Татьяна Устименко - Дочь Господня
Умей мечтать, но не становись покорным рабом собственной мечты. Но, увы, к Конраду это уже не относилось. Он буквально обезумел, лишился последних крупиц благоразумия, любуясь нежными бледными девичьими устами, ее впалыми щеками, оттененными длинными черными ресницами. Его мужское естество отчаянно бунтовало, требуя немедленного удовлетворения самого сильного природного инстинкта. Эта девушка непременно должна принадлежать Конраду – сейчас, немедленно. И даже если сразу же после желанного акта плотской любви его немедленно упекут в самые жуткие глубины Ада, то пусть так и произойдет! Сейчас даже перспектива подобного жестокого наказания оказалась уже не способна остановить его подчинившееся страсти тело. Наверное, в этот самый миг бессмертная сущность вервольфа окончательно и навсегда отринула сторону Света, погружаясь в пучину его личного Ада.
Сколько сил и времени должен потратить мужчина, для того чтобы воспользоваться минутной слабостью женщины? Конрад внес так и не пришедшую в сознание Селестину в свою венецианскую квартиру. По комнате разливалось тепло работающего калорифера. Вервольф включил ночник и заново растопил камин. Потом он освободил девушку от верхней одежды и перенес на широкий, застеленный пушистым пледом диван. Селестина лежала прямо перед ним, такая хрупкая и беззащитная, желанная и невыразимо прекрасная. Ее раненое плечо еще кровоточило. Конрад разрезал шерстяной свитер и стянул с девушки тонкую трикотажную футболку. На шее у экзорцистки он обнаружил массивное распятие, но, занятый мыслями совсем иного свойства, он бездумно снял крест и, не глядя, отложил его на прикроватную тумбочку. Дрожащими руками он обтер ее стройное тело пропитанной антисептическим лосьоном салфеткой, умело обработал рану и наложил плотную повязку. А затем не удержался и… снял с девушки всю остальную одежду…
Затаив дыхание, едва сдерживая бурно колотящееся и рвущееся из груди сердце, вервольф жадно пожирал расширенными глазами раскинувшееся перед ним девичье тело. Она была худощавой и длинноногой, но при этом обладала упоительно-округлыми бедрами и высокой пышной грудью. Рыжие локоны рассыпались по подушке, завиваясь в причудливые спирали и отливая чистейшей медью в свете полыхающего в камине огня. Сначала он легко, почти невесомо прикоснулся своими обветрившимися на холоде и морозе губами к ее устам, так и оставшимся неподвижными. Потом осмелел, скользнул вспыхнувшей нестерпимым жаром щекой по гибкой шее, кончиками пальцев погладил ключицу и здоровое плечо. Пылко сомкнул губы на розовом бугорке соска. Селестина едва заметно вздрогнула и что-то неразборчиво простонала. И вот этот-то чувственный, почти животный стон страсти и лишил Конрада остатков самоконтроля. Он запрокинул голову и глухо, по-волчьему завыл, сбрасывая иллюзорную оболочку цивилизованности. В окно лился серебристый свет ночного светила, вошедшего в фазу полнолуния. И тогда в Майере проснулся волк – измученный затянувшимся воздержанием, а сейчас почуявший запах желанной самки.
Конрад торопливо сорвал с себя джемпер, рубашку, джинсы, белье. А после этого сразу же лег к Селестине, погружаясь в обволакивающее тепло податливого девичьего тела, целуя его, самозабвенно лаская и покусывая. Мужские пальцы поспешно прошлись по прохладному плоскому животу девушки и спустились ниже, уже не способные остановиться. Своей смуглой ногой он требовательно раздвинул ее слабые колени и с тяжелым вдохом – у ловцов жемчуга обычно предшествующим погружению на неизведанную глубину, одним рывком вошел и овладел ею, испытывая невыразимое счастье обладания, подобное которому еще никогда не случалось в его жизни.
Глава 9
Я пошевелилась и приоткрыла заспанные глаза. Сегодня ночью мне приснился странный сон – будто высокий красивый мужчина принес меня в какую-то хорошо обставленную квартиру, раздел и уложил на диван. А потом он вдруг начал бурно срывать с себя одежду, превращаясь в ужасное чудовище. По спине красавца начала растекаться полоса серой шерсти, лицо удлинилось, становясь похожим на морду животного, зубы заострились. И это чудовище вдруг набросилось на меня, насилуя и лишая девственности… Бр-р-р, приснится же этакий кошмар, так и заикой стать недолго!
