Андрей Жвалевский - 9 подвигов Сена Аесли
Лица ментодеров осветились нетипичным для них выражением счастья.
– В обмен на отмену ареста Сена Аесли, – добавил Браунинг. – Приравняем его проступок к вашему и произведем взаимозачет.
– Как скажете, – согласился Тотктонада. – Ну, если мы все выяснили…
– Нет, мы не все выяснили! – горячо заговорил Лужж. – Мы не выяснили, кто я! Я – это я или копия моя? И как мне жить, если я – копия?!
– Ну как-то ведь вы жили последние триста лет, – сказал Браунинг. – Мне другое непонятно. Откуда Сен знал про алиби Тотктонады? Сен?
– Про алиби я не знал, – сказал Сен. – Но Тотктонада не мог писать записок про то, что коррумпированные власти запоют по-другому. Не его стиль.
– А чей же это стиль?
– Давай, сынок, – подбодрил мальчика Клинч. – В мозговом штурме главное внезапность.
– Я не знаю, – сказал Аесли. – Что-то очень знакомое, только я никак не соображу. Понятно только, что этот инкогнито очень хорошо осведомлен и о расположении комнат Первертса, и обо всех нас, и о том, как проходят сессии. Это кто-то из своих…
Браунинги и Тотктонада посмотрели на Клинча.
– Совсем озверели! – возмутился завхоз, сжимая в руке черенок саперной лопатки. – Вы еще Лужжа заподозрите!
– Заподозрите, – скорбно согласился ректор, – и правильно сделаете. Если я это не я, а копия, то от нее, то есть от меня, чего угодно можно ожидать.
Браунинги поморщились:
– Ну это вы бросьте – Когда я создавал… – Это я создавал… – Когда мы разделились… – Да, именно, разделились, удачная формулировка, спасибо… – То никаких различий между нами не появилось… – Ну, если не считать, что один из нас вдруг начал курить трубку.
– А я не начал! – обрадовался Лужж. – Значит, я настоящий.
Браунинг-с-трубкой недовольно посмотрел на Браунинга-с-четками.
– А я знаю, от кого еще можно чего угодно ожидать, – сказал Сен. – И кто знает про Первертс больше всех нас вместе взятых.
Раздался двойной хлопок ладонью по лбу.
– Каменный Философ! – воскликнули Браунинги.
– И сам он со странностями, – сказал Клинч. – Он, больше некому.
– Версия интересная, – медленно сказал Тотктонада. – Каменный Философ уже неделю находится под арестом…
– …и уже неделю никто не передает записок для ВВС, – завершил Сен.
«На лету схватывает, – в очередной раз восхитился министр. – Нет, все-таки надо будет его арестовать под благовидным предлогом».
Тотктонада шагнул к двери, из которой в тот же миг, словно почувствовав, что понадобился начальству, высунулся Фантом [240] . Следователь обвел изумленным взором компанию, остановился на Сене и невпопад произнес:
– Ага, попался.
– Младший следователь Фантом Асс, – сказал Тотктонада, – вы уже провели допрос Каменного Философа по имени Песочный Куличик?
– Как бы не так! – радостно сообщил Асс. – Я запер его с целью оказания психологического давления. Все по науке. Посидит неделю в одиночке на хлебе и воде, сам прибежит во всем каяться!
– Как же он прибежит, – удивился Браунинг, – если вы его заперли?
– Ну так пойдемте отопрем его, – ничуть не смутился Фантом, – тут он и покается.
– Как я понимаю, господа премьер-министры, – сказал Тотктонада, – Сен Аесли остается принимать участие в следственно-розыскных мероприятиях?
– Вы правильно понимаете, – кивнули Браунинги.
– В таком случае я обязан взять у него подписку о неразглашении.
Серый министр направил серую палочку на Аесли и произнес:
– Герасим-Мумус!
Герасим-Мумус
Сен шагал по коридору в окружении ментодеров и думал об общей несправедливости жизни. Когда учишься кататься на велосипеде, вцепившись в руль обеими руками, обязательно зачешется нос. Когда начинается интересный сон, непременно зазвонит будильник. Ну и конечно, когда знаешь важную государственную тайну и хочешь рассказать ее отважной симпатичной девочке, тебе тут же затыкают рот служебным заклинанием.
Симпатичная девочка Амели отважно вышла навстречу конвою, ректору, завхозу, министру безопасности, двум премьер-министрам, младшему следователю, летописцу и торшеру собственного изготовления.
– Здравствуйте, – сказала она, – бонсуар, как поживаете? У меня важное и срочное дело к Сену. Можно нам поговорить? Мы быстро. Спасибо.
Когда Пулен волновалась, она могла тараторить со скоростью бодрого дятла, поэтому ее речь на самом деле прозвучала так: «здравствуйтебонсуаркакпоживаетеуменяважноеисрочноеделоксенуможнонампоговоритьмыбыстроспасибо».
