Татьяна Устименко - Дочь Господня
Терпение вервольфа закончилось в тот самый критический момент, когда раненый стригой занес рапиру над головой полупарализованной Селестины. Хорошо знакомый с принципами стригойской магии, он сразу понял, что стилет графа, поразивший плечо экзорцистки, нес на себе какое-то сильное и страшное заклинание, сумевшее частично пробить даже защиту Божьего слова. Времени на промедление не оставалось. Конрад поднял пистолет, заряженный пулей – освященной в самом Ватикане, и выстрелил не раздумывая. Так бесславно завершилась многовековая жизнь великого стригойского графа, правой руки и возлюбленного повелительницы Андреа, наследницы духа Дракулы. Спонтанный поступок Конрада в миг поставил под угрозу его дальнейшее существование, сделав из него объявленного вне закона парию, на которого вскоре начнут охотиться представители всех кланов без исключения. Но он не думал об этом.
Я ползла на коленях, натужно ворочая свои непослушные, внезапно ставшие будто бы чужими плечи. Но сразивший меня паралич усиливался, охватывая тело целиком. Я все слышала, все понимала, но была не в силах вымолвить хотя бы словечко, и даже пальцем не могла пошевелить. Я ткнулась носом в снег и осталась лежать на животе, не зная, чего мне ждать дальше? Этот третий воин, неожиданно вмешавшийся в поединок, – кто он, враг или друг?
Возле моей головы проскрипели неторопливые, размеренные шаги. Сильные руки бережно обхватили меня за талию и подняли с промерзшей земли. Совсем близко я увидела губы красивого очерка, раздвинувшиеся в радостной улыбке, и темные, опушенные густыми ресницами карие глаза.
– Ай-яй-яй, – укоризненно произнес мужчина, перехватывая меня поудобнее и прижимая к своей груди. – Сладкая моя, ну что у тебя за дурная привычка попадать в передряги и связываться с извращенцами? – он мотнул головой в сторону бездыханного стригоя. – Ты уж поверь моему опыту, этот тип всем извращенцам извращенец! Причем, с жуткими сексуальными странностями, настоящая находка для Фрейда. И сколько еще раз я должен тебя спасти, чтобы ты угомонилась и перестала рисковать жизнью? – непоследовательно спросил он, заботливо усаживая меня на скамейку. – Что, будем молчать и глазки строить?
Но я вовсе и не думала строить ему глазки, мне плакать хотелось от счастья. Потому что я мгновенно узнала своего нежданного спасителя. Это оказался именно он – мой ночной рыцарь, отдавший свою теплую куртку. Тот, о ком я думала почти непрерывно – мой возлюбленный, мой герой!
– Что-то с тобой не то творится, рыженькая! – обеспокоенно подметил мужчина, наклоняясь и заглядывая мне в глаза. Он деликатно протянул руки и доверху застегнул молнию на моей куртке. Его взгляд на один краткий миг заинтересованно скользнул по туго натянувшемуся на груди свитеру:
– Да-а-а, за добро нужно стоять грудью и ничего с таким бюстом в тылу отсиживаться! – нескромно пошутил он и добавил уже намного серьезнее: – Только не следует при этом забывать, что женская грудь совсем для других, более мирных целей предназначена! Если согласна – пошевели веками…
Я старательно зажмурилась.
– Отлично, реакция есть – значит, и дети будут! – довольно хохотнул мужчина. – Кстати, меня зовут Конрад! – он легонько сжал мою неподвижную кисть. – А про тебя я и так все знаю, ты – Селестина! Ну вот и познакомились, однако!
Я недоумевала, откуда он мог меня знать?
– Ты подожди немного, – попросил Конрад, – я сейчас тут малость приберусь и пойдем домой.
Он вынул из укрепленных на поясе ножен здоровенный тесак и одним мощным ударом отрубил голову мертвого графа.
– Фу-у-у, – он поднял ее за длинные волосы, – прости, Рауль, но друзей из нас не вышло.
Голова, кувыркаясь, полетела в сугроб.
«Друзей? – мысленно ужаснулась я. – Они что, раньше общались?»
Конрад нашел мой кэн, подобрал роскошную рапиру убитого графа и хозяйским жестом повесил ее к себе на плечо.
– А нечего добру пропадать! – буркнул он, снова беря меня на руки и размашисто шагая по площади. – В буржуйском хозяйстве все сгодится. Давай-ка мы с тобой ко мне двинем, будем водку пить и безобразия хулиганить.
Он нес меня легко, будто невесомое перышко. Я слышала, как бьется его могучее сердце – ровно и ритмично, словно мотор. Мое замерзшее лицо согревалось от его теплого дыхания. И мне показалось – ни одна сила в мире не сломит этой железной воли и непоколебимой уверенности в себе, не согнет широких плеч. Рядом с ним мне стало удивительно хорошо и уютно. Конрад источал убаюкивающую ауру безопасности и надежности.
