Юлия Набокова - Легенда Лукоморья.
— Леший,— хриплым от страха голосом спросила я.— Почему так тихо?
Тот поднял на меня потухший взгляд.
— В этой части леса особенно неладно, птиц и зверей здесь почти не осталось. Они ушли туда, где еще мало больных деревьев и сухих трав.
Леший вдруг поморщился и схватился за сердце. Мы с котом бросились к нему:
— Что с тобой?
— Ничего,— он прислонился к ближайшему дереву,— сейчас пройдет.
А меня пронзила внезапная догадка: если здоровье леса отражается на внешности его хозяина, может, части леса — это органы тела Лешего? Какая-нибудь сосновая роща — легкие, малинник — правая рука, а дубрава, по которой мы сейчас идем,— его сердце? Тогда, если окончательно вымрет она, умрет и Леший?
— Идем,— позвал Леший, отделяясь от дерева.— Мы уже близко.
Мы шли мимо поникших берез, мимо скорбно стенающих сосен, мимо воинственно нахохлившихся кустарников. Видимых признаков болезней не было, но деревья словно предчувствовали надвигающуюся беду.
— Куда ты меня ведешь?
— Туда, с чего все началось. То дерево, которое зачахло за одну ночь, было первым. Яблоня, склонившая ветви к тропинке, словно молила отведать ее зеленое яблочко. Я ухватилась за гладкий бочок, по Леший вихрем подскочил ко мне и выбил яблоко из рук.
— Не тронь!
— Ну если тебе так жалко...— насупилась я.
Леший хмуро кивнул на подножие яблони. В пожухлой траве рыжел беличий хвост. Я поежилась при виде остекленевших глаз мертвого зверька.
— Еще три дня назад эта яблоня славилась сладкими плодами,— с горечью сказал лесной хозяин.— Вчера, отведав их, заболели ежи, сегодня погибла белка. Сейчас в округе не осталось живности — напуганные зверьки бежали в другую часть леса.
Я поспешила вслед за Лешим, подальше от отравленной яблони, коварно манившей своими плодами.
— Вот здесь,— глухо сказал Леший, сворачивая на узкую тропинку,— липа цветущая росла, а сейчас...
Его голос сорвался, словно он сообщал о гибели близкого, и Леший замер перед высохшим деревом, на корявых лавах которого раскинулась пульсирующая зеленая паутина. Я вздрогнула, представив, каких размеров должен быть паук, соткавший такое.
— Что это? — спросила я у Лешего.
— Это липа, бесцветным голосом прошелестел он.— Я помню ее, когда она была еще тоненьким побегом...
Я перебила его, побоявшись, что сейчас он пустится в воспоминания о детстве, отрочестве и юности липы с перечислением всех ее радостей и невзгод, романов с ближайшими кленами и дружбой с березками.
— Что это за паутина?
— Паутина? Где? — Леший взирал на меня с таким искренним недоумением, что я засомневалась в том, что мы видим одно и то же.
— Да вот же! — Я ткнула пальцем в сеть, которая тут же беспокойно заколыхалась и вспыхнула красным. Я ахнула:
— Магия!
Леший вскинулся:
— Это точно?
— Ты разве не видишь?
— Мое чародейство особого рода.— Он качнул головой.— Я не умею распознавать порчу. Да и кому могло понадобиться губить деревья?
— Не знаю.— Я настороженно изучала сеть.— Похоже, она пьет силу из дерева.
— Ты можешь ее снять? — с мольбой спросил Леший.
Я посмотрела в его горящие надеждой глаза. Ну как ему сказать, что в Лукоморье я отчего-то растеряла свои волшебные навыки? А вдруг все вернулось, ведь я могу видеть сеть? У меня просто должно получиться на этот раз! Это же не пустяк вроде вызова пиццы в избу, это — вопрос жизни леса и его хозяина. Даже Варфоломей говорил, что...
— Попробую,— пообещала я, подходя к дереву. Положила ладонь на потрескавшуюся кору, попыталась наладить контакт, но только заработала занозу.
— Постой! — Леший подошел к липе: — Дай мне.
Он обнял дерево и прижался к нему лбом, а я, ежась, разглядывала мечущуюся между ветвей паутину. Наконец Леший повернулся, и я быстро спросила:
— Что оно говорит?
Он с удивлением посмотрел на меня.
— Мне показалось, вы разговаривали,— в смущении призналась я.— Ты и липа.
Леший покачал головой.
— Деревья не говорят, они чувствуют — тепло солнца, свежесть Дождя, прикосновение руки.
— И что она чувствовала, когда...— Я запнулась.
— Холод,— глухо ответил он.— Январский лютый холод.
— Может, Морозко шалит? — ляпнула я и осеклась под взглядом Лешего.
— Морозко — мой друг.
— Извини,— пробормотала я и поспешила перевести тему.— Так, значит, деревья не могут видеть?
— Нет.
— Как же тогда ты знаешь обо всем, что происходит в твоем лесу? Как ты можешь приглядывать за Ивом? Ты же не можешь быть повсюду.
