Нил Гейман - Лучшее юмористическое фэнтези. Антология
— Может, я придам нашему судну более подходящий внешний вид?
— К черту! Они меня достали своей стрельбой. А ведь нам было так хорошо. Хочу, чтобы все, кто нас преследует, навсегда отстали от нас. Но причинять им зло не надо.
— Могу я порекомендовать липкие шарики? Они у меня только высшего качества…
— Конечно, если это поможет.
Внутри пульта материализовалась золотая сфера, как когда-то буквы на дисплее — всего-то сутки назад. Но когда эта сфера достигла поверхности, она продолжала движение, вылезая каким-то образом из нетронутого пульта.
Джей Ди взял в руку небольшой шарик.
— И это остановит тех, кто нас преследует?
— Будучи активировано, да.
— Что мне нужно делать?
— Брось его в своих преследователей.
Джей Ди осторожно перегнулся через поручни и бросил шарик.
Тот приземлился на машину сверху.
Машины не стало. Или, вернее, она расплющилась под шариком, который раздулся и поглотил ее. Плоские полицейские забарабанили по окнам. Один из них открыл окно и вышел на поверхность шарика.
Следующая машина, которой коснулся шарик, исчезла быстрее, чем за этим можно было проследить. Она тоже расплющилась под шариком. Шарик раздулся еще больше.
Не имея тормозов, Трейси и не пыталась остановиться. Яхта остановилась сама.
Шарик перегородил всю дорогу и поглотил все машины. Они растекались по его поверхности, как разводы на мыльном пузыре.
И вдруг сфера зашевелилась.
Она стала откатываться от яхты в сторону города.
К чему бы она ни прикоснулась — даже к дороге, — она все засасывала. Деревья, поребрики, траву, птиц. Сфера все больше раздувалась, как снежный ком, катящийся по альпийскому склону, оставляя после себя пустоту.
— Вот черт… Ну-ка прекрати!
— Это за пределами моих возможностей.
— За пределами… Ты, глупый аппарат! Почему же ты все это затеял?
— Я — разум третьей степени. Люди обладают разумом десятой степени.
— О господи. А это когда-нибудь прекратится?
— Насколько велика эта планета?
Сфера была теперь размером с шестиэтажный дом. Казалось, она набирает скорость. Каталина захныкала.
— Джей Ди… — начала было Трейси.
Но, увидев страдание на его лице, умолкла.
Над сферой в темнеющем воздухе что-то показалось.
Джей Ди направил туда луч прожектора яхты.
Это был человек, которого они сбили, хозяин пульта.
И вдруг их стало несколько. Они образовали кольцо вокруг сферы. Она остановилась и начала сжиматься, однако то, что уже поглотила, не отдавала назад.
Когда она стала такого же размера, как была, вся масса распалась на отдельных людей. Один из них, человек, которого они сбили, поднял шарик и опустил его в карман.
Потом сам поднялся на яхту.
— Простите, мы тогда сбили вас, мистер пришелец из космоса.
Человек смахнул пыль с прорезиненных лацканов.
— Я такой же человек, как и вы, мистер Макги. Я обитатель вашего будущего.
Каталина перестала плакать.
— Вы, наверное, пришелец из совсем отдаленного будущего.
— Нас разделяют пятьдесят лет, — ответил мужчина. — Но это будут безумные годы. А теперь можно я возьму обратно свой прибор?
Джей Ди отдал ему пульт.
— А почему вы не попросили его сразу, когда мы сбили вас, и не помешали всему тому, что произошло?
— Прибор нарушает континуум Фредкина[146] и вносит в него хаос. Мне было нелегко снова найти его.
— А что будет с нами? — спросил Джей Ди.
— Да ничего особенного. Вы когда-нибудь видели такой галстук?
Они все уставились на галстук в цветочек, который был на пришельце. Цветочки покрупнее состояли из цветочков поменьше, а потом были цветочки еще меньшего размера, и так далее… до бесконечности.
В этот вечер бар «Медвежонок» был заполнен, как последний вертолет из Сайгона.
Однако атмосфера была гораздо приятнее.
Стучали бильярдные шары, летали стрелы дартса, звенели колокольчики, взрывались хохотом чужаки, дудели дудочки, кто-то испускал неприличные звуки, звучал Хэнк-младший, жужжала неоновая вывеска над сетчатой дверью, выходившей на усыпанную гравием парковку, беспрестанно раздавались возгласы требовавших выпить:
— Трейси, две рюмки!
— Трейси, еще графинчик!
— Трейси, шесть с ромом и коку!
Женщина за стойкой радовалась наплыву посетителей. Значит, в кассе будет больше денег.
Из конторки вышел человек с двумя татуировками.
