Ульяна Динова - Я беду от тебя отведу
— За эту сто баксов, — предупредил лейтенант.
— Нет, спасибо, — отказалась я. — Я уж сама как-нибудь…
— Ну, как знаешь. Красивая ты, хоть и дикая. Видно, что не порченная… А то подумай. Может, контакты оставить? Неплохо заработаешь подъёмных.
Я молча покачала головой.
Когда путаны ушли, стало совсем тихо. Только было слышно, как жужжит перегорающая лампочка в коридоре.
Надо выбираться отсюда. Стоило так много часов трястись в поезде ради того, чтобы угодить в этот обезьянник?
Я решительно встала с лавки и подошла к решётчатой двери.
— Эй! Кто-нибудь! — крикнула я в пустоту. — Откройте! Мне надо в туалет! Я не могу больше терпеть!
Скрипнула дверь, и в коридоре раздались шаги.
— Не передумала? — зловеще улыбаясь, спросил лейтенант.
Я стояла, держась руками за решётку, и молча смотрела на него. Он медленно шёл по коридору, позвякивая связкой ключей. Для меня оказалось достаточно всего несколько секунд, чтобы увидеть то, что надо. Моё внимание привлёк маленький камушек на выходе из почки, — его зазубренные неровные края повредили ткань выходного отверстия, и уже начиналось воспаление.
Я изо всех сил впилась взглядом в этот камушек, сдвинула его с места и резко повернула в мочеточнике на 180 градусов. Самодовольная улыбка моментально соскочила с лица дежурного, уступив место страдальческой гримасе.
— Ой! — охнул он и согнулся пополам. — Матерь божья!
— Что это с тобой? — спросил кто-то из служащих, выглядывая в открытую дверь.
— Ой-ёй-ёй! — заныл лейтенант, становясь на четвереньки.
Я безжалостно продолжала вертеть камешек в разных направлениях, сильно до крови раня стенки мочеточника, потом стала продвигать его к уретре — как я знала из курса анатомии, одному из самых болезненных мест у мужчин. Лицо дежурного приняло тёмно-серый цвет.
Это тебе за моё унижение, придурок!
— Скорую! — простонал он, ложась на пол и теряя сознание.
Меньше чем через час меня освободили. Появился хмурый, невыспавшийся человек в штатском и открыл «клетку».
— А где лейтенант? — невинным голосом поинтересовалась я у него.
— Камень у него пошёл, — мрачно ответил тот. — В больницу отвезли.
— Понятно…
— Выходи, — буркнул он, буквально вытолкнув меня из камеры, и бросил к моим ногам рюкзак.
— Твой?
— Ага.
Я лихорадочно осматривала содержимое рюкзака. Слава Богу, папка с документами на месте, мои нехитрые пожитки тоже, только вот денег не наблюдалось и обратного билета…
— А где мой кошелёк деньгами? — спросила я у «штатского».
— Ты шутишь? Его не было.
— Значит, не было… А почему меня выпускают?
— За тебя внесли выкуп.
— Кто? — изумилась я.
— Твоя сестра, — он кивнул на высокую молодую женщину в тёмных очках, стоящую возле стенда с фотографиями уголовников. Голову её покрывал чёрный платок, и всё её остальное одеяние также было чёрным, словно она только что приехала с похорон.
— Моя… — но «моя сестра» уже кинулась мне на шею, обняла и едва не задушила в своих объятиях, не давая мне и пикнуть.
— Пойдём, — женщина легонько ущипнула меня за руку, незаметно поднеся палец к губам.
— Подождите-ка, мне ещё нужно вернуть мои деньги, — заупрямилась я.
— Забудь о деньгах. Их не вернуть. Даже глупо думать о том, что воры любезно оставили тебе твои сбережения.
— Похоже, это действительно так, — с горечью согласилась я.
— Кто вы? — спросила я, едва мы оказались на улице.
— Доброжелательница. Тебе ведь нужна была помощь? На определителе номера у меня высветились звонки.
— Точно! Простите, что я вас побеспокоила. Дело в том, что я никого не знаю в этом городе и мне не к кому было обратиться, — внезапно я спохватилась: — А как вы узнали, что меня забрали в милицию, и причём — именно в этот участок?
— Как я узнала… как я узнала… — она защёлкала пальцами, словно пытаясь что-то вспомнить. — Ах да! Я же позвонила по номеру, который высветился на определителе, и мне ответил мужчина — представился сотрудником милиции, — вот так я и узнала.
Это походило на правду, но всё равно были некоторые нестыковки в её объяснении. Например, я ведь не оставляла никаких сообщений на автоответчике. Даже если она и позвонила в милицию, то с чего вдруг она решила, что звонки были от меня? Вряд ли лейтенант фиксировал все исходящие звонки и вообще помнил, что я звонила с его телефона.
