Михаил Соловьев - Апокалипсис on line
руки там, где находились «браслеты». Запястья болели.
«Наверное, действие лекарства. Дергался, — решил я, — Надо же какие заботливые
ребята… для вас же».
Что-то зажужжало.
Я обернулся: в открывшуюся нишу в стене заходили несколько человек.
Один из них прошел в туалет и вынес оттуда стопку белых пластиковых стульев.
Расставил. Сдвинул в сторону крайний и сделал приглашающий жест:
— Присаживайтесь, Михаил… Или как вас там… Несущий удачу, — произнес он без тени
иронии.
Сделал, что просили.
«Гости» расположились напротив полукругом.
Первый вопрос оказался обезоруживающим:
— Может быть, вам интересно, что сейчас происходит? — задал вопрос живчик,
расставлявший стулья, — Вы спрашивайте, не стесняйтесь.
Я задумался, разглядывая плешь на его голове. Непонятного много. Вспомнился
первый допрос и насторожившие меня эмоции. Провернул ситуацию в голове и отогнав
желание подурачиться, спросил:
— Скажите, а почему так важна неосознанность вербовки?
— То, что с вами проще общаться — объяснять не буду, — заулыбался живчик, — А
вот часть вторая — серьезней. — Выдержав паузу и сверля взглядом, продолжил, —
Дело в том, что добровольцы вашей сети в большинстве своем реконструированы
биологически. За те льготы, которые им давались, они, подписывая договор, и
позволяли вводить себе инъекцию, приводящую их в состояние скрытой боевой
готовности. Фактически каждый из них по команде готов уничтожать окружающее
пространство. Когда мы вас задерживали, никто не ожидал, что вы проявите столько
прыти, поэтому нам и пришлось прибегнуть к группе препаратов, тормозящих
активность.
Я молчал.
— А скажите, — продолжил живчик, — Вас завербовали принудительно. Зачем же вы
так сопротивлялись?
— Сам не знаю, — задумался я, — Во-первых, кто же знал, что у вас такие условия
и лояльное отношение. Да и сдаваться всегда как-то подленько, к тому же сильно
не люблю, когда меня задерживают.
— Часто приходилось убегать?
— Бывало, — улыбнулся я, вспоминая проблемы из старой жизни, — Главное, чтобы
сразу не поймали. А потом текучка любого активиста заест. Тот парень, которого я
ударил жив?
— В больнице сейчас, — обдумывал что-то своё собеседник.
— Это не наш сотрудник, — заскрипел неожиданно жестким голосом седой мужчина,
напоминающий непонятно кого, — Чем ты его ударил?
— Кулаком, — ответил я после короткого раздумья,
— Дураку наука, — удовлетворенно откинувшись на спинку кресла седой, — А утюг
куда дел?
— Кулаком бил, — настаивал я
— Да говори ты, что хочешь, мне плевать, — рассердился тот, — Подвиги твои
камерами зафиксированы. Мы не милиция и нам плевать. То, что утюг не бросил и с
собой унес, молодец оперативной хватки не потерял — меньше хлопот. Здесь кстати
принудительно завербованных нет — все добровольцы. Нам главное, чтобы человек
осознанно с нами шел… Хочешь, удивлю тебя? — задал он неожиданный вопрос.
Я промолчал.
— Карина, — крикнул, обернувшись к панели в стене, седой, — Заходи дочка…
Глава 28.
В последнее время: неожиданности, перемены и быстрая смена обстановки стали
привычными. Предыдущий опыт оказался к месту, но пережитое мною до этой минуты
представлялось теперь далекой сказкой.
Такое количество событий на «квадратный метре» времени происходило со мной
впервые.
Появлением Карины седой меня добил.
Увидев ее, идущую без конвоиров, я ощутил вдруг масштаб-необычность случившегося
со мной после приобретения «Малыша» у Димы «Нока».
Окружающий мир исчезал в непонятной дымке и оставался лишь мой стон доносящийся
почему-то со стороны. Я еще пытался нырнуть в него, понимая: стон — это старый я,
мои дочки, жена, жизнь которой больше не будет — дотянись, исчезнет всё и
комната эта и люди, но нет…
Слава Богу, хоть со стула не упал — седой поддержал, тот, что назвал Карину
дочкой.
Сквозь собственный вопль уловил — такой реакции от меня не ожидали.
Кто-то звал врача, а я мог лишь моргать на участие, присевшей на корточках
Карины, и шепнуть:
— Дайте пожрать…
После этого все закрутилось.
Седой хохотал над моими словами и собственной несообразительностью.