Мы пересекли открытое пространство и приблизились к жилым домам. Площадь Сан-Марко закончилась, далее начинались улицы. И тут я неожиданно вспомнила предупреждение графа Деверо, касающееся темной стригойской магии, не позволяющей мне покинуть пределы очерченной каменным бордюром территории.
– Не бойся, – словно угадав мои испуганные мысли, ласково улыбнулся Конрад. – Я все слышал! Это тебе непросто выйти из защитного поля стригоев, а мне, – мужчина иронично хмыкнул, – раз плюнуть, – и он не раздумывая вступил в ближайший переулок.
Я испытала кратковременную вспышку боли, словно в мой утомленный разум впились сотни добела раскаленных железных крючьев. Вцепились и… не смогли удержать.
– Я ведь и сам – нечисть! – спокойно признался мужчина, сжимая меня в своих спасительных объятиях. – Что мне какие-то паршивые стригои. Вот так-то, милая!
Я в упор встретила испытывающий взгляд его темных глаз.
«Нечисть? – совсем растерялась я. – Так он не человек? Помоги мне, Господи, да кто же он тогда такой на самом деле?»
И до предела вымотанная навалившейся усталостью, переживаниями, смутным страхом за свою дальнейшую судьбу и физическим истощением, я беззвучно лишилась сознания, доверчиво покоясь на руках мужчины, целеустремленно уносящего меня прочь, в запутанное переплетение темных городских улиц…
Конрада обуревали двоякие чувства. С одной стороны, и сам весьма склонный к различным неадекватным выходкам и авантюрам, он безмерно восхитился отчаянной дерзостью рыжеволосой экзорцистки, осмелившейся бросить вызов столь опытному бойцу, коим и являлся граф Деверо. О да, в былую пору их кратковременной псевдодружбы вервольфу довелось провести немало учебных схваток со стригоем, и уж кто-кто, а он-то никогда не питал наивных иллюзий относительно воинских талантов ненавистного кровососа. Но в противовес всему сказанному, Майер сильно недоумевал – неужели и вправду идеалы и убеждения способны оказаться настолько сильнее врожденного инстинкта самосохранения, чтобы толкнуть девушку на стопроцентное самоубийство? Говорят, что цель всегда оправдывает средства. Какие же цели преследовала Селестина? Конраду уже довелось испытать на собственной шкуре такое, что привело бы в трепет и содрогание любого нормального человека. И поэтому он не без основания полагал – выжить можно всегда. В Раю ли, в Аду, под крылом католической церкви и даже под гнетом власти стригоев. Другой вопрос – насколько подобное существование можно считать жизнью? В его изрядно очерствевшей душе давно уже воцарился Ад, хотя довольно-таки удобный и комфортабельный. Но она, она… И будучи пока что не в силах осознать скрытую мотивацию ее отчаянной храбрости, Конрад невольно проникся к Селестине глубоким и искренним уважением. Что, впрочем, ничуть не поуменьшило терзавшего его физического желания.
Но сейчас его раздирали противоречивые эмоции. Он еще там, на площади, лихорадочно наблюдая за поединком, страшно маялся от неопределенности. С одной стороны, он готов был душу отдать за эту загадочную девушку, а с другой – отлично запомнил предсмертные слова брата Бонавентуры, поручившего Майеру отыскать второго эрайю, чтобы верой и правдой послужить Господнему делу. Что же сейчас важнее для Конрада – любовь или задание монаха? По представлению вервольфа, этот второй боец непременно должен обладать могучей статью, недюжинной силой и умом гения. Наверное, по предвидению монаха-госпитальера, встреча с избранным воином и должна была состояться ровно в полночь на площади Сан-Марко, но вместо этого неисповедимые пути Божьего промысла привели в назначенное место неугомонную рыжую девчонку, умудрившуюся влезть в очередные неприятности.
Конрад мысленно усмехнулся. «Вот ведь язва какая! – умильно промелькнуло у него в голове. – И черт ее не берет даже, эту Селестину. То она Андреа дорогу перейти умудряется, то в стужу по городу носится, то Рауля на дуэль вызывает… Прелесть, что за девочка!»
И вот эту-то непредсказуемую девушку Конрад и вожделел больше всего на свете.
И вот, радостно прижимая к груди окровавленный, впавший в беспамятство приз, вервольф торопился домой, готовый до последнего вдоха защищать и укрывать от любопытных взоров ту, которая казалась ему слаще ангельского пения, дороже судьбы всего человечества и спасительнее Божьего прощения. Вервольф обрел любовь и не собирался от нее отступаться. Ведь что еще в этом мире способно успешно противостоять всесокрушающей силе слепого и самозабвенного мужского либидо? Да пожалуй – ничто!
