решил не обозначать догадок и вернулся к раковине закончить моцион.
«Значит, меня ведут и глядят: нет ли еще каких дел или посторонних контактов, —
рассуждал я, — В общем-то грамотно…»
Вещи, уложенные на тележке, оказались под присмотром местного охранника, который
сейчас подобострастно улыбался моему спутнику.
— Такиси уже жидет, — сообщил провожатый, — Нада тарапися.
Через несколько минут вышли в зал, сообщающийся с улицей и напоминающий огромный
гараж, полный машин. Разноцветными букарашками заполняли они огромное
пространство перетекая в самом центре основных «артерий» и замирая по краям.
Утробное урчание и бубнеж сопровождали эту емкую картинку, а я вдруг увидел,
какая великая пустота будет здесь без этого многолико-изменяющегося тела.
Наш автомобильчик стоял в небольшом отстое.
Водитель кивнул и ловко переложил чемоданы из тележки в емкий багажник.
Решеток, отгораживающих водителя от пассажиров, не наблюдалось, хотя в начале
двухтысячных это явление было повсеместным.
Меня усадили впереди, и оказавшийся за моей спиной спутник произнес что-то
резкое по-китайски.
Водитель вырулил на трассу, и в это время завибрировал «Малыш». Я аккуратно
выудил его из кармана и прочел на экране: «Они знают друг друга и обсуждают
маршрут заезда за твоим грузом».
Маленький партнер оказался на высоте. В суете дня я и забыл про встроенный
переводчик.
«Смотри-ка освоился», — радовался я и поощрительно поцыкал пальцами по черному
корпусу. У меня даже на секунду появилось ощущение поездки в бронированном
автомобиле.
Сильно радовала установленная в Новосибирске функция, ведь пока я для сети лишь
помеха изолирующий чехол не потребуется.
К сожалению, мы не поехали мимо дворца Гун-Гун, хоть я и просил. Ответили, что
не по пути.
Водитель включил музыку, и мы понеслись объездными дорогами.
Виадуки и разъезды, обнесенные железным заграждением, сменяли друг друга.
Темнота не позволяла рассмотреть пейзажи за окном, и я стал понемногу засыпать.
Очнулся уже в Пекине.
Город готовился ко сну. Расцвечен был так, что, открыв глаза, я невольно
почувствовал себя героем мультфильма. Хитросплетения огоньков создавали
впечатление лежащих вдоль дороги драконов.
Водитель и спутник общались обрывочными фразами. Напрягся, ожидая сигнала от «Малыша»,
но тот молчал. Видимо, беседа нас не касалась.
Провожатый набрал номер на своем сотовом, и резко заговорил в трубку.
Завибрировал в кармане телефон. На экране значилось: «Возможно, тебя не хотят
везти в вокзал. Там, куда звонит человек, врачи, но про тебя пока не говорят».
Спокойствие улетучилось. «Этот ли человек должен был меня встречать», —
задумался я. Достал билеты и посмотрел на время.
— Усыпеваем, — прозвучал сзади спокойный голос, — Груза в больнице.
Успокоился, да и Колька не звонит — значит все в порядке. Да поезда час, так что
информация «Малыша» оказалась лишней.
Пункт назначения действительно напоминал стационар. Мы проехали пандус с
помаргивающими лампами и остановились возле стеклянных дверей напоминающих
приемное отделение.
Ждали несколько минут.
Сиреневый чемодан выкатили на тележке два санитара. В него можно было уложить
даже меня. Увидел такую махину и настроение испортилось — всегда ненавидел
таскаться с багажом...
«Усадили» гиганта на заднее сиденье, и для провожатого места почти не осталось.
Съехали с пандуса и снова унеслись в ночной город.
— Мы тебя погрузили в поезд, — заговорил спутник, — Никто не должен забрать
чемодана. В Гонконыге тебя встыретят. На, это твоя, — с этими словами он
протянул мне пистолет.
Машинально взял и, опустив руки ниже окон, выщелкнул обойму. Патроны стояли в
два ряда.
«Не меньше пятнадцати-двадцати штук», — определил для себя и, взвесив холодную
деталь в руке, вставил ее на место.
В стволе оказалось пусто, и я резким щелчком вогнал латунный цилиндрик в