— Доктор же сказал мне, мол, тебя кормить пора, да уж больно не терпелось
поговорить, — скрипел он, — Я на него и цыкнул. К нам такие отчаянные экземпляры
редко попадают, тем более Карина сказала ты в доску свой, а если поймешь — она с
нами, выслушаешь все предложения.
В палату закатили столик, на котором стояла салатница и плоская тарелка с мясной
нарезкой. Кто-то притащил горячий чайник и теперь колдовал с белой фарфоровой
кружкой.
Неожиданное тепло отношений сильно меня обезоружило, и я чуть не заплакал. Перед
глазами снова появилась фиолетовая муть, но я прогнал ее и потянулся за
бутербродом, который соорудила Карина.
После первого куска проснулся звериный аппетит.
Захотелось выпить.
Я испытующе посмотрел на седовласого и поинтересовался: нет ли у него под рукой
спиртного и не составит ли он мне компанию.
Присутствующий врач сначала заартачился, но перспективный собутыльник лишь
зыркнул на него и выудил из кармана плоскую фляжку,
— Чего тут пить-то, — загудел он, — Давай, Семеныч и тебе налью.
Врач обреченно махнул рукой и выудил из ящика под аппаратурой несколько
пластиковых стаканов.
— Сколько? — повернулся ко мне седой.
Я, молча, показал, мол, полнее.
Мужчина довольно гукнул и забулькал из фляжки, наливая коричневой жидкости.
— Ром, — гудел он, — Кубинский, пятилетний. Лучше напитка не бывает. Меня Юрием
Леонидовичем зовут…
Я в ответ мычал что-то невразумительное.
— Давай прожевывай, и пьем, — подытожил седой, вопросительно глядя на врача, —
Тебе половинку Семеныч?
Мы встретились взглядом с Кариной. Сегодня она была другой. Вела себя скромно и
все не могла насмотреться на седовласого. Я даже заревновал, но ничего не успел
ей сказать.
— Давай, Михаил, за знакомство, — торжественно произнес тот, — За знакомство и
чудесное избавление всех вас из лап «Системы». — Поймав удивленный взгляд, он
разъяснил, — Мы так называем вашу бывшую хозяйку, системную сеть…
Сразу вспомнился первый допрос, а Юрий Леонидович продолжил:
— Мы все когда-то ей принадлежали и даже воевали за нее. Много народу положили,
а оказалось зря… Да, дочка? — обратился он к Карине.
Неожиданно до меня дошло, кого он напомнил. Я видел его в фотоальбоме, который
девчонка показывала на трассе. Это был ее отец…
Девушка заметила перемены и подтвердила:
— Да, это мой папа. Я думала, его нет в живых, а он здесь. В тот вечер, когда
Саня выступал, именно он меня из клуба увел. Я пыталась сразу остановить
операцию, но им был нужен «Профессор», да и на вас папа хотел в деле посмотреть.
— Посмотрели? — интересовался я.
— Да, — перестал улыбаться седой, — Посмотрел и в принципе доволен. Сашка
отработал прекрасно, вот только мозгов нашей сети в той комнате не было. Так
небольшой муляжик стоял. Интересно было, как поведет он себя на захвате и
допросах.
— А где он сейчас? — поинтересовался я.
— В соседней палате, отсыпается.
— Увидеться сможем?
— Не сегодня. Времени мало. Нужно поговорить.
— Этого не хватит на поговорить, — тыкнул я пальцем в его фляжку, — Что такое
двести граммов, пусть даже и рома?
— Не жадничай. Семеныч нам с тобой враз кислород перекроет. Скажи-ка мне честно:
у тебя есть теперь личные счеты к «системе»?
Счет у меня конечно был. И немаленький. То, во что меня втравил Дима «Нока»
прощать было нельзя, но играть в подобные игры еще раз почему-то не хотелось.
— Зачем я вам? — опрокинул я в рот остатки капель ароматной жидкости, — У вас
вон, какая команда…
— Ты знаешь, — задумчиво заговорил Юрий Леонидович, — Операция будет вам знакома.
Во-вторых, «система» не просто так выбрала тебя, как человека приносящего удачу,
у нее на это дело нюх и опыт несоизмеримый. Ну а потом та карусель, которую ты
устроил, говорит о многом. Неясно одно — как ты в гостинице нас просчитал?
— А Сергей ничего не рассказывал?
— Молчит как партизан, — глянул из-под бровей седой, — Странно. Он вроде из
принудительных, а ведет себя хуже фанатика.
— Поговорю с ним, — обещал я, — Есть у меня к нему ключик.
