Александр Белаш - Роботы-мстители
– вспомнил Хиллари строки Хлипа, – но они же одиночки? Что может сделать одиночка?
– Все. Запомни, Хиллари, идеи рождаются только в одной голове; не в коллективе, не в команде – они нужны для разработки. Только в отдельно взятой голове. В основе любой науки всегда стоял один человек. Фанатик идеи! Он и закладывал основы развития в дровяном сарае – один, вооруженный только ручкой и блокнотом.
– Но ведь это может далеко не всякий.
– Разумеется! Талант для этого нужен, талант. Или ты думаешь, что его выдают на выходе из универа? Там выдают бумагу, что имярек усвоил знания, необходимые для работы, и только. А талант – это способность творить, генерировать новое, принципиально новое. Это в крови. Кровь, Хиллари, все решает кровь. Породу создает не стадо, а производитель, родоначальник, непредсказуемое сочетание особо удачных генов. Идея, записанная в генах, и вырванная Природой из хаоса небытия. Аналогии, Хиллари, ищи аналогии. Природа одна для всех, ее информационные конструкции едины и дополняют друг друга.
– Спасибо, Хармон-старший. Кажется, я что-то нащупал.
– А помолвка-то когда? – отец так резко сменил тему разговора, что вилка Хиллари зависла в воздухе.
– Я еще не думал…
– Подумай, пожалуйста, а то следующим, кому Эрла Шварц смажет сумочкой по физиономии, будешь ты!
ГЛАВА 7
Семья покинула дом ранним утром, когда алкаши и наркоманы уже расползлись по квартирам, работяги еще не очнулись, а любовники только что заснули. Риск наткнуться на кого-нибудь на лестнице ничтожный, а если и доведется – то жители здесь равнодушные к переселениям. Въехали – здрасьте, уезжаете – без вас хуже не станет. Вчера семейка девок под командованием бабы втаскивала вещи в дом, нынче выносят – ну, мало ли! Может, они торгуют, может – воруют; это их дела.
Главарь шайки, отвечавшей за порядок в доме, зевая, принял у Чары ключи и пробормотал что-то вроде: «Мало пожили, а у нас хорошо». Двое дежурных на вахте, одуревшие за ночь от курева, кофе и игры в карты, вяло косились на снующих по подъезду взад-вперед девчат и парней с вещами, обернутыми то в мебельную мешковину, то в черный пластик, перехваченный сверху скотчем.
Дождь, ливший всю ночь, закончился под утро, оставив лужи с мусорной каймой, стихающее клокотанье ливневой канализации, влажный блеск улиц и потеки на стенах. Звон вел фургон на восток, в самую гущу манхлистого Басстауна, петляя по темным проулкам «зеленых» кварталов; напрямик до Вышки было километров сорок, но Звон боялся наскочить на злых с утра дорожных полицейских.
Компанию ему в кабине составляли Фосфор и приснувший к плечу Фосфора Рыбак, сейчас больше, чем когда-либо, похожий на покойника. Первое время в кабине царило мрачное молчание, затем Фосфор сухим голосом стал спрашивать о Вышке – что за объект, хорошо ли разведан?
– Недостройка, этажей семьдесят, – сквозь зубы ответил Звон. – Рыбак ее знает – они, сталкеры, хозяйничали там… а кое-кто и разбился. Эту Вышку раз десять перепродавали, и никто не взялся ни достроить, ни снести. А она ржавеет и гниет. Там ничего нет – ни окон, ни дверей, ни проводки… Даже манхло там жить не может. В общем, поглядишь.
Пока они добирались, снова разгружали инвентарь и перетаскивали в первый этаж Вышки, небо просветлело, но осталось низким, облачным и тускло-серым. Город загудел, засуетился, улицы наполнились машинами, а воздух – ротопланами и флаерами всех мастей. Среди летающих машин две, скользившие парой на север Синего Города, примерно в направлении осиротевшего театра «Фанк Амара», несли эмблему «NOW – Doran», и в первом флаере сидела бригада, а в другом, маленьком, – сам ведущий, потирая в руках трэк. Волк Негели посматривал на шефа с беспокойством – уж слишком Доран нервничает. И не говорит, куда и для чего летим. Как будто сомневается в своей затее.
– Скажи им, чтоб летели дальше и где-нибудь на площадке отстоялись; мы их догоним. А наш водила пусть садится здесь. Мне надо… кое с кем поговорить.
07.14. Дорана мучали сомнения – звонить? не звонить?.. Если ОНИ все же прослушивали его разговор с Маской, то уже вылетели на захват… А что сделают с ним за умолчание? Фффу, как сердце бьется… ОНИ могли сидеть на линии, ОНИ все могут – был же этот звонок от Принца Мрака!.. Или не был? Что, если все это приснилось? Даже Орменд не знает, что творится в мозгу после пытки инфразвуком и лечебных процедур. Просоночное состояние – вот как это называется, промежуток между сном и бодрствованием. В просонках являются черные люди, гигантские кошки, страшные лица заглядывают в окна… Почему бы не приглючиться звонку?.. Ведь с узла сообщили, что реально никто не звонил!..
