Татьяна Устименко - Эра зла
Я интуитивно подметила, что после происшествия с браслетом он перестал называть меня Сантой, но, увы, не придала этому значения. Конечно, я не послушалась его советов и продолжала тихонько подкрадываться к Эржебет, ощущая смешанную с жалостью гадливость при виде эпилептических судорог, сотрясающих тело женщины, и ее явной враждебности. Впрочем, я тут же великодушно нашла и оправдание столь странному поведению несчастной узницы. Проведи-ка столько лет одна, балансируя на грани жизни и смерти, — еще не так одичаешь!
«Берегись! — неожиданно шепнул ветер, незаметно просочившийся в темницу. — Ты пришла слишком поздно. Она почти уже сошла с ума, она одержима жаждой мести и поэтому способна на самые непредсказуемые поступки…»
«Да? — мысленно переспросила я. — А каким боком все это относится ко мне? Не забывай, ведь мы с ней родня, так мне ли опасаться гнева измученной Хранительницы?»
Но ветер никак не прокомментировал мое самоуверенное заявление, а только скептично дунул и отлетел подальше, судя по всему намеренно абстрагировавшись от последствий и приготовившись с интересом наблюдать за всем происходящим. Я пожала плечами, совершенно сбитая с толку, и снова обратилась к Эржебет.
— Госпожа Хранительница, — вежливо произнесла я, — позвольте мне облегчить вашу участь и снять с ваших плеч груз священного долга. Отдайте мне «Божий Завет», чтобы я смогла… — но договорить я не успела, потому что Эржебет вдруг открыла рот, издавая гневный протяжный клекот, смахивающий на крик потревоженной орлицы.
— Ты, лживая тварь! — Ее нечленораздельные звуки постепенно приобрели форму связной речи. — Ты думаешь, что способна меня обмануть? — она злорадно рассмеялась. — О нет, я отлично изучила вашу коварную породу. Ты — стригойка, умело прикрывающаяся аурой экзорцистки! Но, видимо, ты не знаешь, что и те, и другие являются моими заклятыми врагами!
— Извините, я не хотела вводить вас в заблуждение, — растерянно начала я, но Эржебет не слушала. Она одним прыжком взметнулась с пола, в мгновение ока накинула себе на шею шнурок от мешочка, освобождая руки, и бросилась на меня…
Я оторопела от неожиданности и словно со стороны наблюдала за несущейся на меня фурией, вытянувшей свои страшные лапы, оканчивающиеся огромными, острыми, изогнутыми, словно ятаганы, когтями. Вот сейчас она располосует ими мое лицо, а я даже не успею предпринять никаких защитных мер — ни отшатнуться, ни вытащить из ножен катану…
— Селестина, — до моего слуха доносились отчаянные крики друзей, — спасайся!
Но куда там, я словно застыла, загипнотизированная пронизывающим взором Эржебет. Ее когти мелькнули у меня перед глазами, и в следующий миг я кубарем отлетела прочь, сбитая кем-то с ног. Ощутив себя ожившей, вынырнувшей из трясины липкого гипноза, я успела сгруппироваться в воздухе, приземлившись на руки и колени, а затем вскочила и потрясенно вскрикнула… Оказывается, меня оттолкнул Конрад, самоотверженно кинувшийся ко мне на помощь! Он буквально закрыл меня собой, выводя из-под удара Эржебет. Но, защитив меня, вервольф не сумел спастись сам. Действуя не хуже десяти кинжалов, чудовищные когти Хранительницы крест-накрест глубоко пробороздили его шею, почти отделив голову оборотня от плеч и вскрыв вены. Обливаясь кровью и пытаясь руками зажать страшные раны, Конрад с хрипом рухнул на пол, а Эржебет одарила меня ненавидящим взглядом и выскочила в распахнутые двери. Устилающий коридор пепел ликующе захрустел под ее ногами, донося до нас эхо удаляющихся шагов.
— Держите ее! — встрепенулась я. — Она унесла с собой священный раритет Господа!
Возглавляемые обоими нефилимами ангелы шумно ломанулись вдогонку за беглянкой. Я прикусила дрожащую нижнюю губу и, пытаясь сдержать навернувшиеся на глаза слезы, упала на колени перед распростертым на полу Конрадом.
— Не умирай! — проникновенно попросила я, пытаясь вложить в свой голос всю доступную мне нежность и всю силу убеждения, на которую только оказалась способна. — Я тебя люблю!
За моей спиной возмущенно засопел Тристан…
Стремительно бледнеющие губы оборотня украсило слабое подобие улыбки.
— О, я согласен умереть еще сто раз, лишь бы почаще выслушивать от тебя подобные признания… — едва слышно прошептал он. — Если бы ты знала, любимая, как много ты для меня значишь!
— Дорогая, брось его, — вдруг жестко сказал Тристан, хватая меня за руку и пытаясь притянуть к себе. — Пойдем со мной, я ведь тоже тебя люблю!
