Уильям Гибсон - Периферийные устройства
– Оссиан может оптимизировать манипуляцию виртуальными деньгами в их онлайн-играх. Он над этим работает, – сказал Лев.
– Если наши гости купят политика или главу американского федерального агентства, нам придется вступить в гонку, – заметила Тлен. – И мы легко можем ее проиграть.
– У меня нет желания создавать более грандиозный бардак, чем тот, к которому они идут исторически, – возразил Лев. – А именно это случится при излишнем вмешательстве. Хватит того, что Уилф уговорил меня предоставлять полтеров в качестве курьезной разновидности доморощенных ИИ.
– Надо привыкать, Лев. – Тлен почти никогда не называла его по имени. – У кого-то еще есть доступ. Разумно предположить, что этот кто-то влиятельнее нас, поскольку мы даже близко не знаем, как проникнуть в чужой срез.
– А вы не можете прыгнуть вперед и узнать, что будет? – спросил Недертон. – Глянуть на них через год, а потом внести поправки?
– Нет, – ответила Тлен. – Это не путешествия во времени. После первого же мейла в их Панаму между континуумом и нами установился фиксированный коэффициент длительности: один к одному. Здесь и там время течет с одной скоростью. Мы ровно так же не можем заглянуть в их будущее, как не можем заглянуть в свое, и убеждены только в одном: это не будет известная нам история. И нет, мы не знаем почему. Просто так работает сервер.
– Семейные ресурсы не обсуждаются, – сказал Лев. – Идея прибегнуть к ним – анафемская.
– Анафема – мое второе имя, – не удержалась Тлен.
– Знаю, – ответил Лев.
– Предположу, – сказал Недертон, ставя пустую чашку на блюдце, – что это один из немногих уголков твоей жизни, где их не было. Семейных ресурсов.
– Именно.
– В таком случае, – сказала Тлен, – план Б.
– В чем он состоит? – спросил Лев.
– Мы передаем исторические, социальные и рыночные данные плюс информацию из среза финматематикам-фрилансерам, и они выигрывают нам долю в экономике континуума. Конечно, они будут действовать не так точно и оперативно, как ваши семейные, но, может, хватит и того. И придется им платить. Здесь, реальными деньгами.
– Хорошо, – сказал Лев.
– Тогда для протокола: сперва я предложила обратиться к вашим семейным финматематикам. Ребятки из ЛШЭ умны, но не настолько.
– Ребятки? – переспросил Недертон.
– Если капитал противника превысит наш, вы не сможете меня винить.
Недертон решил, что Тлен изначально подводила к тому, чего в итоге добилась. Занятно; он прежде не думал, что она так умело манипулирует Львом. Возможно, идею предложил Оссиан.
– Очень интересно, спасибо, – сказал он. – Надеюсь, вы и дальше будете держать меня в курсе. Рад был помочь.
Оба вытаращились на него.
– Вынужден вас покинуть. У меня встреча за ленчем.
– Где? – спросила Тлен.
– В Бермондси.
Она подняла бровь. Из-за жесткого суконного воротника выглянуло изображение хамелеона и тут же спряталось, словно испугавшись посторонних.
– Уилф, – сказал Лев, – ты нужен нам здесь.
– Мне всегда можно позвонить.
– Ты нам нужен, потому что мы обратились в полицию.
– В Лонпол, – добавила Тлен.
– Исходя из того, что рассказала сестра полтера и что мы знали о ситуации, нам ничего не оставалось, кроме как обратиться к юристам. – Видимо, Лев имел в виду семейных адвокатов, которые, как Недертон догадывался, составляли отдельную отрасль национальной экономики. – Они договорились о встрече. Разумеется, ты должен на ней присутствовать.
– Инспектор уголовной полиции Лоубир рассчитывает тебя увидеть, – сказала Тлен. – Весьма почтенная дама. Не стоит обманывать ее ожидания.
– Если Анафема – твое второе имя, то Тлен, выходит, первое? – спросил Недертон.
– Первое Мария, – ответила она. – Тлен моя фамилия. Раньше на конце было два «н», но матушка одно ампутировала.
25. Кайдекс
В щелку между занавесками Флинн видела, как Бертон обогнул угол дома. Он быстро шагал в ярком утреннем свете, помахивая томагавком, который держал за головку, как прогулочную трость. Это значило, что на лезвия надеты кайдексовские мини-чехлы его собственной работы. Бертон с друзьями увлекались изготовлением ножен, чехлов и кобур из термопластика, как другие – петчворком или макраме. Леон шутил, что им пора выдать бойскаутские нашивки «За успехи в ручном труде».
У ворот стоял огромный, древнего вида «Урал», ярко-красный, с коляской того же цвета. И водитель, и пассажир были в круглых черных шлемах. В пассажире по куртке сразу угадывался Леон.