– Будете что-нибудь заказывать? – девица-андроид склонилась к Дорану, сидящему за пустым столиком в безлюдном кафе у флаерной стоянки. Доран чуть отодвинулся, ежась. И тут они! Они всюду, проклятые куклы. Я хочу быть уверен, что они безопасны, они подчиняются – а они объявляют войну и людей похищают! Этого не должно быть. А чего хочу я, того хотят зрители, верно? И миллионы их подключатся на канал V, когда я скажу: «Трое баншеров ТОЛЬКО ЧТО взяты живьем! Прямой репортаж ДОРАНА с места событий!» «NOW» избавит вас от страха перед киборгами! Их еще много бегает на воле, сенсационных сцен на наш век хватит – поседеть успеешь, пока Хиллари всех кукол выловит… Решено – сегодня они будут драться ради моих гонораров. Мы же объявили о войне киборгов – пора бы ей начаться, наконец!..
Он уверенно набрал на трэке ненавистный номер.
– Абонент Оранжевый Карандаш, – назвал Доран пароль. – Соедините с абонентом Маникюрный Набор.
– Вас понял; соединяю.
– Слушаю вас, Карандаш, – все голоса синтетические, нелюдские, мерзкие. До чего мы докатились – человек работает осведомителем у киборгов! И какой человек!..
Убивайте друг друга! Пусть мой слоган станет явью!!
– Сегодня, в 08.00, улица Энбэйк, магазин в доме 217, на втором этаже, в подсобном помещении за торговым залом, на двери которого красным цветом написано НЕ ВХОДИТЬ, будут находиться трое из Банш. Они будут входить в здание с улицы, – Доран поспешил отключиться, чтобы не ожили тяжелые воспоминания. Но выброс в кровь адреналина силой воли не удержишь – сердце забилось еще чаще, руки взмокли, во рту пересохло. Все! Началось! Теперь надо опередить охотников, занять удобную позицию и ждать… ждать, когда начнется представление. Лишь бы охотнички явились вовремя, без опозданий, а то нам в 09.00 уже надо выйти в эфир!..
* * *Девочки преобразились; все вчерашние раздоры канули в небытие, это вновь была дружная и единодушная команда. Рыбак, возясь над своей аппаратурой, уже не дивился, до чего у них работа спорится. Как по волшебству, на лестнице появилась надпись «ЗДЕСЬ МИНЫ!», а Гильза, держа в зубах пяток петард, ставила их на ступени снизу; в шахте лифта повис трос от стоящей наверху лебедки, и Фосфор в сбруе съехал вниз не хуже альпиниста, пристегнутый за карабин на поясе, тоже в перчатках и стянувший, как девчата, волосы на затылке.
– А там удобно, – одобрил он гнездо Рыбака, вчерне обставленное вчера днем. – Полезем?
Без плаща, в перекрещивающихся лямках переноски и верхолазного снаряжения, он был совсем хорош – рослый, мускулистый, стройный; Звон, оставшийся на улице, здорово проигрывал ему по внешности. Рыбак, навьючив рюкзак, кое-как вскарабкался в седло у него за спиной.
Слепая, темная труба шла ввысь, как тот тоннель, по которому души летят к Богу, – так показалось Рыбаку; Фосфор с поддержкой троса лез легко, по-паучьи перебирая скобы углубленной в стену аварийной лестницы – кроме середины шахты, где это армопластовое украшение сорвала Косичка.
– Когда начнешь, наденешь маску акваланга, – повторял он инструкции Чары, пока Рыбак присоединял к комбайну недостающие блоки, – чтоб газом не усыпили.
– Не усыпят, – сощурился Рыбак, – побоятся. Я много чего заготовил для них, не только что девчонки внизу ставят. Им будет страх как интересно. Сходил бы ты радар проверил, а?..
Фосфор кивнул, шагнул в шахту – и ноги его уплыли вверх.
На крыше Вышки – если открытый этаж считать крышей – были сложены стройматериалы, оказавшиеся не под силу сталкерам, и торчали два немного поржавевших башенных крана. Скинув сбрую, Фосфор взобрался по башне, миновал кабину крановщика, осмотрел радар – не больше суповой тарелки.
– Рыбак, прием. Пошевели радаром. Вверх-вниз. Вправо-влево. О'кей, порядок.
Ему захотелось пройти по стреле, вытянутой над бездной семидесяти этажей; легкомысленно балансируя руками, он пошел и остановился, когда носки ботинок пересекли грань между металлом стрелы и ветром. Сырой, прозрачный ветер дул ласкающими, шаловливыми порывами, и стрела слегка покачивалась под ногами, намекая – «Сброшу». Фосфор заглянул вниз – далеко под толщей воздуха стоит фургон, и Звон похаживает мелким пятнышком, волнуется; Фосфор выпрямился, снял с волос резинку, сложил руки на груди – ветер плеснул его волосами, растрепал, развеял их – простор, свобода, и Город у ног!.. Ни в подземном храме, ни на квартире, ни на улице ты не поймешь, что человек рожден летать – лишь здесь, на краю. Раскинуть руки, зажмурить глаза – и чувствовать, как тебя обтекает ветер… Это восхитительно.