— Только что звонила Каталина, Трейс. Заскочит, как только Джин закончит работу в отделе по истреблению грызунов.
— Буду рада увидеть ее. Я заморозила для нее «дайкири» и приготовила сливки.
Мужчина огляделся.
— О господи, сегодня все битком забито. В следующем месяце сможем выплатить аренду.
Брезгливо обходя лужи пролитого пива, вошел большой кастрированный кот. Хозяин наклонился, чтобы погладить его. Кот зашипел и царапнул протянутую руку.
— Ты бы избавился от этого подлого животного, Джей Ди!
Джей Ди лишь улыбнулся.
Со стороны стены за стойкой, где висела голова лося с обвязанной веревкой мордой, послышался приглушенный шум. Глаза лося яростно засверкали.
Джей Ди поцеловал Трейси:
— Сменю тебя через минуту, милая. Сначала кое-что сделаю.
Он пошел в конторку за баром, взял доску и еще раз поддал Ларри по заднице.
Том Геренсер
ПОЧТИ НА НЕБЕСАХ[147]
Перевод Д. Бабейкина
Я отлично помню то утро, когда все это началось, поскольку проснулся от головной боли, которая каким-то странным образом была больше, чем сама голова. Я направился к аптечке и некоторое время в ней рылся, пытаясь найти некое несуществующее болеутоляющее, а потом раздался тот самый стук в дверь — казалось бы, такой привычный, но столько предвещавший.
Только на этот раз пришел ко мне не торговый агент, и не парень, которому не справиться с проколотой шиной, и даже не парочка молодых людей, пытающихся обратить меня в синтоизм, а верзила в комбинезоне, какой-то засаленный. Сообщил, что его зовут Лестер.
— Чем могу вам помочь? — спросил я его, а он, сияя обаятельной улыбкой, ответил, что нет, благодарю, думаю, ничем, и решительно прошел в дом.
Усевшись за кухонный стол, он улыбнулся, осмотрелся и, судя по всему, в целом остался весьма доволен положением дел.
— Простите, — начал я, — хм… Лестер, так вас зовут, да? Снова улыбнувшись, он ответил, что так.
— Так вот, — сказал я, чувствуя что-то среднее между неловкостью и страхом, — прошу вас, не могли бы вы уйти?
— Я мог бы, да-да, — закивал он, — только я этого делать не собираюсь.
— Понял, — ответил я, прикидывая, какое расстояние отделяет меня от телефона. — А почему же?
— А потому, — сообщил он мне. — Здесь мне, типа, нравится. Все напоминает о другом месте, где я когда-то был, оно тоже было мне по сердцу, но не настолько. Прежде всего, мне приглянулись твои обои.
Обои действительно были симпатичные. С этим не согласился бы разве что придурок, слепой или человек, начисто лишенный вкуса. Но было не совсем понятно, почему обои, какими бы привлекательными они ни были, могут служить оправданием совершенно непрошенного вторжения. Так я ему и сказал.
— Много существует вещей, понять которые мы не в состоянии, — заявил Лестер, барабаня пальцами по столешнице, — а пытаясь изменить это, мы часто губим красоту мгновения. Вот, к примеру, взгляни на эту тыквочку.
С этими словами он вытащил из нагрудного кармана своего комбинезона оранжевый плод, по размеру меньше яблока, но по форме напоминавший тыкву.
— Славная тыквочка, — согласился я. — Но я-то веду речь о том, что вы могли бы наслаждаться красотой мгновения, и этой тыквой, и чем угодно еще на улице, или в своем собственном доме, или в квартире — не знаю уж, где вы живете.
— У меня нет дома, — ответил он, — а если бы и был, то, могу тебя заверить, там не было бы таких милых обоев, как здесь.
Тут он подбросил тыквочку в воздух и поймал ее.
— А квартира у вас есть? — спросил я.
— Нет, — ответил он. — Я подумываю о том, чтобы поселиться здесь.
Я сказал ему, весьма недвусмысленно, что об этом не может быть и речи, вариант невозможен и не рассматривается.
— Это почему же? — поинтересовался он.
— Много существует вещей, объяснить которые мы не в состоянии, — сказал я ему, — а пытаясь изменить это, мы часто губим красоту мгновения.
— Touche,[148] — отозвался он, после чего увел разговор в сторону, сообщив, что является богом закусок.
— Закусок?
— Только простых, — признался он, — а не каких-нибудь суши. За них отвечает другой бог, его зовут Скип.
— А что понадобилось богу закусок от меня? — спросил я его.
— От тебя? Ничего, — ответил он. — Мне, собственно, обои нравятся. И еще линолеум. Такой не каждый день увидишь.
