Рон Хаббард - Злодейство Торжествует
— Правильно.
Грис стал немного отходить, он увидел свет в окошке.
— И все поймут, что за этим стоит только он один?
— Правильно.
— Я это сделаю.
— Хорошо. Теперь нам нужно подготовить вас к бракосочетанию.
Мэдисону пришлось позаботиться о том, чтобы его улыбочка не расползлась в торжествующую ухмылку. Грис даже и не подозревал, каков его план в действительности: план совершенно дьявольский!
Глава 4
Бракосочетание состоялось в тюрьме где-то ближе к вечеру.
Лорд Терн не допустил за ворота съемочные группы, и им пришлось довольствоваться тем, что они могли снять из-за ворот.
Солнце, превратив угрюмый старый замок в темный силуэт, озаряло несчетные тысячи людей, запрудивших склоны холма. В толпе ходили священники, призывающие присутствующих молиться; люди сидели на земле или стояли на коленях, старые и молодые, а над ними витал: непрестанный гул голосов.
Когда священник, проводивший обряд, друг жениха и подруга невесты появились у ворот, святой отец сотворил знак, означавший, что брак заключен. Вниз по холму, вырвавшийся одновременно из всех глоток, пронесся, подобно ветру, единодушный вздох надежды.
Все взгляды устремились теперь на самую высокую из башен, ибо собравшиеся знали, что приносимая в жертву невеста и ненавистный Грис сейчас пребывают там наедине друг с другом. Никто из толпы не ушел: людям было известно, что в полночь жена покинет тюрьму. Они молились за нее, тревожно задаваясь вопросом, подействует ли это лечение, увидят ли они ее снова живой.
Солнце зашло. Луна выплыла на небосклон: она заливала древнюю крепость каким-то зловещим фантастическим светом, отчего смотревшие вверх лица казались в окутавшей холм зеленоватой дымке нереальными.
Толпа не могла не отметить того факта, что снаружи у ворот стоял аэромобиль "скорой помощи" с медицинской бригадой наготове. Как заявил диктор хоумвидения, когда машина попала в объектив камер, она стоит здесь для того, чтобы у людей не пропадала надежда на возможность оказания невесте, как бы ее ни истязали, медицинской помощи и сохранения ее жизни.
Но происходившее в тюрьме было не похоже на то, что происходило за ее пределами.
Во время церемонии Грис был нем как камень. Пратия Тейл с искрящимися глазами, наоборот, трещала, как разболтанное зубчатое колесо. И когда друг и подружка со священником удалились из камеры, ее даже не смутило то обстоятельство, что у смотрового окошка остался караульный, вооруженный бластганом, всегда готовый вмешаться.
У Пратии с собой оказалась корзина со свадебными яствами, прошедшая дотошный осмотр и проверку на безопасность продуктов. Похожая на золотистую певчую птичку, новобрачная скакала по камере, раскладывая продукты на поблескивающей ткани. Еще до того как они уселись на постель, она засовывала кусочки Грису в рот — и много раз промахивалась. Пища не попадала в рот, потому что Грис одеревенел и не мог раздвигать губы.
— Подожди-подожди, — тараторила Пратия, — мы сейчас так потешимся. Тебе больше не придется работать, ведь тебя уволят из Аппарата. И все, что от тебя потребуется, — это просто лежать в постели, а я буду бросать тебе корм — вот так. Твои самые тяжелые обязанности будут состоять в двух простых вещах: спать и (…). Ну разве не замечательно? Скушай еще ягодку.
Грис совсем потерял чувство реальности. Он много месяцев мирно жил в своей башне, имея в качестве сокамерников диктописец и материалы к нему. Изредка из соседней камеры ему стучали в стенку; порой на подоконник садилась птичка — почирикает и улетит. А теперь вся эта суматоха, шум снаружи, вроде бы какой-то нарастающий стон, который трудно было объяснить, ибо ему все еще нельзя было подходить к окну.
Секс для него теперь во многом утратил привлекательность. Прахд изменил его анатомию, и от женщин он с тех пор не видел ничего, кроме крупных неприятностей. Да и брак этот не позволил ему выиграть время. Грис не верил, что над ним состоится суд.
Он исповедался в грехах и теперь в лучшем случае мог рассчитывать на самую безболезненную казнь, к которой мог приговорить его лорд Терн. Во время церемонии чем больше он смотрел на Мэдисона, тем меньше верил в то, что говорит этот агент по ССО. У Гриса характеристика Дж. Балаболтера Свихнулсона не вызывала никаких сомнений. Взлетев на какой-то момент на крыльях надежды, Грис снова рухнул на камни реальности.