Она снова продрыхла полдня. Снов не помнила. Судя по теням, сейчас было часа четыре. Когда Бертон подошел к мотоциклу, Леон снял шлем, но из коляски не вылез. Достал что-то из кармана, протянул Бертону. Тот глянул, сунул в карман.
Флинн отошла от окна, накинула халат и собрала вещи, чтобы надеть после душа.
Однако прежде надо было сказать Бертону про Коннера. Она, в халате и пантолетах, спустилась по лестнице, неся под мышкой завернутую в полотенце одежду.
Бертон стоял на крыльце. Кайдексовские чехлы были ортопедического телесного цвета – ребята всегда брали такой, считая черный слишком пафосным. Может, если кто увидит розовые ножны или кобуру под рубашкой, решит, что ты носишь корсет после операции.
– Давно Коннера видел?
– Звякнул ему вчера.
– Зачем?
– Спросил, не хочет ли он нам помочь.
– Я видела его вчера ночью. На парковке у «Джиммис». Он мне очень не понравился. Шло к тому, что он уделает двух футболистов. При всем народе.
– Надо кому-то за ним приглядывать. Чувак нарывается. От скуки совсем крышу снесло.
– Что у него там на трайке сзади?
– Скорее всего, просто мелкашка двадцать второго калибра.
– Неужели никто не попытается ему помочь? Он же себя гробит.
– Еще не так гробит, как мог бы. И я пытаюсь помочь. В. А. ничего делать не будет.
– Мне было страшно.
– Он тебя пальцем не тронет.
– За него страшно. Чего Леон приезжал?
– Вот.
Бертон достал из заднего кармана новенький лотерейный билет и протянул Флинн.
С размытой голограммы смотрел Леон, рядом был отпечатан скан его сетчатки.
– Они скоро и геном будут сюда записывать, – сказала Флинн. Она давно не видела лотереек – мать приучила их обоих не играть в то, что называла «налог на глупость». – Думаешь, он правда выиграет десять миллионов?
– Там меньше, но если выиграет, то нам лафа.
– Тебя не было вчера, когда я закончила говорить с «Милагрос Сольветрой».
– Карлосу надо было помочь с дронами. С кем говорила?
– Не с теми, с кем ты. Какой-то Недертон. Сказал, из отдела по работе с персоналом.
– И?..
– Спросил, что было во время смены. Я рассказала то же, что тебе.
– И?..
– Пообещал быть на связи. Бертон?
– Да?
– Если это игра, почему тебя хотят убить за то, что ты видел в игре?
– Разработка игр стоит туеву хучу денег, вот бета-версию и секретят со страшной силой.
– Ничего там не было особенного, – сказала Флинн. – Во многих играх мочат такими уродскими способами.
Впрочем, она сама не очень-то верила своим словам.
– Мы не знаем, что для них особенное в том, что ты видела.
– Ладно. – Она протянула ему билет. – Я в душ.
Она прошла через кухню во двор, закрыла дверь кабинки и уже сняла халат, когда на руке зазвонил телефон.
– Алло, – сказала Флинн.
– Это Мейкон. Как жизнь?
– Норм. А у тебя?
– Шайлен говорит, ты меня искала. Надеюсь, не клиентскую жалобу хочешь вчинить?
Голос у него был ничуть не встревоженный.
– Скорее, мне нужна техподдержка, но это терпит до встречи.
– Я как раз в закусочной, веду прием. У нас тут меговские свиные наггетсы. Фирменные. Много.
– Без посторонних.
– Не вопрос.
– Я подъеду на велике. Не уходи.
– Заметано.
Флинн вымылась, надела вчерашние джинсы и просторную серую футболку. Оставила полотенце, халат и пантолеты на полке снаружи душа и пошла к велосипеду.
Бертоновых ребят видно не было, но Флинн не сомневалась, что они здесь и что дроны по-прежнему над участком. Все это казалось нереальным. И билет с голограммой и сетчаткой Леона тоже. Может быть, не один Коннер двинулся умом.
Она отстегнула велик, села, убедилась, что Леон не полностью разрядил аккумулятор, и покатила, вдыхая теплый запах придорожных сосен.
Примерно на трети пути навстречу с ревом пронесся «тарантул» – так быстро, что Флинн не разглядела Коннера.
Запах жареной курицы еще долго преследовал ее, но потом все-таки рассеялся. Через сорок пять минут Флинн уже пристегивала велик рядом с «Мегамартом».
У Мейкона имелся в закусочной собственный столик, в самом дальнем от кассы углу. Он лечил магазинное оборудование, выправлял то, что штаб-квартира сетки в Дели выправить не могла. Когда ломались аэростаты видеонаблюдения за ворами или система отслеживания запасов, Мейкон чинил их на месте. Зарплату ему не платили, но по договоренности он использовал угловой столик в качестве офиса, а также имел открытый кредит на еду и напитки.
