Роберт Голдсборо - Серебряный шпиль
За все эти дни с храмом было связано лишь одно событие, не считая регулярных приставаний Коэна — «а нет ли чего-нибудь для меня?». В пятницу позвонил Натаниэль Паркер и спросил небрежно:
— Как идут у Вулфа дела с Серебряным Шпилем?
— Трудится, — соврал я.
— Отлично. Этим прежде всего интересуется Даркин. Не хочет звонить сам, боится, что Вулф на него сердит. И к телефону не подходит, потому что с него все эти дни не слезает пресса. Журналисты осадили его дом в Квинсе и сегодня утром, когда его жена вышла, чтобы взять газету, телевизионщики напали на нее, чтобы взять интервью. Она едва успела захлопнуть дверь перед их носами.
— Молодец Фанни. Мне всегда нравился ее стиль. Когда Фред позвонит в следующий раз, скажите ему, что дело двигается.
— Ваш голос не вселяет уверенности, — фыркнул Паркер.
— Вы же знаете Вулфа. Он всегда прижимает карты к своему безразмерному жилету.
— Это не может продолжаться бесконечно, — предупредил Паркер, прежде чем повесить трубку. Юристы тем и хороши, что всегда найдут для вас слова утешения.
Фриц периодически докладывал мне о состоянии Вулфа, так как относил тому подносы с едой трижды в день.
— У него превосходный аппетит, Арчи. Вам не кажется, что это добрый знак? — сказал он во второй половине дня в пятницу.
— Плевать мне на его аппетит, — заявил я. — Я поднимаюсь к нему.
Перескакивая через две ступеньки, я взлетел на второй этаж и постучал в дверь:
— Это я. Нам необходимо поговорить.
Из-за дверей донеслось невнятное ворчание, и я вошел. Вулф, облаченный в желтую пижаму, читал, развалившись на постели. По какой-то неясной причине в кровати гений казался толще и крупнее, чем обычно. Может быть, эта зрительная аберрация возникала потому, что все вокруг него было желтым — не только пижама, но и простыни, и одеяло. Он бросил на меня вопросительный, преисполненный недовольства взгляд.
— Прошу извинить меня за вторжение, но не намерены ли вы в ближайшее время вернуться к работе? Скажем, раньше, чем Фреда Даркина отправят в Аттику изготовлять всю оставшуюся жизнь автомобильные номера или что-то другое. Не знаю точно, чем сейчас занимаются заключенные.
— Я читаю весьма занимательную книгу, Арчи, — светским тоном произнес гений. — Известно ли вам, что первым на фабрике в Англии пар использовал Джошуа Веджвуд — производитель фарфора?
— Вынужден признать, что это известие вызывает у меня неподдельное изумление. Я рад также, что чтение доставляет вам удовольствие. Из чистого любопытства хочу спросить, намерены ли вы вернуться в ближайшее время в кабинет, или я могу приступить к превращению его в храм-усыпальницу вашей былой славы? Мы могли бы брать за вход умеренную плату и таким образом содержать дом. Может статься, что это будет нашим единственным источником дохода.
— Сарказм никогда не был вашей сильной чертой, Арчи, — закрыв глаза, пробормотал Вулф. — Вы поступите правильно, если исключите его из вашего репертуара.
— Слушаюсь, сэр. Но мой вопрос остается.
— В данный момент я увлечен изучением данного тома и желаю завершить чтение в покое. До свидания.
Я было подумал, не стоит ли спуститься в кабинет и прикончить бутылку бурбона. Но, решив, что это никак не поможет Фреду, я улыбнулся, переступил через порог и осторожно закрыл дверь, поставив себе за сдержанность «пять с плюсом».
Глава 16
По воскресеньям размеренность жизни обычно полностью улетучивается из особняка на Тридцать пятой улице. Фриц частенько берет себе выходной, а Вулф если и посещает любимую оранжерею, то только на очень короткое время. Как правило, он торчит часами в кабинете, читая воскресные газеты или книгу, лишь время от времени совершая паломничество на кухню, чтобы приготовить себе очередное яство.
В это воскресенье, на четвертый день упадка сил, Вулф продолжал сидеть у себя, а Фриц остался дома.
— Я могу ему понадобиться. Арчи, — пояснил он.
Я предложил Фрицу исчезнуть на несколько часов, чтобы дать боссу возможность самому позаботиться о себе. Но такое было не в стиле старого доброго Фрица. И будь я проклят, если он не мечтал о том, чтобы примчаться как можно скорее к своему богу и хозяину сначала с завтраком на подносе и позже с «Таймс» в руках.