Пока маги и ментодеры пытались дешифровать сообщение, Амели оттащила Сена за коридорного рыцаря и сразу перешла к делу:
– Ну?
– В смысле? – задал уточняющий вопрос Сен.
– Где он?
– Там.
– Не можешь говорить?
– Нет.
– А написать? Нет. А нарисовать? Нет.
Видимо, для экономии времени девочка решила не только задавать вопросы, но и отвечать на них.
– Тебя заколдовали? – продолжала Амели. – Так я и знала. Что же делать? Придумай что-нибудь. А давай я буду задавать вопросы, а ты говори, «да» или «нет». Здорово я придумала?
– Да, – искренне произнес Аесли.
– Тогда я начинаю. Это где?
– Да-а-а, – ответил Сен укоризненно.
– Извини. Я это место знаю? Я там была? Мы там вместе были?
Сен успел кивнуть. К счастью, ответ на все три вопроса был утвердительным.
– А на карте можешь показать? Хотя откуда у меня карта… Это Первертс? Это Стоунхендж? Это Министерство магии? Еще раньше? Это Австралия? Ах да, то есть ах нет, меня же там не было.
Аесли замотал головой, постепенно приходя в отчаяние.
– Что-то я тебя не пойму, – сказала Пулен. – Это хоть в Англии или где-нибудь еще?
И тут Сен улыбнулся, приставил к голове пальцы и трубно заревел.
– Сен, – Амели на всякий случай выставила перед собой волшебную палочку, – с тобой все хорошо?
С Сеном все было странно. Увидев палочку, он обрадовался пуще прежнего, выхватил ее из рук девочки и принялся тыкать волшебным предметом в пол.
– Не нужно, Сен! Силь ву битте, пожалуйста! – от волнения француженка Амели стала путать немецкие и русские слова.
Однако Аесли уже вошел в раж и не собирался из него возвращаться. Он бросил палочку и принялся выковыривать из пола воображаемые круглые предметы, складывая их в воображаемый мешок. Когда мешок наполнился, Сен выпрямился и с надеждой уставился на Амели.
– Шары? – неуверенно произнесла она. – Кегельбан?
– Тьфу! – сказал Аесли.
– Мистер Аесли! – Югорус Лужж тактично постучался о доспехи. – У нас очень мало времени. Будьте любезны.
Сен стал любезен. Он вернул Пулен волшебную палочку, пнул воображаемый мешок и выбрался из укрытия.
Через минуту Амели, чуть не плача (а чуть – плача) рассказывала друзьям о внезапном помрачении рассудка товарища.
– Может, хочуга в нем зашевелилась? – предположила Мерги.
– Нет, он выглядел совершенно разумным. Наверное, все-таки сошел с ума.
– Сумасшедший Сен, – сказал Гаттер, – это нелогично. Попробуем понять, что он хотел сказать.
– Да не говорил он, – всхлипнула Амели, – только трубил. Вот так.
Мерги и Порри внимательно выслушали трубный глас в исполнении Пулен. Потом просмотрели пантомиму с тыканьем палочкой в пол и сбором круглых предметов в мешок.
– И Сен утверждает… то есть намекает, что этим странным делом мы занимались вместе? – спросила Мерги.
Порри подошел к воображаемому мешку и, крякнув, взвалил его на плечи.
– Тяжелый, – сказал он. – Словно мешок с картошкой…
Гаттер замер [241] .
– Мы дураки!
– Не обобщай, – сказала Пейджер. – Мы девочки.
– Ну так что же вы?! Жуки трубили где? Палочкой в землю тыкали мы где? Картошку собирали где?
– Напотейтоу! – сообразила Мергиона [242] .
– Мордевольта зарыли на картофельном поле? – ужаснулась Амели.
– Да на каком поле?! Его прячут на даче…
– Бубльгума! – закричала Мергиона. – Конечно! Бубльгум в Безмозглоне, значит, его дача пустует.
– Вот террористы там и окопались!
– Ну теперь-то мы повеселимся! – Мерги энергично взмахнула нунчаками. – Устроим им фейерверк! Заставим поплясать! Угостим, чем Мерлин послал!
– Интересно, – произнес Порри, критически осматривая свой лазерный арбалет, – их много будет?
– Человек десять! – отмахнулась Мерги. – Или сто. Не боись, мы с Амели приготовим парочку подарочков…
– Я так и знал! – глухо донеслось из-за двери.
Пейджер метнулась к дверному проему, распахнула дверь, занесла ногу для оглушающего захвата, вовремя остановилась и протянула:
– А-а-а, это ты, Кряк.
Да, это был он, Кряко Малхой. И был Кряко Малхой печален, как привидение Терминатора в заброшенном металлопрокатном цехе.
– Так я и думал. Вы все уже решили, а мне решили не говорить. А говорили, что решили не делать. А сами делаете…
– Что мы делаем? – Порри уже жалел, что у Мергионы такая хорошая реакция, и она успела не провести приемчик. – Что мы решили?