Я сладко потянулась, зевнула и наощупь поискала халат, обычно висевший на спинке кровати в моем гостиничном номере. Махровая одежка не обнаружилась. Я озадаченно перевернулась на живот и скосилась вниз, рассчитывая обнаружить халат на полу. Но вместо искомого предмета, мой взгляд неожиданно натолкнулся на замысловатый орнамент дорогущего персидского ковра. Хм, насколько мне помнится, в «Звезде Венеции» подобной роскоши не водилось. Так я что, не в гостинице? И тут мой не до конца проснувшийся мозг прошила шквальная волна воспоминаний, принесшая лавину неприятных картин и образов. Я разом вспомнила все произошедшее. И диск с информацией, и карнавальную ночь, и поединок со стригоем, и непредсказуемую развязку этой битвы. Меня спас мужчина, назвавшийся Конрадом. Он нес меня на руках, а потом, потом… Я негромко застонала от отчаяния и отбросила одеяло…
Одежды на мне не было. Я, полностью обнаженная, лежала на смятой шелковой простыне, испачканной несколькими пятнышками потемневшей крови. Точно такие же давно засохшие потеки обнаружились на моих ногах и бедрах. Мой ужасный сон оказался правдой!
Вторая половина дивана пустовала. Гневно прищуренными глазами я обозрела модную меблировку обширной комнаты. Окно затенено бархатными портьерами, мраморный камин еще чадит сизым дымком прогоревших дров, в углу – огромная панель плазменного телевизора. Пара удобных кресел и антикварный бар из дуба, заставленный множеством винных бутылок. А на столике у изголовья, опираясь на ночник с атласным абажуром, стоит и смотрит прямо на меня моя же фотография, отпечатанная на цветном принтере. Ба-а-а, вот это номер! Да ты, оказывается, не так прост, господин Конрад! Видит Бог, у тебя тоже секретов полно. Вот только где же он сам – мой насильник и погубитель?
Кроме меня в комнате не было никого. Я прислушалась. Из глубины квартиры доносился приглушенный шум льющейся воды и низковатый, но мягкий и богатый на интонации мужской голос, беззаботно напевающий арию герцога из оперы «Риголетто». Я даже разобрала начальные строки бойкой, хвастливой песенки: «Сердце красавицы склонно к измене и перемене, как ветер мая…».
«К перемене, говоришь, – мрачно подумала я. – Ах ты, гад, ублюдок развратный! А я-то тебе доверяла. Ну, сейчас я тебе устрою и измену, и переме…»
Дверь негромко хлопнула, по полу прошлепали босые ступни. Я быстренько приняла сидячую позу и скромненько прикрылась одеялом. В дверном проеме нарисовалась высокая мужская фигура, ниже пояса благопристойно обернутая белым полотенцем. В другой ситуации я, конечно же, залюбовалась бы этим смуглым торсом с рельефной мускулатурой, тонкой талией и литыми плечами. К тому же Конрад оказался выбрит налысо, что шло ему необычайно, подчеркивая высоту умного лба и аристократическую форму черепа. Готова спорить на что угодно, в жилах этого ублюдка течет благородная кровь. Карие глаза лучились счастьем, губы изогнулись в приветливой улыбке. Мужчина картинно оперся на косяк и приосанился, явно наслаждаясь произведенным впечатлением.
– Маленькая моя… – нежно начал он.
Но в этот самый момент я отвлеклась от разглядывания умело выставленного напоказ тела и заметила серебряный крест, висящий на груди Конрада. Я присмотрелась повнимательнее и возмущенно взвыла:
– Ах ты, сволочь! Ты не только насильник, но еще и вор! Отдай немедленно…
– Э-э-э? – недоуменно выдал мужчина, растерянно разводя руками. – Что отдать-то, сладкая моя?
– Мой крест! – еще пуще завопила я, мгновенно забывая про свою наготу и выпрыгивая из кровати. – Крест! – я вцепилась в распятие и сильно дернула. Конечно же, мы не удержались на ногах, потеряли равновесие и упали. Вернее, упала я, спиной вперед обратно на диван, а Конрад удачно обрушился сверху, припечатывая к мятым простыням мое голое, откровенно распластанное тело.
– М-м-м, – восхищенно мурлыкнул он, пытаясь, не меняя выигрышной позы, стянуть мешающее ему полотенце, – вот это темперамент! Недаром я всегда считал, что рыжеволосые женщины самые страстные! Подожди, солнышко, сейчас все будет в шоколаде… – он непонятно закопошился. В мое бедро уперлось что-то большое и твердое. Я возмущенно замолотила кулаками по его плечам, но ясно дело – будучи не в силах столкнуть с себя этакую тяжеленную тушу, разочарованно оскалила зубы и укусила насильника за нижнюю губу. Конрад заорал и отдернулся, с грохотом сваливаясь на пол.
– Да ты что, обалдела? – неразборчиво спросил он, держась за травмированную губу. – Если хочешь есть, то так и скажи. Я тебе завтрак приготовлю, зачем же от меня-то куски откусывать? – в его карих глазах не было злости, лишь ирония и обожание.
