Уильям Бартон - Лучшее за 2004 год. Научная фантастика. Космический боевик. Киберпанк
— Не думаю, что тут была какая-либо связь, — сказала она. — Где бы ни находилась Земля, она должна быть за пределами… на нее не распространилось то, от чего погибли или исчезли все. — В ее кукольных фарфоровых глазах появилось задумчивое выражение, но тут же исчезло.
— И ты не знаешь, из-за чего наступил конец Затерянной Империи?
— Нет, пока не знаю. Но, похоже, исчез лишь органический разум.
— Мне трудно в это поверить. — Я обвел рукой окружавший нас пейзаж. — Все это, все то, что я видел на планетах, существовало и сохранялось без всякого присмотра на протяжении сотни миллионов лет, а может, и больше того.
Она снова улыбнулась:
— Нельзя говорить «без присмотра», Уолли. Без присмотра людей — это да.
— Ну да.
Я лег на спину и взглянул на небо, голубое гипернебо. Интересно, что ждет меня? Что будет, если нам все же удастся найти Землю? Что тогда? Просто так вот отправлюсь домой? Я пытался представить себе, как снова окажусь в долине Дорво, — вот так, с голой задницей, держа за руку обнаженную девочку. Привет, мама! Извини, я опоздал! Смотри, что я зато нашел!
— Уолли, у тебя снова эрекция, — сказала Трейси.
Я перекатился на бок, лицом к ручью и деревьям, прижал колени к животу.
— Извини.
Она ответила:
— Слушай, я понимаю, что мы не можем сделать того, о чем ты мечтал во сне. Мы рискуем разрушить это незрелое тело. Но я бы могла тебе помочь, я видела, как ты это делаешь.
Я подумал: «А что если мы разрушим меня?»
Через какое-то время она осторожно дотронулась рукой до моей спины.
Я вздрогнул. Она сказала:
— Я вырасту, ты ведь знаешь. Это тело настоящее, все сделано с помощью твоего генома.
Я ответил:
— Тебе одиннадцать лет, Трейси. Пока ты вырастешь, пройдет немало времени.
— Я созрею для нормального полового акта через год-полтора. Если, конечно, ты не против подождать.
Я посмотрел на нее через плечо:
— Не могу поверить, что обсуждаю такие вопросы с маленькой девочкой.
Она тихо ответила:
— Я не маленькая девочка, Уолли. Я робот, ты не забыл?
Я отвернулся. Она ведь сама просила, чтобы я называл ее Трейси, не робот.
Она снова по-девичьи вздохнула:
— Мне трудно понять, что хорошо, что плохо, Уолли. Твои воспоминания о реальной жизни перемежаются тем, что ты читал в своих бесчисленных книжках. Похоже, и ваша цивилизация запуталась, не может отличить мечту от реальности.
Я расхохотался.
К полному разочарованию Трейси, Главная планета оказалась в руинах. Причем каких!
Руины, настоящие развалины обычно почти сравниваются с землей. Это знает любой американский мальчишка 60-х годов. Мы часто спорили на эту тему с Марри, когда пытались писать собственные рассказы о нашей Венере. Марри все время настаивал, что развалины должны напоминать Помпеи или Колизей, как их описывают в книгах и показывают в кино или по телевизору. Как затерянные африканские города, описанные Берроузом, или Кораад на Барсуме. Марри просто никогда не видел настоящие развалины, он ведь мало путешествовал, всю жизнь прожил в Нью-Йорке и пригородах Вашингтона. А я жил на Юго-Западе, родители возили меня в Меса Верде, в каньон Чако [16].
Руины оставленных городов, которые в течение веков подвергаются воздействию непогоды, отличаются от охраняемых руин типа Колизея или тех, которые несколько тысячелетий оставались под слоем вулканического пепла. Берроуз в 1890 году служил в армии на Юго-Западе. Почему же он этого не знал?
Небоскребы Главной планеты выглядели теперь простыми обрубками. Сохранились в основном лишь фундаменты. Стены разрушены. Везде какая-то дымка.
Мы стояли рядом с нашей летающей тарелкой. Трейси сказала:
— Что бы ни произошло, произошло оно здесь. И потому не осталось ничего и никого, кто поддерживал бы жизнь.
Поддерживал бы жизнь, подумал я, и ждал бы возвращения хозяев.
Спустя несколько дней мы оказались на «подстанции» (термин Трейси) невдалеке от Главной планеты. Таких станций множество, и разбросаны они по всем просторам Затерянной Империи. Из окна летающей тарелки станция была похожа на небольшую луну голубого цвета, даже планетой-то ее трудно было назвать, такая маленькая голубая луна, окруженная призрачным белым сиянием. Я пристально всматривался, но ничего рядом с ней не заметил. Ни солнца, никакой особо яркой звезды, никакого газового гиганта, вокруг которого она могла вращаться по орбите, вообще ничего.