— Отстань! — гневно отмахнулась я, отталкивая стригоя. — Ты мне не нужен…
— Не глупи, — нахмурился де Вильфор. — Вервольф не жилец, а нас с тобой связывают общие цели. Я тебе если и не нужен, то хотя бы выгоден.
— Уйди! — закричала я, наплевав на доводы рассудка. — Я тебя не люблю.
— Ты еще пожалеешь о том, как обошлась со мной! — скрипнул клыками стригой, а его красивое лицо исказила уродливая гримаса ненависти. — Обещаю, ты пожалеешь, но будет поздно…
Но я даже не услышала этих слов, лаская ладонями холодные щеки Конрада.
— Не сомневайся, я знаю о твоих чувствах ко мне! — всхлипнула я. — Умоляю, не покидай Меня. Я сделаю все, чего пожелаешь…
— Так уж и все? — насмешливо прищурился он.
— Все! — уже не сдерживаясь, клятвенно прорыдала я.
— Вынеси меня наверх, — попросил умирающий вервольф. — Мой народ славится своей живучестью, но против когтей бывшей Хранительницы не устоит никто. Хочу в последний раз увидеть чистое небо… — Изо рта Конрада хлынула обильная алая пена, и он замолчал.
Я попыталась поднять его мускулистое тело, но фон Майер был для меня слишком тяжел. Я жалобно посмотрела на Тристана и отца Григория, и те, снизойдя к моей безмолвной просьбе, дружно подхватили раненого оборотня, вынося его из темницы. Мы долго плелись по казавшемуся бесконечным коридору, а затем вышли во двор замка, подставляя сыплющемуся с неба снегу свои разгоряченные лица. Подняв голову, я увидела Эржебет, загнанную на самый высокий обломок крепостной стены и окруженную вооруженными ангелами. Сдерживаемая наставленными на нее дулами, безумная Хранительница исступленно бесновалась на шатких камнях, размахивая сдернутым с шеи мешочком и грязно ругаясь. А по линии далекого горизонта уже расползалась багровая полоска близкого заката…
— Госпожа Эржебет, немедленно спускайтесь вниз! — умоляюще кричала я, на мгновение позабыв и об ее неудавшемся покушении на мою жизнь, и об умирающем Конраде, хрипящем подле моих ног. — Солнце сейчас зайдет, и тогда мы погибнем…
Но, не вняв моим аргументам, одержимая ловко вскарабкалась на край неровного каменного выступа, вытянулась в струнку и злорадно расхохоталась.
— Пробил час моей мести! — торжествующе вещала она.
Я изумленно хлопала ресницами, будучи не в состоянии вникнуть в смысл этой загадочной угрозы, прозвучавшей из уст Хранительницы.
«Останови ее! — требовал ветер, испуганно вихрясь вокруг меня. — Иначе произойдет непоправимое…»
«Да что она может? — недоверчиво опровергала я. — Слабая, жалкая, хилая…»
«Дура! — разочарованно обозвал меня ветер, шумно покидая замковый холм и утекая в долину. — Ты не прислушалась к моим предостережениям. Так пусть ответственность за все происходящее падет только на тебя…»
Я растерянно молчала, позабыв закрыть свой недоуменно раскрытый рот. А солнце безудержно катилось к верхушкам редких деревьев, наливаясь смертельным жаром…
Внезапно Эржебет всплеснула руками, покачнулась и начала быстро трансформироваться, стремительно утрачивая человеческий облик. Ее длинные рыжие волосы осыпались на камни, обнажив кривой шишковатый череп. Губы исказились, приняв форму уродливого клюва. Кости громко трещали, раздвигались, перемещались, разрывая платье, а из сгорбившейся спины выдвинулись два кожистых крыла. Ошеломленные этим омерзительным зрелищем, нефилимы с воплями ужаса отступили назад и обратились в бегство. Ариэлла упала в обморок, а Нат отстранен но закрыл глаза и вяло обмяк над телом подруги. Храбрая Оливия рассыпала патроны и, нервно сглатывая и не отрывая взора от трансформирующегося монстра, пыталась собрать их дрожащими от страха руками, но у нее ничего не получалось. Отец Григорий прикрылся крестом и истово молился нараспев, наконец-то узрев истинный облик столь часто упоминаемой им «анафемы».
— Что это с ней? — с заиканием спросила я у Тристана, требовательно дернув стригоя за рукав.
— Твоя кровь досталась ей слишком поздно, — спокойно пояснил он. — Так происходит всегда, когда оголодавший вампир доходит до финальной точки своего существования. В таком случае свежая кровь уже ему не помогает, а лишь идет во вред, ускоряя последнюю стадию трансформации. Увы, Эржебет навечно утратила внешность стригоя и стала носферату — призраком ночи, огромной летучей мышью, отныне способной питаться лишь плотью полуразложившихся трупов…