Позавтракав на кухне, я занял свое место в кабинете и принялся за чтение «Таймс» и «Газетт». В них не было никаких упоминаний об убийстве Мида. По правде говоря, газеты с начала недели практически утратили интерес к этому делу. В городе Нью-Йорк вчерашняя сенсация переходит на следующий день в разряд древней истории. Я провел некоторое время в кабинете, приводя в порядок вещи, которые в этом вовсе не нуждались. Наконец, преисполнившись невыносимого отвращения к низкопоклонству Фрица, который к половине десятого утра уже четыре раза успел сбегать на второй этаж, я отправился в Серебряный Шпиль раньше, чем собирался. Я был готов на все, лишь бы покинуть дом из бурого известняка, который, будь он таверной, мог бы с полным правом носить привлекательное название «У психа».
Подруливая на «мерседесе» к храму в десять двадцать две, я понял, что прибыл на место не слишком рано. Автомобильная стоянка более чем наполовину была заполнена машинами разных марок, начиная от «линкольнов» и «БМВ» и кончая мини-моделями. Взвод серьезных, хорошо умытых молодых людей в темных брюках и белых рубашках умело разводил прибывающих по местам, заполняя точно ряд за рядом.
Я встал в хвост очереди, продвигавшейся к главному входу в храм. Если проигнорировать то, что большинство из нас было облачено в наряды для посещения церкви, мы являли собой копию зрителей, направляющихся к воротам стадиона «Мидоуленд», чтобы посмотреть, как сшибутся лбами «Гиганты» и «Краснокожие»[10]. Еще одно различие состояло в том, что вокруг храма не витал аромат пива и хотдогов с горчицей.
Войдя в сверкающее золотом и хромом фойе, я принялся изучать своих товарищей по молитвам. Подавляющее большинство верующих было не старше двадцати — тридцати лет, и практически все — белые. Мой экспресс-анализ показал, что около половины явились парами, а общее соотношение числа мужчин и женщин было примерно равным.
Я подрулил к стойке, за которой суетились две пожилые особы, похожие на добрых бабушек. На стойке были разложены для продажи брошюры и книги, включая сочинение Бэя «Теология вдохновения» ценой шесть долларов девяносто пять центов, в бумажной обложке, и одиннадцать долларов девяносто пять центов — в твердой. Вместо этого фундаментального сочинения я выбрал для себя брошюру «Что значит в Вашей жизни Храм с Серебряным Шпилем» и двинулся в сторону большого зала. Как и автостоянка, он был наполовину полон, над публикой плыла органная музыка.
Меня приветствовала бойкая молодая дамочка с длинными рыжими волосами, с пачкой программ в руке и значком на груди, объявлявшим, что передо мной «Дженни Амундсен — помощница». Чуть выше значка на ее светло-голубом платье красовалась знакомая мне серебряная булавка в форме шпиля.
— Хэлло! Вы молитесь у нас регулярно? — спросила она, вручая мне программку.
— Нет. Это мой первый визит. Я приезжий, — тонко сымпровизировал я.
— Мы счастливы видеть вас сегодня в нашем храме, мистер...
— Гудман, — я быстро вживался в свой новый образ.
— Где бы вы хотели сидеть, мистер Гудман? — Ее улыбка, надо признать, была весьма соблазнительна.
Я сказал, что где-нибудь в центре было бы прекрасно, и она провела меня на единственное свободное место у прохода, рядом с парочкой, которая, судя по виду, окончила школу не более десяти лет назад. Как только я устроился на мягком театральном кресле, они как: по команде обернулись ко мне с улыбкой не менее широкой, чем у Дженни Амундсен.
— Привет. Я Кэл Уоррен, — представилась сидящая в соседнем кресле круглолицая, рано полысевшая мужская половина парочки, протягивая мне толстую лапу. — А это моя жена Дарлен. — Она кивнула белокурой коротко стриженной головкой. Ее глаза танцевали.
— Вы член общины? — весело поинтересовался Кэрол.
— Нет, я не из Нью-Йорка. Нахожусь здесь по делам.
— Как интересно! Это случается с нами довольно часто. — Он удовлетворенно рассмеялся. — Понимаете, Дарлен и я вот уже пять лет являемся постоянными членами. Каждое воскресенье мы сидим на этих местах, и между нами и проходом только одно свободное кресло. Вы понимаете? Поэтому мы почти каждый раз встречаем новичка, кого-нибудь вроде вас, решившего посмотреть, что же такое Серебряный Шпиль. Дарлен и я... мы просто обожаем встречать новых людей. Откуда вы, мистер...
— Гудман. Алан Гудман из Чилликота, Огайо.
— Огайо. Это же, черт побери, одно из самых прекрасных мест, которые мне доводилось видеть. Пару раз в год мне по делам приходится ездить в Цинци[11], Дарлен однажды путешествовала со мной. Тебе ведь тоже там понравилось, правда, дорогая?