На земле… нет, какая земля. Кругом один огромный город, но здания построены вроде как из листового металла — олова, меди, цинка, разноцветного анодированного алюминия; мостовые вымощены листами золотистого цвета — все из металла, кроме неба.
Я стоял под навесом тарелки и смотрел на черное небо, в котором было так много звезд, что они освещали все вокруг.
Время от времени по небу пролетал метеор, а за ним тянулся желтый хвост.
— Где мы, черт побери? — Впечатление было такое, что за каждой звездой прячется какая-то бесформенная масса, а когда я смотрел на них, то видел лишь полоски света, которые тут же исчезали.
Трейси положила свою прохладную руку мне на спину, у меня даже мурашки пробежали по коже.
— Мы находимся в нестандартной галактике. Здесь много звездной пыли. Туманности. И множество по-настоящему молодых звезд.
Как Магеллановы Облака. Я… ох…
— А эта галактика была здесь сто миллионов лет тому назад?
— Да. Эти галактики быстро развиваются и существуют не очень долго, но все же они не эфемерны. Они не похожи на обычные, заселенные планеты. Мы использовали эти галактики как центры добычи ресурсов. Промышленные комплексы.
Мы. Моя маленькая Трейси. Инопланетянка.
Она продолжала:
— У меня много дел, Уолли. Может, сходишь сам все посмотришь? Я потом найду тебя.
— Угу… — Я внезапно вздрогнул и обернулся, чтобы посмотреть на нашу тарелку. Она улыбнулась.
— Я не отпущу ее, Уолли. — Она похлопала меня по руке, потом повернулась и быстро исчезла в сумерках.
Все посмотреть. А что здесь смотреть? Я тронулся с места, но достопримечательностей никаких не заметил. Металлические здания. Нет, даже не это главное. Все это похоже на внутренний механизм какой-то огромной машины. Или старый телевизор. Только нет вакуумных трубок. Словно я поднял капот машины, заглянул внутрь, а что искать — не знаю.
Я вспомнил, что всегда недолюбливал мальчишек, которые хорошо разбирались в машинах. Я не мог принять того, в чем сам разобраться не мог. Отец не разрешал мне помогать ему, когда чинил нашу машину. Он вечно называл меня кретином или тупицей. Говорил, что я либо что-нибудь сломаю, либо поранюсь. Когда я скучал по отцу, то о таких вещах обычно не вспоминал.
На меня всегда все сердились по тому или иному поводу.
Впереди я увидел нечто похожее на озеро. Нет, скорее на бассейн. Круглый, с прохладной, свежей водой, а вокруг гладкий, немного наклонный берег. Жаль, что нет травы, здесь все будто затянуто каким-то атласным одеялом. На нем очень приятно сидеть голышом.
Но вообще-то тут прохладно без одежды.
Я вернулся к тарелке, достал одно из одеял, которые мы захватили из споума, потом снова пошел к бассейну, завернулся в одеяло и сел, осматривая город-эрзац. Я вспомнил, что отец Марри учил в колледже французский, а мой отец — немецкий, поэтому я всегда говорил «эрзац», а Марри — «фо» [17].
А если бы я мог выбрать кого-то себе в спутники? Кого бы я взял?
Марри? Хочу ли я, чтобы тут со мной оказался Марри? Он был моим лучшим другом начиная со второго класса, а правильнее сказать, у меня вообще не было больше друзей. Помню, за день до моего исчезновения я наткнулся на Марри в школьном коридоре. С ним вместе стоял Ларри, они что-то горячо обсуждали, а увидев меня, замолчали. Ларри улыбнулся, и глаза Марри выражали уже хорошо мне известное презрение.
Что такого я сделал, Марри?
Чем больше я смотрел в небо, тем лучше начинал различать очертания скоплений за звездами. Надо было просто не смотреть прямо на них, делать вид, что рассматриваешь что-то другое, но при этом удерживать внимание краешками глаз, следить боковым зрением, и тогда вроде бы ниоткуда появлялись тусклые, бледные световые пятна и формы.
Если бы тут со мной был Марри, он наверняка прочитал бы мне лекцию о боковом зрении. При этом вид у него был бы самый восторженный, он никогда не упускал случая продемонстрировать свою крутизну, показать, что он умнее и лучше меня во всем.
Я почувствовал резь в глазах и потому отбросил все волновавшие меня вопросы. Я точно знал, что не хочу, чтобы рядом со мной сейчас был хоть кто-нибудь. Интересно — почему?
Над головой небо прорезали три ярко-желтых следа от метеоров, они летели рядом друг с другом. Похоже на след от кошачьих когтей, только уж слишком длинный.