— Я там, где я необходим. Мои глаза — сороки, сойки, перепелки, куропатки, совы, белки, зайцы, волки. Если происходит что-то необычное, что тревожит их, я это вижу. Чтобы присмотреть за кем-то, достаточно пустить птицу по его следу.
— Значит, за Ивом летит какая-то птица? — переспросила я.
— Сорока. Очень любопытная и неутомимая сорока. Да ты ее сама видела, когда мы встречались в последний раз! Так ты попробуешь?..
Я подошла к дереву и протянула руку к паутине, которая подалась мне навстречу с жадностью волка, посаженного на поводок. Лед... Показалось, он проник под кожу, заструился по венам, стремясь добраться до сердца. Я отдернула руку, но кончик паутины словно приклеился к пальцам, не желал отпускать, продолжал наполнять жилы стужей. Я потянула сильней, задыхаясь от холода, сделала шаг назад — паутина натянулась парусом, не отпускала, зеленый краешек на глазах окрашивался красным. «Из растений оно пьет зелень, из людей — кровь!» — с ужасом поняла я.
— Помоги мне,— прохрипела я стынущими губами, обращаясь к Лешему.— Она меня затягивает. Нет,— вскрикнула я,— за руку не трогай!
Не хватало еще, чтобы мы оба увязли в высасывающей жизнь сети. Леший схватил меня за плечи и с силой отдернул назад, Паутина не выдержала, затрещала, порвалась. Мы отлетели в сторону, раздавив поганки и нарядные шляпки мухоморов, ковром стелившихся у подножия березок.
— Как ты? — Леший помог мне подняться.
— Бывало и лучше,— прокряхтела я.
— Не получилось? — глухо спросил он.
— Я попробую еще,— после заминки пообещала я.
— Нет.— Леший решительно качнул головой.— Это опасно, сама видишь.
— Но я хочу помочь!
Хранитель леса с сомнением посмотрел на меня: в нем боролись желание вылечить свои владения и нежелание подвергнуть меня опасности. Победило последнее.
— Ты уже помогла тем, что выяснила, что за напасть постигла лес,— хрипло произнес он.— Мы найдем того, кто сделал это, и заставим его снять заклятие.
Я в замешательстве кивнула, не рискнув озвучить собственные мысли, Я бы предпочла еще раз сунуть руку в кровососущую паутину, чем встретиться с тем, кто ее создал.
Леший провел меня еще по нескольким уголкам леса. На всех гибнущих деревьях висели насытившиеся сети. Масштаб катастрофы был ясен, пути преодоления — неизвестны.
Кое-где сети стелились по земле — там, где прежде была цветущая лужайка или грибная поляна. Леший, ведя меня по лесу, угодил в одну из них прежде, чем я ее заметила. Вопреки моим опасениям, паутина на него никак не отреагировала. Лишь колыхнулась и, словно обманутая в надежда, вновь оплела землю.
Притихший Варфоломей бежал рядом со мной, боясь сделать в сторону хоть шаг и угодить в опасные путы.
Наконец Леший вывел нас на широкую тропу и махнул рукой.
— Вам сюда.
— Как? — Кот подскочил на месте,— Ты разве не выведешь нас к избушке?
Леший уныло повесил голову и с горечью признался:
— Силы нынче не те. Придется вам самим добираться.
— Так туг пара дней пути,— угрюмо заметил Варфоломей.
Леший еще больше сгорбился, и я поспешила вмешаться:
— Ничего дойдем, не развалимся,
Леший благодарно взглянул на меня и раньше, чем я успела возразить, Метнулся к ближайшему дереву и исчез.
— А-а-а...— пробормотала я,— ты нас разве не проводишь?
Оставаться одной в оплетенном злой магией лесу было жутко.
— Делать ему нечего, как с нами два дня топать,— проворчал кот и нервно дернул хвостом.— Пошли, смелая ты моя.
— Ты хоть знаешь, куда идти-то?
— Не боись, со мной не пропадешь! — успокоил он.— Я тут все стежки-дорожки знаю.
Сначала мы бежали вприпрыжку — я надеялась, что дорога не все время проходит по лесу и скоро выведет нас к полям-лугам, потом выдохлась и догадалась спросить. Кот объяснил, что лесом путь до избушки самый короткий. А обходной, по лугам и долинам, займет вдвое больше времени.
— А его-то как раз у нас и нет,— уныло заметила я.— Скоро Ив даст о себе знать, и надо будет что-то решать с Василисой.
— Так что хорош лентяйничать,— прикрикнул на меня кот,— топай давай.
Каждый шаг давался с трудом. Казалось, к ногам привесили пудовые гири. Мерещилось, между стволами деревьев мелькают пугающие тени. Чудилось, из темных дупел деревьев следят за нами чьи-то злые глаза. Сжималось сердце: «Останешься здесь навсегда». И тогда, шарахаясь от свисающих с ветвей магических паутин, мы с котом убыстряли шаг и неслись вперед. Я — чуть не выпрыгивая из лаптей, кот — стараясь не отставать и передвигаясь длинными скачками.