— Выпей розовой шипучки. Она самая лучшая из всех и чрезвычайно питательная, — предложила Пратия. — От нее твоя сила возрастет. — И она звонко рассмеялась. — А сила тебе ой как понадобится. — Она погрозила ему пальчиком. — Ну не будь же таким букой! Просто перестань беспокоиться, и все. Тебя же будут защищать трое лучших на всем Волтаре адвокатов. Верь мне!
— Кажется, все вы просто не понимаете, — сказал Грис. — Я ведь пленник Хеллера. Его величество по какой-то причине не издал постановления о моей казни. Но он это сделает, сделает. Даже если бы вы имели возможность помочь мне, в своей исповеди я сознался во всех своих преступлениях. Я не верю тебе и не верю — да избавят меня от него боги — Мэдисону.
— Брось, не будь таким мрачным. Глянь в окошко! Уже стемнело! Ну, ты как следует подкрепился? Чувствуешь себя в силе? Чувствуешь. Прекрасно. Теперь повернись спиной, я приготовлю постельку, а потом — уи-и-и!
Грис сел лицом к голой стене, слыша, как Пратия суетится в каменном алькове. Вдова принесла с собой комплект постельных принадлежностей, и он совсем не догадывался, к чему она все это затеяла.
Наконец Пратия легонько похлопала его по плечу. Он одеревенело повернулся. Она стояла в прозрачном платье, которое только подчеркивало ее наготу.
Альков был задрапирован белой газовой тканью, на нем лежало одеяло из мерцающей ткани.
Вдова Тейл принялась расстегивать одежду Гриса, а он стоял как изваяние и покорно позволял себя раздевать. Лишь когда он вылезал из ботинок и штанов, ему поневоле пришлось подвигаться.
— У-у-у-ух! — выдохнула Пратия, отступая назад и таращась. — Только посмотрите, что мы тут имеем! У-у-ух! Эй, Солтен, да что же такое с тобой случилось? Вот это усовершенствование! О, Солтен, это, наверное, божественно! Никогда не представляла себе, что он может быть таким!..
Грис покорно смотрел на нее и молчал, Пратия же выпучила глаза и продолжала:
— Ничего удивительного, что ты никогда не отвечал на мои почтовые открытки. Небось, женщины ходили за тобой толпами!
Грис выглядел так, будто его высекли. Вдова Тейл нахмурилась:
— Но я смотрю, ты не отвечаешь. — Тут ей в голову пришла идея, и она улыбнулась. — О, я знаю, что тебя возбудит. Фото нашего сына. Посмотришь на него — и тебе захочется заиметь второго, точно такого же! — Пратия порылась в сумочке. — Мне его делали только вчера. Ага, вот оно. Правда красавчик?
Грис взглянул на фото двух-трехмесячного ребенка. Малыш улыбался, вытаращив глазенки.
Грис внезапно схватил фотографию и подошел к свету. Так оно и есть!
Волосы цвета соломы! Зеленые глаза! Он гневно взглянул на Пратию и воскликнул:
— Это ребенок от Прахда!
— Нет, что ты, он твой. У меня по семейной линии много людей с такими волосами и зелеными глазами. Только то, что у тебя каштановые волосы и карие глаза, ничего еще не значит. Это твой, твой сыночек. В свидетельстве о рождении записано. И начиная с сегодняшнего дня он вполне законный, а не какой-нибудь бастард. Неужели ты не чувствуешь гордости?
Повторялась история с ребенком медсестры Билдирджины.
— Он у тебя от Прахда, — упорствовал Грис.
— Э, да ты ревнуешь! — Пратия восторженно рассмеялась. — Просто чудеса! Значит, ты все-таки немножко любишь меня. Ну иди же, иди в постель и получи от меня весь жар любви, о котором ты мечтаешь!
Она затащила его на вделанные в стену нары и задернула занавеску.
Охранник настороженно наблюдал за сценой в камере сквозь прицел своего бластгана.
Белые занавески, скрывавшие койку, шевелились.
Из-за них выпорхнуло платье Пратии и упало на пол. Голос ее звучал укоризненно:
— Ну давай же, Солтен. Нет времени стыдиться и смущаться.
Охранник не спускал с них глаз, и снова до него донесся голос Пратии:
— Ну же, Солтен, ну же. Не будь таким бякой. Ты живешь среди сплошного камня — пусть это послужит тебе примером.
На окошко камеры опустилась птичка и прислушалась. Голос Пратии звучал слегка напряженно:
— Что ж, наверное, нам, бабам, на роду написано делать всю работу.
Охранник нахмурился.
— У-у-ух! — вскричала Пратия, а встревоженная птичка все смотрела. — Какие размеры! — Птичка поспешно улетела.
Лицо охранника стало сердитым.
— Ну же, Солтен, будь паинькой. А-а-ах, вот так-то лучше. Теперь постой-ка, дай мне сосредоточиться.