— Слушай, а поехали ко мне, — предложила она. — Отдохнёшь, расскажешь о своих злоключениях, и вместе придумаем, как тебе помочь.
Не знаю почему, но мои подозрительные мысли вмиг развеялись, и я согласилась. Что заставило меня проявить такую неосторожность и поверить ей? Это до сих пор остаётся для меня загадкой. У неё был приятный голос и внешность, внушающая доверие. Я действительно жутко устала. И потом, никаких других вариантов для меня пока не намечалось, а эта женщина оказалась единственной, кто изъявил желание поучаствовать в моей жалкой судьбе, хотя я и не понимала, какие мотивы побуждали её к этому.
Я смущённо улыбнулась и нерешительно кивнула.
Её машина была припаркована неподалёку, на углу улицы. Тоже, кстати, чёрная. Она сняла чёрный шёлковый платок и очки. Длинные блестящие волосы цвета воронова крыла, как у меня, чёлка почти до глаз, а глаза — ярко зелёные… Странно. Какой-то неестественный, мультяшный оттенок. Мне показалось, что где-то я их уже видела — эти глаза. Вот только не могу вспомнить…
— Да, я люблю всё чёрное, — неожиданно призналась она, словно прочитав мои мысли. — На мой взгляд, самый чистый и благородный цвет из всех остальных. Кстати, будем знакомы, — она протянула мне руку и я машинально пожала её. — Меня зовут Лаура Крисби. А тебя… Ах, ну да, я же знаю.
— Откуда вы знаете моё имя? — снова напряглась я.
— Лейтенант сказал — тот самый, которого ты отправила на больничную койку.
Я внимательно посмотрела на неё и ничего не ответила, пытаясь понять, что же всё-таки за человек находится передо мной, и откуда она может знать такие подробности. Но с тем же успехом можно было пытаться прочесть белый лист бумаги.
— Да ладно, — засмеялась она, весело сверкая зелёными глазами, заметив моё напряжение. — Меня-то можешь не опасаться, да и, вообще, ты всё правильно сделала. Хотя, если бы со мной поступили подобным образом, то вряд ли бы им больница понадобилась. Скорее катафалк.
На улице стояла невыносимая жара с духотой. Когда мы вышли из милиции, я сняла водолазку, но в машине Лаура включила кондиционер на полную мощность, и вскоре у меня уже зуб на зуб не попадал, а ей хоть бы что, несмотря на то, что одета она была гораздо легче, чем я, — прозрачный газовый шарфик на шее и тонкие чёрные перчатки — не в счёт.
Пока мы ехали, я всю дорогу пялилась в окно, как последняя деревенщина. Более всего меня поразило огромное количество машин, движущихся медленнее идущего человека. «Садовое кольцо. Пробки, — пояснила водительница, усмехнувшись. — Ничего, попривыкнешь». Я чувствовала себя крайне неловко, сидя в своих заношенных джинсах и футболке рядом с этой холёной, красивой женщиной в её шикарной машине, но она словно не замечала подобного контраста между нами и относилась ко мне как к равной. Видимо, это тоже не могло не подкупить меня в ней.
Несмотря на автомобильные пробки, мы добрались до её дома менее чем за полчаса. Проживала она на улице Фадеева в девятиэтажном здании старой постройки. В подъезде царила идеальная чистота: сверкающий мраморный пол с ковровой дорожкой, на подоконниках — экзотические цветы в горшках. Лифт с зеркальными стенами, благоухающий запахом сирени, одним взмахом поднял нас на последний этаж. Вряд ли в таких домах живут простые смертные, подумала я. Лаура открыла замок своим ключом и, толкнув дверь, посторонилась, первой впуская в квартиру меня. Жилище её оказалось ещё более впечатляющим, чем запах сирени в лифте и убранство подъезда и лестниц. Просторная с высокими потолками пятикомнатная квартира, обставленная дорогой красивой мебелью. Я с интересом разглядывала причудливую мебель — вероятно, сплошь один антиквариат. По всему огромному коридору, как и в каждой комнате, на стенах висели картины известных художников различных эпох. Хотя, может, это были всего лишь искусные имитации, ведь я не слишком хорошо разбираюсь в живописи. Большие старинные часы с кукушкой громко тикали в конце коридора.
— Эта квартира со всей меблировкой досталась моему покойному мужу от его дедушки и перешла мне по завещанию как единственной наследнице, — объяснила хозяйка, заметив моё любопытство. — Вся мебель — настоящая, конца семнадцатого и начала восемнадцатого века, привезённая из Италии и Испании, и уже дважды реставрированная. И картины почти все в подлинниках, за исключением одной — моего портрета в кухне, который писал для меня самый модный столичный художник. Всё, что находится в этой квартире, — стоит бешеных денег, но меня это совершенно не волнует.
